«Профессорская» эмиграция

…

Ты родину свою унес с собой,

Ее нигде в пути ты не оставил.

Доволен будь везде своей судьбой,

Себя жалеть под солнцем мы не вправе

 

Пускай потеряны и родина и дом,

Изгнанникам дано иное счастье:

Во всем величьи целостном своем

Мир ощутить, разорванный на части

 

                           Из стихотворения белградца В. Л. Гальского[1]

 

 

Справка

 

Для Королевства сербов, хорватов и словенцев эмиграция была прежде всего «профессорской». Еще живут те, кого учили русские специалисты, память о которых пока не умерла. Одной из самых известных, снискавших почет и уважение профессий, следует считать инженерную. Именно русские этой профессии сделали чрезвычайно много для обустройства послевоенной страны, давшей им кров и возможность работать по своей специальности.  Чтобы яснее представить себе картину «русской инженерной оккупации» министерств Белграда скажу: в начале 1921 г. в министерстве строительства работало 90 русских инженеров, архитекторов[2], в министерстве путей сообщения — 65 русских инженеров: 25 — в сфере эксплуатации ж/д, 30 — на их строительстве и 10 — на строительстве и эксплуатации водных путей[3].

Русские работали в министерстве  сельского хозяйства и водных ресурсов, министерстве торговли и промышленности, министерстве лесов и полезных ископаемых[4].

Конечно, если говоришь о «профессорской эмиграции», то надо говорить об их деятельности в Белградском университете.

К маю 1921 г. в Белградском университете читали лекции 33 русских ученых. На техническом (инженерном) факультете —  Александр Андреевич Брандт (1855, Санкт-Петербург—13. 02. 1933, Блед, Словения) преподавал термодинамику,  П. Буковский — начертательную геометрию, Николай Александрович Житкевич, бывший профессор в Николаевской инженерной военной академии в Санкт-Петербурге, — гидротехнику,  основы строительных конструкций и промышленных сооружений;  Петр Эдуардович Зайончковский (1884—1952), доцент Киевского Гидротехнического института вел семинары по математике и упругости; Александр Иванович Косицкий, бывший профессор Военно-технического института в Киеве читал лекции по газовым двигателям (автомобили, самолеты), Дмитрий Сергеевич Красенский, бывший профессор Технического института и Николаевской инженерной военной академии в Санкт-Петербурге, — по системам отопления и вентиляции, Алексей Александрович Лебедев (21. 08. 1878 (1876), Санкт-Петербург—до 24. 04. 1964, Сантьяго, Чили), бывший профессор Горного института в северной Пальмире, — по легким двигателям внутреннего сгорания и автомобилям,  Георгий Николаевич Пио-Ульский (24. 01. 1864, Псков—31. 07/13. 08. 1938, Белград) — по термодинамике и паровым турбинам,  Николай Антониевич Пушин (07. 02. 1875, Саратов—09/22. 10. 1947, Белград) — по электрометаллургии, Павел Никифорович  Рышков (13/26. 01. 1875—18. 07. 1959, Белград), бывший ректор Киевского Политехнического института — по строительству железных дорог и мостов, Константин Дмитриевич Серебряков (20. 03. / 01. 04. 1871— 01. / 14. 09. 1930, Белград), доцент Харьковского Политеха, преподавал  черчение и детали машин;  Владимир Владимирович Фармаковский (1888, Симбирск—1954, Белград), бывший профессор Киевского Политеха, — конструирование машин, котлов и локомотивов; Яков Матвеевич Хлытчиев (1886, Нахичевань—1963, Белград) — вел семинары по математике, статике, гидравлике, Антон Дмитриевич Билимович (полная фамилия: Бич-Билина-Билимович, 1879, Житомир—1970, Белград) преподавал математику и механику, Владимир Дмитриевич Ласкарев читал лекции по геологии. Позднее на техническом факультете работали Вениамин Николаевич Щегловитов (1875—1955), читавший лекции по эксплуатации ж/д и строительству дорог, Константин Васильевич Марков — по технологии строительства, Иван Сергеевич Свищев (Свищов) (11. 11. 1875, близ Белгорода—22. 06. 1973, Лос-Анжелес) — по геодезии. На богословском факультете работали:  Михаил Александрович Георгиевский преподавал староеврейский, Александр Павлович Доброклонский (10. 12. ст. ст. 1856, Павловский Посад, Богородский уезд, Московская губ.—1937, Белград) — церковную историю, Ф. Титов — библейскую историю и библейскую археологию. На отделении архитектуры профессор Института гражданских инженеров, Политехнического института, Женских политехнических курсов и Школы Императорского общества поощрения художников в Санкт-Петербурге Петр Павлович Фетисов читал лекции по архитектуре старого Востока. На сельскохозяйственном факультете преподавали: Юлий  Николаевич Вагнер (1865— ок. 1946, по др. данным: апрель 1945, Вена) читал лекции по энтомологии, Николай Илларионович Васильев (23. 10. 1873, Полтава—04. 09. 1930, Белград) — по агрохимии и с/х технологии, Тимофей Васильевич Локоть (19. 01. 1869, Чернигов—12. / 25. 07. 1942, Белград) — по частному земледелию и селекции, Иван Павлович Марков (?—1944, Аргентина, по др. данным: 1962, США) — по анатомии и физиологии, зоотехнике, Александр Иванович Стебут (1877—1952, Белград) —  по почвоведению и общему земледелию, Александр Н. Челинцев — по с/х экономии, аграрной политике, с/х географии Югославии. На философском факультете читали лекции: Евгений Васильевич Аничков (1864, по др. данным: 1866, Боровичи, Новгородская губ.—1937, Белград) — по сравнительной литературе европейских народов, Георгий Емельянович Афанасьев (1850—15. 12. 1925, Белград)  — по русской  истории XIX в., политической и умственной эволюции Франции в XVIII в., Василий Васильевич Зеньковский (04. / 17. 07. 1881, Проскуров, совр. Хмельницкий—05. 08. 1962, Париж)  преподавал экспериментальную психологию, Александр Львович Погодин (03. / 15. 06. 1872, Витебск—03. / 16. 05. 1947, Белград) — русскую литературу и польскую историю. На юридическом факультете преподавали: К. М. Смирнов читал лекции по римскому праву, Александр Васильевич Соловьев (1890—1971) — по истории славянского права, Евгений Васильевич Спекторский (1875, Острог, Волынь—1951, Нью Йорк)  — по сравнительному конституционному праву, Федор Васильевич Тарановский (1875, Плоньск—1936, Белград)  — по истории славянского права, Михаил Павлович Чубинский (1871—1943) — по уголовной политике[5].  На медицинском факультете преподавали Илья Федорович  Шапшал и Николай Васильевич Краинский.                         

