Уже в первые годы русского рассеяния среди молодежи появилось особое внимание к религиозным проблемам и изучению Священного Писания, стремление к ознакомлению с жизнью и учением Православной Церкви. В 1923 году в Пшерове, небольшом городке Чехословакии, состоялся религиозный съезд, который положил начало Русскому Студенческому Христианскому Движению, - организации, сыгравшей немаловажную роль в жизни Зарубежья. Этот съезд дал русской эмиграции необычайный заряд творческой энергии не на одно десятилетие. «Благодать Пшеровского съезда растеклась по разным начинаниям»: среди них было и «Православное дело» и Богословский институт в Париже, и издательство «ИМКА-Пресс» и другие».[1] Для молодежи, «опаленной российской катастрофой», этот съезд имел поистине огромное нравственное значение: он открыл первому поколению эмигрантов смысл их «исхода», то, что это «не политическое поражение», а напротив устремление вперед, вверх и вглубь, в условиях необычайной свободы от исторического груза».[2] Безусловно, РСХД было новым явлением для русского общества.

Русская Православная церковь активно поддержала появившееся новое молодежное движение. Следует указать, что сами основатели РСХД специально отмечали, что оно не является епархиальным учреждением: «…Мы служили Церкви в звании мирян, посильно содействуя приближению к Церкви неверующих».[3] Историк русской эмиграции М. В. Назаров дал позитивную оценку деятельности РСХД как «организации в целом достойной и важной в деле оцерковления эмигрантской молодежи».[4] Один из активистов РХСД Иван Аркадьевич Лаговский вспоминал, что «в печатных и устных выступлениях руководителей Движения выдвигался вопрос о том, как может и должна быть построена православная культура, давалось освещение национального вопроса с точки зрения православия, вопрос о построении государственно-социального стоя на началах так называемой «соборности».[5]

В Париже группа Движения весьма инициативно изучала вопросы православной государственности под руководством А. И. Никитина. Начинало развиваться сотрудничество с YMCA в части подготовки совместных изданий.[6] В 1927 году в Париже под эгидой РСХД была создана молодежная организация «Русские витязи», а чуть позже Девичья дружина. Религиозным воспитанием там занимался отец Георгий Шумкин, в прошлом офицер Императорской армии, а затем Белой армии, который окончил Парижский Богословский институт и стал священником.

Летом 1926 года на соборе зарубежного епископата возник острый конфликт между митрополитом Евлогием и большинством архиереев. Этот конфликт, закончившийся расколом, нанес непоправимый удар по единству церкви в эмиграции. Собор вынес осуждение Движению и его миссионерской работе, сотрудничеству РСХД с инославными. Тем самым нарушилось равновесие между различными течениями, входящими в Русское Студенческое Христианское Движение. Но, тем не менее, как отмечает в своих воспоминаниях Н. М. Зернов,1926-1932 годы были расцветом работы РСХД в Париже, и Движение выросло в крупную церковно-общественную организацию.[7]

Тесно связала свою общественную деятельность с РСХД, писательница и религиозный философ Елизавета Юрьевна Скобцова, принимавшая самое активное участие практически во всех начинаниях Движения.[8] Прежде всего, мы встречаем ее имя на страницах журнала «Современные записки», начавшего выходить в ноябре 1920 года. Редактор журнала М. М. Вишняк вспоминал, что Е. Ю. Скобцова вместе с сыном Юрием, имевшим литературный псевдоним «Данилов» были постоянными авторами издания.[9] Но она была не только одаренным поэтом и пылким журналистом, но и серьезным мыслителем. По воспоминаниям современников, целый ряд ее работ с религиозным содержанием не просто имел успех среди русских читателей, но и вызвал глубочайший интерес среди православного духовенства. Не случайно, уже тогда Е. Ю. Скобцова посвящает несколько своих сочинений проблемам святости и христианской нравственности, как-то, «Жатва духа» (1927). Вышедшая в 1929 году в парижском издательстве «ИМКА - Пресс» ее небольшая книга «А. Хомяков» продавалась с рекламной информацией на обложке «Соборность в православной мысли».[10] Русская молодежь зачитывалась тогда ее работами о религиозном философе В. Соловьеве и крупном православном писателе Ф. М. Достоевском.