 

              *                        *                         *

 

 20 июня 1920 г. состоялось учредительное собрание Союза русских инженеров в Королевстве СХС.  Цель — традиционная для всех подобных союзов, обществ, объединений — объединить, защитить, помочь. Первый председатель Эдуард Брониславович Войновский-Кригер (1870—1933, Берлин), инженер-путеец, в прошлом  самый крупный акционер Владикавказских ж/д, в 1915—1916 занимал пост замминистра путей сообщения, с декабря 1916 г. — министр. Был в числе немногих, кто успел хотя бы часть капитала вывезти заграницу, в том числе и в Королевство СХС. В Белграде стал во главе Союза русских торговцев, промышленников и банкиров. Был представителем английского и французского капитала в Русско-славянском банке в Белграде. Больше времени был в разъездах по Европе, особенно в Париже, нежели в столице СХС[6].

Почетными членами Союза в 1922 г. стал Петр Николаевич Врангель (по специальности геология), глава правительства Никола Пашич (по специальности строительный инженер), в 1933 г. инженер-адмирал Кедров, в 1929 г. Аврамович, новый председатель Объединения югославских инженеров[7].

Русские инженеры были сотрудниками министерства финансов, в Генеральной дирекции кадастра работало 10 русских геодезистов[8]. В 1930 г. 32 русских инженера трудились в Генеральной дирекции водных ресурсов[9].

Во главе этого почтенного учреждения целых десять лет находился  профессор Сергей Павлович Максимов (1872, Санкт-Петербург—?), преподававший одно время в Белградском университете. Прибыв в Королевство в 1919 г., он устроился вначале инспектором, а с 1920 по 1929 г. стал руководителем  Дирекции водных ресурсов. Потом — с 1929 по 1941 г. — технический директор  акционерного общества в сфере водного хозяйства[10].  

К концу ноября 1923 г.  в разных службах городского управления Белграда работало 122 эмигранта. Среди них  и 26 инженеров[11]. Попутно замечу, что идущих нарасхват геодезистов со средним специальным образованием и окончивших шестимесячные курсы  было свыше ста в восточных регионах Королевства[12]. 

6 января 1921 г. в Белграде был учрежден Союз агрономов, ветеринаров и лесных инженеров (ул. Неманьина, 26). Председателем стал, по некоторым данным, профессор сельскохозяйственного факультета Белградского университета Александр Иванович Стебут[13].

К концу 1922 г. в нем насчитывалось 195 человек (агрономов —109, ветеринаров — 63, лесных инженеров — 23). Со времени своего основания и до «исчезновения» в начале 1930-х годов вследствие отъезда многих в иные страны[14] его специалисты давали бесплатные советы и снабжали информацией пахарей, огородников, виноградарей, занимавшихся скотоводством, садами, пчеловодством и др., начиная от покупки земли или ее аренды до переработки и хранения готовой продукции. Через два года информационно-посредническое бюро, решив, что пользователи его услуг «встали на ноги», прекратили практику бесплатной помощи[15]. Были введены тарифы на услуги: устный совет стоил 15 динаров, письменный ответ, информация, рекомендация — 25 динаров, обширная инструкция — 50 динаров[16].

Практичность была даже в том большом внимании, которое специалисты сразу  стали уделять проблеме обновления сельского хозяйства в России после ожидавшегося падения большевистской власти[17]. На совещаниях  читались рефераты, велись дискуссии. Результатом стало решение Союза в Белграде от 3 декабря 1922 г. о формировании Оргбюро по разработке проблематики обновления  и развития сельского хозяйства в национальной России. В Бюро были избраны Валентин Телесфорович Шацкий (председатель), Б.С. Каминский, Александр Н. Челинцев, А.Н. Сорокин, Лев Аркадьевич Сопоцко (Сопоцько) и Дмитрий Федорович Конев. Денежные средства в размере 61 100 динаров для дальнейшей работы Бюро представил Всероссийский земский союз[18].

Скорее всего, работа  Оргбюро после израсходования этих, в сущности небольших средств, постепенно угасла, да и власть большевиков продолжала держать Россию в своих руках.

Много инженеров было и в Русском научном институте (РНИ). Он начал свою деятельность осенью 1928 г.  и содержался на деньги Королевства. На торжественном открытии РНИ его первый председатель Е.В. Спекторский сказал: «Когда гонимые на родине английские пуритане уходили в заморские края, они уносили с собой  самое ценное для них, именно Библию. Когда Амос Коменский уходил в изгнание из разгромленной Чехии, он уносил с собою наброски своей Пансофии. Когда Наполеон на коне, окруженный блестящею свитою, входил в одни ворота Иены, в другие пешком уходил Гегель, неся под мышкою рукопись “Феноменологии духа”. Подобным образом и русские ученые уходили в изгнание с пустыми руками, но с полным сердцем. Они уносили с собой не сундуки, наполненные всяким хозяйственным добром, а священное пламя русского духа. И первою их заботой при водворении на чужбине было стремление не угашать этого духа, сохранить пламя и передать его идущему на смену поколению. Так возникали в местах русского рассеяния очаги русского духа и русской культуры»[19]. Вначале в состав РНИ входил 21 специалист. Большинство  были инженерами: В.И. Баскаков, Ю.Н. Вагнер, Н.И. Васильев, Д.Ф. Конев, А.И. Косицкий, Т.В. Локоть, И.П. Марков, Г.Н. Пио-Ульский, И.С. Свищев, В.В. Фармаковский[20]. В 1938 г. в составе РНИ  было уже 58 ученых[21].

О том значении, которое придавалось Институту властями и сербскими коллегами, видно из факта его размещения в здании Сербской Академии наук и искусств в самом центре столицы, на ее главной улице Кнез Михайлова.  Только после постройки Русского дома  Институт в 1933 г. переехал под «русскую крышу».

Тогда председатель РНИ академик Ф.В. Тарановский, выступая на открытии Русского дома, сказал: «Мы русские ученые, прибывшие в Югославию, оказались в положении лучшем, чем все наши коллеги в эмиграции, ибо в значительном большинстве, почти все, мы оказались у своего дела и остаемся при нем либо в качестве преподавателей в высших учебных заведениях, либо в качестве сотрудников в различных специальных учреждениях научного характера... наш долг заключается в том, чтобы культивировать свободную русскую науку. Ради осуществления этой задачи, мы с самого начала объединялись, дабы соединенными силами продолжать славные традиции русской науки и в них воспитывать нашу русскую молодежь. К этого рода деятельности нашей относятся наши лекции по русской истории, русской литературе, русской философии, русскому праву, которые мы читали в местных университетах на русском языке специально для студентов русских и в русских народных университетах для более широких кругов русской эмиграции... Все, что мы раньше делали для культивирования свободной русской науки, приобрело с основанием Института прочность и обеспеченность для дальнейшего систематического развития. Русский Научный Институт в Белграде стал в значительной мере общим научным центром для всей русской эмиграции. В связи с его открытием переселился в Белград русский академик П.Б. Струве, экономист и социолог с мировой известностью... выдающемуся участию П.Б. Струве в трудах Русского Научного Института Институт  весьма много обязан в своем развитии»[22].

По приглашению Института в нем работали Дмитрий  Сергеевич Мережковский, Константин Дмитриевич Бальмонт, Игорь Северянин, известный специалист по аэродинамике Дмитрий Павлович Рябушинский, выдающийся биолог, член Пастеровского института в Париже Сергей Иванович Метальников, историки Евгений Францевич Шмурло, Иван Иванович Лаппо, Антоний Васильевич Флоровский, византолог Георгий Александрович Острогорский, философы Иван Иванович Лапшин, Николай Онуфриевич Лосский, Семен Людвигович Франк[23]. 

РНИ выделил ряд стипендий молодым талантливым исследователям, например Константину  Воронцу, чья последующая научно-исследовательская деятельность славила имя России и Сербии  в области теоретической и прикладной механики. Выдающийся талант ученого успешно сочетался в нем  с  блестящей педагогической работой по подготовке научных кадров, которая привела к созданию широко известной белградской школы механики флуида.

Самой распространенной формой деятельности РНИ были лекции. За первые десять лет Института было прочитано 650 лекций. В их числе:  65 — по агрономии, биологии, медицине, 53 — по механике, физике, математике, 32 — по технике и 47 — по военным наукам[24].

В Русском научном институте можно было услышать лекции И.А. Ильина, П.Б. Струве, А.А. Кизеветтера, В.В. Зеньковского, С.Л. Франка, Н.О. Лосского, Г.В. Флоровского, Д.И. Мережковского, К.Д. Бальмонта, Е.П. Чирикова. Институт устраивал выступления З. Гиппиус, И. Северянина, А. Алехина. 

Руководил определенное время этим уникальным научным собранием Е. В. Спекторский, возглавлявший в России Киевский университет св. Владимира.

В Институте действовали отделения гуманитарных, естественных и прикладных наук. Лекции и семинары проводились не только в Белграде, но и в Загребе, Нови-Саде, Сомборе, Субботице, Скопле, Дубровнике и других городах Югославии.  Плодотворной была издательская деятельность.

В частности, было опубликовано 17 томов, включавших 180 статей русских ученых из разных стран (нечетные тома — статьи по гуманитарным областям знания, парные — по точным наукам). 

Наглядным результатом деятельности Института могут служить и изданные им два тома «Трудов IV Съезда русских академических организаций за границей» (1929 г.), а также подробные «Матерьялы для библиографии русских научных трудов за рубежом. (1920—1930)».

 «Эти два издания, — подчеркивал Ф.В. Тарановский, — представили общественному мнению цивилизованного мира документальное доказательство того, что наряду с подъяремной русской наукой в С.С.С.Р. существует в эмиграции свободная русская наука, которая продолжает русскую национальную традицию и стремится ее сохранить до восстановления свободной национальной России, в воскресении которой не сомневаемся»[25].

Если немного отойти от естественников и приблизиться к гуманитариям, нельзя не сказать, что одним из первых объединений русских ученых стало сформированное в 1921 г.  Археологическое общество, председателем которого был избран филолог и историк-славист, профессор Белградского университета А.Л. Погодин, ранее преподававший в высших школах    Варшавы и Харькова.

 В Обществе участвовали такие видные историки общественной мысли, церкви, права, как А.П. Доброклонский, Е.В. Спекторский, Ф.В. Тарановский, С.В. Троицкий, Е.В. Аничков, М.Н. Ясинский, А.В. Соловьев, В.А. Мошин, Г.А. Острогорский[26].

В него входил и такой видный ученый, как С.Н. Смирнов, автор объемного исследования «Сербские святые в русских летописях». Наряду с сюжетами, связанными с именами Савы Сербского, князя Лазаря, Стефана Немани, Стефана Лазаревича, Стефана Дечанского и многими другими святыми, почитаемыми на Руси/в России, автор дает толкование тому удивительному явлению, что княгиня Милица — жена князя Лазаря, убитого на Косовом поле, — признается святой не у себя на родине, а в России[27].

Практически все русские ученые «отметились» и своими трудами.