В конце 1920-х годов Е.Ю. Скобцова под непосредственным влиянием митрополита Евлогия (Георгиевского) и протоиерея Сергия Булгакова все более и более задумывается о том, чтобы изменить собственную жизнь в соответствии со своими религиозными идеалами и принимает нелегкое решение стать монахиней. Е. Ю. Скобцова заочно изучала богословие в Санкт-Петербургской духовной академии, а затем неоднократно пересматривала собственную жизнь под влиянием христианского учения. Став духовной дочерью о. Сергия Булгакова, талантливая поэтесса, журналистка и религиозная писательница впитала многие идеи, высказываемые этим выдающимся пастырем русского зарубежья.

В начале весны 1932 года Е. Ю. Скобцова обращается к митрополиту Евлогию (Георгиевскому) за благословением принять монашеский постриг. Он был совершен в храме Свято-Сергиевского подворья в Париже самим Владыкой Евлогием в марте того же года. Имя для монахини выбрал сам Владыка, как бы тем самым, посылая ее в мир к людям, часто грубым и злым. Владыка Евлогий и духовенство полагали, что именно новопостриженная мать Мария способна выполнить высокую духовную миссию стать основоположницей русского женского монашества в эмиграции.[11] Некоторое время мать Мария проводит в отведенной ей келье при Свято-Сергиевском богословском институте, а затем по благословению Архиерея летом того же года посетила Латвию и Эстонию, где наблюдала «в чистом виде» монашескую жизнь, поскольку там продолжали существовать обители Русской Православной церкви. Однако, вернувшись из поездки, мать Мария обратилась к Митрополиту с собственным мнением, что для русской эмиграции требуется иной, даже новый тип монашеского служения, при котором совершенно необходимо отрешиться от размеренной и спокойной жизни сестер в обителях, а идти в жестокий мир. После некоторых колебаний митрополит Евлогий благословил мать Марию на жертвенное служение на ниве благотворительности для нуждающихся и больных русских эмигрантов.

Летом 1932 года мать Мария собрала небольшой кружок единомышленников, в котором вызревала идея создания во Франции благотворительной православной организации. Первыми сподвижниками ее стали известный литературовед и преподаватель Богословского православного института К. В. Мочульский, секретарь РХСД Ф. Т. Пьянов, активный член РСХД Н. И. Николаевский. Вскоре на собранные деньги была по благословению Владыки Евлогия снята вилла де Сакс с небольшим садом. Одна из комнат общежития была преобразована в церковь Покрова Пресвятой Богородицы, постоянным священником, которой был назначен о. Лев Жилле. Уже к осени на виллу переселились 25 русских женщин разного возраста, которые не могли найти работу и страдали от голода. Так возник первый в Париже православный пансион. Цель женского общежития была дать возможность малоимущим людям за минимальную плату иметь полный пансион. Монахиня Иоанна (Рейтлингер) вспоминала, что устройством этого пансиона или общежития мать Мария дала многим русским эмигрантам урок подлинной христианской доброты: «Благочестивые христиане были шокированы: первой, кому она дала кров, была девушка, готовящаяся стать матерью, не имея мужа».[12]

Однако деятельность матери Марии в это время не замыкалась только на вилле де Сакс; она много ездила по тем районам Парижа и его пригородам, где проживали русские люди, и предпринимала попытки оказывать помощь там, где она была остро необходима. Одним из своих дел она полагала проведение духовных бесед. Иногда в течение дня мать Мария появлялась последовательно в нескольких удаленных друг от друга местах. Не все воспринимали ее деятельность однозначно: «…Очень она энергична, и ученье быть средоточием множества людей тоже у ней есть, свыше дано. Конечно, обвинений, поклепов, упреков и просто сплетен про нее, бедную, не оберешься, но разве без этого существует хотя бы одно эмигрантское учреждение».[13] Написано это было на Троицу 1934 года духовной дочерью Владыки Евлогия Т. И. Манухиной, хорошо знакомой со многими православными деятелями русской эмиграции в Париже.