Только несколько имен: А.А. Брандт издал учебник «Техническая термодинамика», В.С. Жардецкий — «Гидромеханика», В.Д. Ласкарев опубликовал примерно сорок работ по геологии, минералогии, много труда положил на составление геологических карт окрестностей Белграда[28]. Генерал-майор Иннокентий Андреевич Зыбин (24. 04. 1862—до 01. 11. 1942, Белград) издал ряд книг по топографии и геодезии в первой половине 1920-х годов в Белграде, в их числе и «Записки по низшей геодезии для Межевых курсов при Ген. Дирекции Кадастра». Издание II-е. Белград, 1921. Издание Межевых Курсов Министерства Финансов в Королевстве СХС[29]. Лев Аркадьевич Сопоцько (1880—?) издал в трех томах свою «Геодезию»[30]. В 1936—1938 гг. инженер Владимир Николаевич Боголюбский (1898—после 1963) получил возможность напечатать свои лекции (в трех частях), прочитанные на Технических курсах  имени профессора А. С. Попова — «Прикладная радиотехника»[31]. Александр Иванович Косицкий  написал ряд статей по  паровым котлам и двигателям внутреннего сгорания и др.[32] Михаил Михайлович Костевич (18. 09. 1877, Сахалин—15. 07. 1957, Буэнос-Айрес), профессор-химик, полковник императорской русской артиллерии,  военный инженер издал в 1934 г. в Белграде брошюру «Магнезиальные цементы в артиллерии. — Сравнительное действие динитрогликоля и нитроглицерина на орудийную и снарядную стали и латунные гильзы. — Storage of ammunition in the field during the  Great War. Some practical examples when fire took place. — Some practical remarks concerning the burning of smokeless powders. — Микрофотография и рентгенография при приемке пироксилинов и бездымных порохов в артиллерии. — Горение пороха в башнях на дредноутах и крейсерах»[33]. Инженер Леонид Михайлович Михеев (14. 11. 1883—06. 02. 1962, Нью-Йорк) напечатал в конце 1930-х годов по инженерному искусству несколько руководств, в их числе «Полевое инженерное искусство. Искусство использования и изменения местности в целях полевого боя», опубликованное в 1939 г. в Белграде, а в  1937—1938 г. издал «Основания подготовки государства в инженерном отношении к войне» в двух частях[34] У генерал-майора Владимира Александровича Тараканова (1876—?) в 1933 г. в Белграде  вышли из печати  лекции «Тактика броневых войск», читанные на Высших военно-научных курсах генерала Головина в Белграде[35].

Конечно, были трудности с языком, особенно для гуманитариев, где он основное средство передачи информации. Тем не менее русские профессора в осеннем семестре 1921 г., кроме лекций на русском, уже смело планировали  курсы лекций на сербском языке: Е.В. Аничков — новые русские поэты, А.Л. Погодин — история русской комедии от Гоголя до Чехова, В.В. Зеньковский — история русской философии XX в., Г.Е. Афанасьев — эпоха Александра II, Ю.А. Никольский — спецкурсы по русской литературе, Ф.В. Тарановский — история источников русского права, А.В. Соловьев — спецкурс по истории русского государственного права, Е.В. Спекторский — философия права в России[36].

Все они были учеными, но никто из них не  умел зарабатывать так, как  Яков (Агоп) Матвеевич Хлытчиев. Это был талантливый ученый, отличный инженер,  который мог успешно продавать свои знания, «делать деньги».  В 1904 г. он завершил с золотой медалью классическую гимназию в Ростове-на-Дону. В том же году стал студентом столичного Политехнического института имени Петра Великого на отделении кораблестроения. Посещал в 1905—1906 гг. Высшую техническую школу в Берлине, сделав на это время перерыв в учебе на родном факультете. После окончания альма матер  А. М. Хлытчиев пробовал себя инженером-конструктором, консультантом, работал инженером в четырех  кораблестроительных компаниях, его увлекали и военные и торговые суда.

 Привлекал Хлытчиева и педагогический труд. С 1913 г. преподаватель в родном институте теории упругости и др., а на следующий год он читал лекции по проектированию судов. Владел французским, немецким, английским.

 В 1915 г. стал адъюнктом технической механики.

29 сентября 1916 г. венчался в Петрограде с Татьяной Иванюковой.

После революции дальновидный Хлытчиев увез жену в Херсон, где сумел хорошо устроиться на знакомую преподавательскую работу. С 1918 до конца 1919 г. наряду с преподаванием был директором верфи. В январе 1920 г. последовал отъезд в Севастополь, откуда на французском судне отплыл в Царьград с помощью своего коллеги по Политехническому институту Степана Прокофьевича Тимошенко. Именно он  выправил у французских властей необходимые бумаги, благодаря имевшемуся у него документу с благодарностью от Общества французских инженеров.

Из Стамбула Хлытчиев с семьей перебрался в Белград, где сразу получил место инженера Генеральной дирекции водных ресурсов. В апреле того же года перешел в Отделение судоходных рек и каналов в отделе судостроения той же дирекции. Тогда же стал преподавать на техническом факультете Белградского университета. Его работа была связана с графистикой, гидравликой, технической механикой. Большую поддержку ему оказал шеф кафедры, почитатель русской механики Иван Арновльевич, сразу высоко оценивший способности молодого инженера.

 Однако в Белграде оказался и спаситель Хлытчиевых Тимошенко, которого также сердечно принял Арновльевич. Поняв, что Белград слишком мал для них двоих, они решили бросить жребий, кому ехать в Загреб или Любляну. Судьба распорядилась остаться Хлытчиеву в Белграде, а Тимошенко ждала дорога в Загреб, прохладное отношение тамошней научной публики  и продолжение дороги в Америку, где он стал «отцом инженерной механики» в Стенфордском университете в Калифорнии, членом многих Академий, автором трудов, переведенных на все мировые языки.

 Хлытчиев также успешно вел свои дела.  С 1922 по 1924 г.  он, продолжая преподавание, параллельно был директором  белградского предприятия по обогреванию «Калория». В 1925 г. принял подданство Королевства. В 1932 г. был назначен ординарным профессором технического факультета Белградского университета.  Об удивительном ученом-дельце, удачливом и в науке и в бизнесе, в журнале «Бух!!!» (1932. № 12) были такие строки:

Он черен — как черна смола,

Его отчизною была,

Скажу Вам по секрету я,

Азербайджанская земля.

Студентов техники кумир

Он и профессор, и банкир,

В Университете элемент,

А в Русской Задруге процент;

Процент велик, и посему

Не плохо с нами жить ему...

Его фамилия на Ха!?!

Но кто из нас здесь без греха?

 

Его близкими друзьями стали историк искусства Николай Окунев, художник Мстислав Добужинский, математик Антон Билимович и его жена Елена, о. Виталий Тарасьев, семья Георгия Острогорского, филолог Ирена Грицкат, Роман Верховский. Переписка жены охватывала многих — от старых знакомых Гагариных, Хрипуновых, Скобельцыных до Александра Соловьева, Владимира Мошина, Юрия Ракитина, семьи Таубер, Кирилла Тарановского, Игоря Северянина.

В 1933 г. он стал акционером и до 1939 г. являлся директором предприятия «Кална» в Южной Сербии.  Много жертвовал на  русский женский монастырь Успения Богородицы близ Мазурских островов, а в 1940 г. обители Благовещения на Афоне.

После вторжения немцев в апреле 1941 г. в Белград  был арестован и провел два месяца — май и июнь — в тюрьме. В военном Белграде преподавал сопротивление материалов на кафедре технической механики.

После войны заведовал кафедрой механики и открыл судостроительный отдел в Белградском университете. Основал и руководил Отделением прикладной механики Института машиноведения Сербской Академии наук и искусств (САНИ), став одним из основателей общества прикладной механики.  С января 1951 г. научный сотрудник математического института САНИ. С 1952 г. — член Академического совета ФНРЮ. Академиком избран 10 июня 1955 г. В следующем году вышел на пенсию[37].

Такова удивительная жизнь этого разностороннего по своим дарованиям человека, много успевшего сделать и для себя и для науки приютившей его страны, для студенчества, для промышленности.

Много сделал для России, потом для Королевства Югославии Георгий Николаевич Пио-Ульский, кавалер орденов Св. Владимира III ст., Св. Станислава I ст., Св. Анны I ст.,  генерал-лейтенант, инженер.   Он окончил Морское инженерное училище в Кронштадте и Николаевскую морскую академию в Санкт-Петербурге по механическому отделению. Преподавал в Морской инженерной школе, позже — профессор Института путей сообщения (с 1896 г.) В 1910 г. избран профессором этого института, затем профессором Политехнического института  по отделению кораблестроения.

Конструктор и советник Балтийского кораблестроительного завода. 

Во время войны — начальник механического отделения центральной механической лаборатории военного министерства. Потом была эмиграция. 

Белград сразу оценил своего нового жителя.  Его знания и опыт были сразу поставлены на службу  Королевству. Г. Н. Пио-Ульский  — профессор термодинамики, кинематики машин и паровых машин технического факультета Белградского университета, где вскоре создал свою лабораторию. Конструктор и советник при постройке крупных морских судов. С 1920 г. — ординарный профессор университета. Специалист в области паровых турбин. Автор многих научных трудов. Он читает курсы лекций по термодинамике и паровым двигателям, пишет учебники, организует музей машин, редактирует журнал «Инженер», является председателем секции математических и технических наук Русского научного института[38].

С его именем был связан и «случай  Владимира Фармаковского», либерала по взглядам, профессора технического факультета в Белградском университете, заместителя председателя Союза русских инженеров в Югославии. В 1930 г. в СССР был перепечатан в переработанном виде его учебник «Машиноведение», ранее изданный в 1915 г. в Киеве. Сведения о «случившемся» дошли до монархического Белграда в 1932 г. Причем и до этого у Фармаковского в Одессе и в Москве печатались книги: одна в 1928 г., другая в 1930 г.  «Бурю»  подняли прежде всего  бывшие петроградские путейцы, известные как ревностные монархисты и антикоммунисты. Узнав о том, что их коллеге «Советы» напечатали книгу, они потребовали отставку не только Фармаковского, но и Пио-Ульского, тогдашнего  председателя Союза русских инженеров в Югославии, и другого его  заместителя Косицкого. В итоге вся троица в 1933 г. вышла вообще  из состава Союза русских инженеров Югославии[39].

Можно сказать, что политика победила науку. 

Но в то же время научный авторитет не был поколеблен. Это было особенно видно, когда в 1934 г. Пио-Ульский отмечал свое 70-летие, 50-летие на службе у государства и 40-летие работы в университетах и других учреждениях, связанных с его профессиональными интересами. Тогда он был буквально засыпан поздравлениями не только в Югославии, но и прсланными из других стран[40].

В области механики работал и профессор Константин Дмитриевич Серебряков, переменивший много мест в поисках лучшей доли.  В 1893 г. он окончил физико-математический факультет родного Московского университета, а в 1894 г. — Алексеевское пехотное училище. В 1895 г. поступил в Высшее императорское техническое училище в Москве, выйдя из  него в 1899 г. со званием инженер-механик. С 1900 г. на преподавательской работе: Екатеринославский Горный, потом Харьковский Технологический институты, с 1910 г. — в родной альма матер. Имел ряд трудов. В конце 1910 г. К. Д. Серебряков поступил в Московскую городскую управу как конструктор трамвайных вагонов, а в 1912 г. перешел на частную службу управителем медно-прокатного завода «Гловно» в Польше. В 1914 г. пошел добровольцем на фронт в чине подпоручика. С 1915 г. в комиссии по снабжению армии металлами, учрежденной при Главном штабе. Потом был опять Харьковский Технологический институт. С 1920 г. в Белграде — профессор прикладной механики университета[41]. Такова краткое жизнеописание Константина Дмитриевича, родившегося в Москве и умершего в Белграде.

По мостовым Белграда и Загреба ходил и саратовец Николай Антонович Пушин. Разносторонность дарований позволила провинциалу поступить и успешно окончить физико-математический факультет Санкт-Петербургского императорского университета, стать профессором Электротехнического университета в городе на Неве, магистром химии Московского университета, редактором журнала «Вестник химического общества».

Научные заслуги Н.А. Пушина, а также его вклад в оборонное дело были отмечены орденами Св. Станислав III ст., Св. Анны III и II ст., Св. Владимира IV ст., а также царскими золотыми часами с сапфирами.

В эмиграции он продолжает прежние занятия, совмещая преподавание с наукой: в 1920/21 учебном году профессор технического факультета Белградского университета.

 В 1921—1928 гг. профессор по контракту в Загребском университете.

С 1928 г. он вновь в Белграде. В «Материалах для библиографии русских научных трудов за рубежом» насчитывается 56 публикаций Н.А. Пушина на немецком, английском, сербскохорватском, русском языках. Названия таких его статей, как «Боевые отравляющие газы», «Химическая война и мирное население в период первой мировой войны», заставляют предположить, что он внес свой вклад в создание химического оружия. Умер в 1947 г. в Белграде в звании член-корреспондента САНИ [42].

Свою «золотую лепту» в дело развития геодезии и топографии в Королевстве внес генерал-майор Иван Сергеевич Свищев. В 1897 г. он окончил Военно-топографическое училище в Санкт-Петербурге. В 1907 г. — геодезическое отделение Генерального штаба Академии. Занимал ряд ответственных должностей. Участник Первой мировой и Гражданской войн. Находясь в эмиграции в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, участвовал в создании Военно-географического института. С 1921 по 1941 г. — начальник научного отдела этого института.

В 1924 г. при поддержке властей И.С. Свищев организовал и возглавил геодезические курсы, которые окончило свыше 300 человек, освоивших межевание, столь необходимое в послевоенной стране, в которой проходила аграрная реформа.

В 1924 г. избран профессором технического факультета Белградского университета.

Возглавлял комитет помощи бедным русским студентам.

Конец Второй мировой войны застал И. С. Свищева в Мюнхене, в лагере Шлейхсгейм, где он организовал различные технические курсы, преподавал в УНРовском университете.

В 1949 г. выехал в ставшую для него последним пристанищем Америку[43].

Не только один Я. Хлытчиев  среди ученых обладал деловой хваткой. Были и другие.

Профессор Лебедев в свободное от лекций на техническом факультете время занялся разведением ангорских кроликов. На факультете ему платили 4 000—5 000 динаров в месяц, но ему видимо и этой суммы не хватало на жизнь. За 11 тыс. динаров он купил четыре пары длинноухих. Многие тогда посчитали его сумасшедшим. Но через десять лет он стал владельцем фермы, на которой была уже тысяча ушастых, шерсть которых он поставлял в Англию. Его хозяйство оценивалось в 350 000 динаров[44].

Одно из первых в Королевстве русских крупных предприятий создала в начале 1921 г. группа инженеров-путейцев. Речь идет о строительном, торговом и промышленном обществе с центром в Белграде (Обиличев венац, 27). Во главе стояли бывшие директора, начальники и председатели железных дорог в России. Председателем был Николай Николаевич Вейе. В руководящее ядро входили  Яков Адольфович Абрагамсон, Петр Иванович Шестаков, Илья Игнатович Харитонович, Александр Константинович Дексбах, Эдуард Брониславович Войновский-Кригер, Йорданов, Владимир Николаевич Печковский. Основной капитал составляли спасенные от большевиков средства Владикавказских железных дорог и деньги «отцов-основателей». В апреле 1922 г. в целях концентрации средств и усилий оно было переименовано в строительно-торговое общество «Техника» с управлением в старом составе. Имело свои строительные филиалы в Македонии и Нише[45].

В сентябре 1922 г. последовала новая реорганизация и новое название — строительное предприятие «Техника». Акционеры остались прежними. Нужно добавить, что П.Н. Врангель вложил около пяти миллионов динаров с условием о привлечении «Техникой» бывших воинов, прибывавших массами во второй половине 1921 г.,  в качестве рабочей силы. В середине сентября 1922 г. председателем был избран Борис Иванович Слободчиков. Располагалось Общество на Крунской ул., 53. Во второй половине 1920-х годов, когда бывшие воины стали покидать Королевство, ища лучшие условия на Западе, а Врангель, забрав свой вклад, переехал в Париж, а потом в Брюссель, предприятие зачахло[46].

Профессорским можно назвать учрежденное в середине 1923 г. в Белграде  Общество «Калория», занимавшееся  проектированием и выполнением различных работ по обогреванию помещений, водопроводно-канализационных, электрических, вентиляционных. Главными акционерами стали Пио-Ульский и Красенский, профессора технического факультета унивеситета в Белграде[47].

Там же не на последних ролях был и уже упоминавшийся Хлытчиев. Он успевал везде и  в 1926 г. на первом заседании деревообрабатывающего акционерного общества «Устипрача»  был выбран его  председателем[48].

Инженер Медведев и серб Филипович (инженер-электротехник) в конце 1923 г. были владельцами Электротехнического бюро и имели соответствующую мастерскую[49].

Инженеры Сергей Павлович Адрианов и Александр Васильевич Солодовников возглавляли частное предприятие «Елвогаз»[50].

Гуманитарии не обладали такой деловой хваткой и их знания не «давали процентов с капитала». Они были профессорами, и их имена связаны прежде всего с Белградским университетом, с высшими школами, где они преподавали и писали свои ученые штудии.

Кирилл Федорович Тарановский десятилетним мальчиком прибыл из холодного Тарту в южный Белград, где получил среднее и высшее образование. Он был страстным любителем русской поэзии, следил за ее развитием в России и в эмиграции.  В 16 лет издал сборник своих вольных переводов русской поэзии от Пушкина до Есенина (81 стихотворение 28 поэтов). В то время это был пионерский труд, за который он и его издатель «Омладинска матица» в Белграде в 1927 г. получили похвалы и отличные отзывы. А в 1929 г. он опубликовал собственный сборник стихов «Златна мрежа» (Золотая сеть) на сербском языке. После школы стал студентом юридического факультета Белградского университета. Он мог бы стать отличным юристом, но тяга к искусству, литературе, стремление через искусство осветить «темную сторону»  человеческой души пересилили. Стал переводить Чехова и Островского на сербский язык. Поступил на философский факультет. Совершенствовался у князя Сергея Трубецкого, Романа Якобсона, Павла Бицилли — основателей европейской и американской современной лингвистики, постигая тайны языковой музыкальности,  тайны ритма и рифмы.

Перед началом Второй мировой войны К. Ф. Тарановский завершил докторскую диссертацию «Русские двухчастные ритмы». Занимался преподавательской деятельностью в Европе и Америке.

60 лет в Белградском университете он преподавал язык, его научные интересы лежали в сфере теории стиха (версологии) и знаковой системы в литературе, можно сказать, что его занимали проблемы контекста, метатекста, подтекста. В тех глубинах он  нашел ту невидимую нить, связывающую в одно целое и поэзию и прозу, нить, которая ликвидирует границы между литературами разных народов, связывает человеческие мысли. Тарановский открыл особую систему знаков, которыми осуществляется коммуникация между автором и читателем.

Автор «Книги о Мандельштаме» (Белград, 1982). В ней он всю его поэзию перевел в прозе на сербский.

Книги Тарановского вышли и в Гарварде.

Когда М. Л. Гаспаров, готовя о нем статью в 9 том «Краткой литературной энциклопедии», хотел написать, что он американский филолог-славист и русист, то Тарановский настоял, чтобы в конечном варианте писалось «югославский филолог-славист, версолог. По национальности русский»[51].

Георгий Александрович Острогорский  родился в начале XX столетия, когда византология делала только первые шаги как научная дисциплина. В Мюнхене византологическая кафедра была основана в 1898 г., в Париже — год спустя, в Сербии византологический семинар в Белградском университете стал действовать в 1906 г. Будущий ученый появился на свет в 1902 г. в Санкт-Петербурге,  в  здании, где размещалась гимназия, директором которой был его отец. С детства он окружен был книгами — отцовскими, материнскими, школьными. В гимназические 15 лет страстно хотел изучать историю русской литературы. Читал все. Особенно полюбил Чехова и Достоевского.

В годы Гражданской войны семья — мать, отчим и он — переселилась на дачу недалеко от Петрограда, в Финляндии. Никто не думал, что это навсегда. В ту пору он был принужден работать  где придется, даже на фабрике шляп. В 1921 г. стал студентом в Гейдельберге на философском факультете, одним из преподавателей на котором тогда был Карл Ясперс. Вместе с философией слушал лекции по собственному выбору — история, классическая филология, археология, политическая экономия и социология. После долгих размышлений сосредоточился на двух последних. Учеба тогда завершалась докторской диссертацией, и, ища тему, он пришел к аграрной истории Византии. Следуя советам опытных и старших  коллег изучал византийскую рукопись — трактат о налогообложении. Его привлек этот загадочный и местами почти непонятный текст. Напечатал его в 1927 г. со своими комментариями под названием «Сельская податная община в Византийском царстве в X веке».

Соприкосновение с Византией сыграло решающую роль, этой стране Г.А. Острогорский посвятит всю свою жизнь. Потом была стажировка в Париже. После возвращения в Германию уехал по приглашению в Бреслау (Вроцлав) преподавать в университете византийскую историю, получив ставку доцента. В годы триумфа нацистов и Гитлера решил покинуть Германию и принять приглашение из Югославии.

 Первая встреча Острогорского с этой землей и небом была несколько ранее, в 1927 г. во время II Византологического конгресса в Белграде. Он тогда увидел монастыри Студеницу, Грачаницу и Сопочане, потом был на Афоне. Познакомился с белградскими коллегами.

 Именно по рекомендации ведущих медиевистов, прежде всего Станоя Станиевича и Драгутина Анастасиевича, последовало упомянутое приглашение, и в 1933 г. он прибыл в Белград. В 1935 г. принял югославское гражданство.

Особое внимание профессор Острогорский посвящал государственно-правовой и церковной идеологии Восточного Римского царства, отношениям царства со славянским миром.

Автор изданной в 1940 г. в Мюнхене знаменитой «Истории Византии».

Во время немецкой оккупации продолжал вести византологический семинар, если позволяли обстоятельства. После войны вел семинары и по археологии и по всеобщей истории, грозя прекратить занятия, если не дадут 3 лампочки по 40 свечей и две по 25 свечей, «так как большинство старых лампочек перегорело и не менялось с 1940 г.».

Как и многие белые эмигранты, которые после войны приняли советское гражданство, он был бы скорее всего принужден покинуть Югославию, но благодаря вмешательству  коллег, прежде всего  историка Васы Чубриловича, Острогорский был «изъят» из «проскрипционного списка».

 В 1948 г. ученый основал Византологический институт САНИ, членом которой тогда же был выбран. Потом последовали многочисленные награды и признания —   почетный член академий наук в Геттингене, Бельгии, Англии, США, Палермо, Франции, Австрии, Афинах, почетный доктор наук университов в Оксфорде и Страсбурге и пр.

На пенсию ушел в 1973 г.

Умер в 1974 г., когда готовил четвертое немецкое издание «Истории Византии».

 Хотя был и эмигрант, Георгий Острогорский не стал иностранцем в сербской и югославской науке и культуре. Как и многие его соплеменники, он сделал многое для сербов, их развития, вхождения в мир, возвышая тем самым Белград, Сербию, Югославию[52].

По-иному сложилась жизнь Федора Васильевича Тарановского, замечательного ученого в области истории права славянских народов. В России он успел защитить магистерскую и докторскую диссертации, приобрел опыт преподавательской работы в  Ярославле, Юрьеве (Тарту), Петрограде, короткое время работал (уже после 1917 г.) в Харькове, Екатеринославе (совр. Днепропетровск), Симферополе, написал ряд отличных исследований.

На юридическом факультете Белградского университета он  читал  лекции и писал такие фундаментальные труды, как «Законник Душана и его царство», «Введение в историю права славян», «Славянство как предмет историко-юридического изучения», «История сербского права в государстве Неманичей», учебник «Энциклопедия права».

  После отъезда Е. В. Спекторского в Люблянский университет Ф.В. Тарановский стал во главе Русского научного института. 

В 1933 г. он был избран академиком, а через три года его не стало.

  С 1920 по 1930 г. на юридическом факультете читал лекции по истории общественных теорий  Евгений Васильевич Спекторский. Социолог, экономист, историк, политолог — все вместе. Его имя было хорошо известно в университетских кругах России: он был профессором Варшавского, Киевского, Одесского университетов. В сферу его научных  интересов входили и государственное  право, философия, социология в их историческом преломлении.

Преподавал в Белграде, потом в Любляне.

 После Второй мировой войны несколько лет Е.В. Спекторский провел в лагере для перемещенных лиц в Триесте. С помощью Толстовского гуманитарного фонда эмигрировал в США^[53]. В новой стране с 1947 г.  он принимал активное участие в создании русской Духовной академии им. св. Владимира. После ее открытия читал лекции по социологии и каноническому праву. 

Среди его многочисленных трудов наибольшую известность снискала монография «Государство и его жизнь». Книга  Е.В. Спекторского «Либерализм» была издана в Любляне в 1935 г., а в 1932 г. рукопись его капитального труда  «История социальной философии»  была переведена Иосипом Видмаром на словенский.

Уже в конце XX в. эта книга появилась и на сербском. Большинство исследований ученого все же были напечатаны в Белграде. Например, «Начало науки о государстве и обществе. Учебное руководство для средней школы» (Белград, 1927); «Чехов» (Белград, 1930)[54].

 Здесь необходимо упомянуть еще одно имя и трудную судьбу: речь пойдет о знатоке славянского права Александре Васильевиче Соловьеве. Если не считать некролога, его имя было практически забыто  после Второй мировой войны: в социалистической стране эта область знания оказалась выброшенной из списка предметов высшей школы. Лишь в конце XX столетия профессор Белградского университета Сима Аврамович в своей статье «Житие и труды Александра Соловьева, корифея истории права», опубликованной в  книге «Русская эмиграция в Югославии», сделал первый шаг по исправлению несправедливости и восстановлению биографии своего коллеги по юридическому факультету.

Ко времени своего прибытия в Белград в 1920 г. Соловьев имел опыт работы в университетах Варшавы, Москвы, Ростова-на-Дону,  прочувствовал «прелести» беженского положения в Турции, Болгарии, Германии.

 С 1925 г. он начал плодотворно заниматься историей средневековой Сербии. Проведенные им  исследования  по истории сербского права, ставшие основой для двух фундаментальных публикаций:   «Законодательство Стефана Душана, царя сербского и греческого» и  «Законник Душана 1349 и 1354 годов»,  — позволили заговорить о Соловьеве как о выдающемся ученом. 

Успех сопутствовал ему и в «море житейском». В 1925 г. он по любви женился на Наталье Раевской. В 1933 г. у них родился сын, которого крестили с именем Александр в честь короля, оказавшего им сердечный прием в своей стране, которую эмигранты называли просто Сербией. Соловьев не уставал повторять своему сыну, что всегда следует помнить и почитать отечество Россию и родину Сербию.

Научная  и  преподавательская деятельность Соловьева была прервана в годы Коминформбюро арестом и тюремным заключением в социалистической Югославии за недоносительство.

После освобождения в 1951 г. на седьмом десятке лет ученый с мировым именем был вынужден отправиться в новую эмиграцию — теперь в Швейцарию. В Женевском университете он с успехом занимался геральдикой, русской историей и литературой. Не была забыта и Сербия, которой он посвятил книги —  «История сербского герба» и «Законник царя Стефана Душана 1349 и 1354 годов».

Символично, что с темой сербского законодательства было связано и начало его научной деятельности в Сербии  и прощание с наукой и жизнью[55]. 

Еще одно, уже упоминавшееся имя —  Сергей Николаевич Смирнов (1877—1958, Монтевидео, Уругвай). Инженер-путеец, археолог, историк искусства. В России был управителем царского дворца в Павловске и секретарем великого князя Иоанна Константиновича. Входил в близкое окружение короля Александра, благодаря тому, что после октябрьского переворота он спас от смерти сестру короля княгиню Елену Романову (урожд. Карагеоргиевич) с детьми и переправил их на Запад.

После приезда в Югославию С.Н. Смирнов стал личным секретарем княгини. Одновременно работал в качестве инженера в строительном отделе  при дворцовом ведомстве. Находил время трудиться делопроизводителем в Канцелярии русского государственного уполномоченного по делам русских беженцев.  

Многое он сделал в сфере организации приема и размещения в Королевстве своих соотечественников.

 Архив Смирнова хранится в Народной библиотеке Сербии в Белграде[56] и ждет своего исследователя, которому подарит немало интересного.

Нельзя мне забыть и имя профессора Белградского университета, филолога и историка-слависта Александра Львовича Погодина, ранее преподававшего в высших школах    Варшавы и Харькова,  ставшего первым  председателем Археологического общества.

Среди многочисленных исследований этого ученого, упомяну две статьи, посвященные императорам Николаю I и Александру II и оценке их в сербском обществе. Первая из них любопытна характером источников. Это — оды черногорского владыки Петра Петровича Негоша, посвященные Николаю I, войне с турками, походу Ивана Ивановича Дибич-Забалканского. Здесь же и песни  одного из зачинателей сербской литературы Иоакима Вуича, обращенные к русским императорам, начиная с Петра Великого, впервые обратившего свой взор на Балканы. Вне всякого сомнения, такая нетривиальная штудия помогала конкретизировать связь времен в архаичной форме од и песен, поддерживавших в сербском народе веру в Россию. Вторая статья пронизана разнообразными чувствами и мнениями сербов на различных этапах отношений с Россией, где были свои и темные и светлые стороны. Богатство привлекаемой Погодиным прессы позволило достаточно емко и ярко воссоздать пеструю картину газетного мира, где критика казенщины и самодержавных порядков соседствовала со стихотворениями в славянофильском духе, славословиями России как единственной защитницы славян. Свободная от апологетики и слезливых восторгов работа позволяла глубже понять историю сербского народа, его ожидания, разочарования, надежды, связанные с Россией, которую сербы знали лучше, нежели русские Сербию.

В сущности, нельзя назвать какую-либо научную область, в которой не работали бы русские специалисты и не передавали бы свой опыт и знания молодежи.  Так, в сфере юриспруденции назову имя профессора Михаила Павловича Чубинского, еще до революции заявившего о себе как стороннике южнославянской федерации, опубликовавшего в 1917 г.  труд «История сербско-хорватских отношений и будущее объединение», за который был награжден орденом Св. Савы престолонаследником Александром.

Чубинский был членом Постоянного законодательного совета при министерстве юстиции, автором ряда  работ по сербскому уголовному праву и политике в этой сфере, при его содействии в Белграде были открыты Институт и музей криминалистики[57].    Автор книг  «На Дону» (Из воспоминаний обер-прокурора). (Вена—Белград, 1923); «Реформа уголовного права и процесса в Королевстве сербов, хорватов и словенцев» (Б. м. б. г.) ^[58].

И пожалуй подчеркну, что вклад многих русских ученых был по достоинству оценен сербскими коллегами:  в состав Сербской Академии наук и искусств были избраны А.Д. Билимович, Ф.В. Тарановский, Я.М. Хлытчиев, С.М. Кульбакин, Н.Н. Салтыков, В.Д. Ласкарев, Е.В. Спекторский, В.В. Фармаковский, Н.А. Пушин, К.П. Воронец и Г.А. Острогорский.