В ноябре 1934 года мать Мария вместе с руководителями РСХД в Париже преподавателем Богословского института К. В. Мочульским и секретарем Движения Ф. Т. Пьяновым решили перейти от общежития к объединению на основе христианско-социальной работы. Тем более, что общежитие перестало вмещать всех желающих. Тогда мать Мария 4 июня 1935 года на съезде Центрального секретариата РСХД в расширенном составе в местечке Буасси под Парижем выступила с докладом, в котором рассказала о своих планах создания некоего союза православного служения в миру. Она представила активу РСХД идею православного городка, где будет вестись под эгидой Русской Православной церкви работа по трем важным для русской молодежи направлениям: социальной, благотворительной и миссионерской.[14] Естественно, что свое начинание мать Мария представляла в масштабах деятельности Движения, но вскоре она повела речь о самостоятельности в планируемой ей работе, но при тесном сотрудничестве с Русским Студенческим Христианским Движением. В религиозно - философском журнале «Новый град» в это время она писала следующее: «Потребность конкретности - первое, что я чувствую со всей остротой».[15] Сподвижниками матери Марии выступили все те же К. В. Мочульский, протоиерей Сергий Булгаков, Г. П. Федотов, Н. А. Бердяев. Спустя некоторое время последний и предложил назвать новое объединение просто «Православное дело».

В эти дни мать Мария выпустила воззвание «Создать православное объединение в обширном и чужом Париже», на которое быстро откликнулись многие русские люди.[16] Прежде всего, мать Мария нашла в Париже новый, гораздо больший дом на улице Лурмель, 77. На улице Лурмель в квартире матери Марии создается организационный комитет под названием «Православное дело» и при нем фонд добровольных пожертвований. Дом на улице Лурмель становится центром русской эмиграции. А кирпичный гараж во дворе дома был перестроен в церковь во имя Покрова Божией Матери. Уже 27 сентября 1935 года в праздник Воздвиженья Креста Господня после совершения в лурмельской церкви о. Сергием Булгаковым литургии состоялось торжественное заседание, посвященное созданию «Православного дела». Митрополит Евлогий благословил новое объединение и был избран его почетным председателем. Руководителем объединения стала мать Мария, ее заместителем К. В. Мочульский, а секретарем Ф. Т. Пьянов. В качестве постоянного священника Владыка Евлогий назначил в храм служить архимандрита Киприана (Керна), преподававшего в Богословском православном институте при Свято-Сергиевском подворье и бывшего замечательным богословом.[17] Он дружил с православным писателем Б. К. Зайцевым, который стал постоянно проводить беседы о литературе с обитателями общежития. Пансион по благословению Владыки начинают регулярно посещать профессора и преподаватели Богословского института, которые выступают перед пансионерками с беседами на христианские темы, чаще всего связанные с русской культурой. Пансион постепенно превращается в своеобразный духовный центр русской эмиграции, который теперь посещают многие «русские парижане».

Вспоминая о начальном периоде деятельности нового русского объединения во главе с монахиней Марией в Париже, архиепископ Сан - Францисский Иоанн (Шаховской) писал: «Сущность начатого ею «Православного дела» можно было бы охарактеризовать как попытку создания социального христианства, «социального монашества». Мать Мария была, конечно, права в стремлении обратить себя, как часть Церкви, ко всем обездоленным в мире. В этом вся простота и высота ее программы, вся правда ее человеческого и диаконисского служения». [18]

Спустя некоторое время оргкомитет «Православное дело» приобрел в парижском местечке Нуази-ле-Гран обветшавший, но вместительный дом с огромным фруктовым садом. Во дворе особняка начинается устройство православной церкви, в которой посменно служат священники Лев Жилле и Валентин Бахст. Затем к богослужениям по благословению Владыки подключаются архимандрит Киприан (Керн) и иеромонах Евфимий (Вендт), которые также приступают к проведению тематических бесед, как с пансионерками, так и со всеми желающими приобщиться к вдумчивому разговору о русской культуре. Эти беседы сыграли в истории русской эмиграции огромную спасительную роль, отвратив от отчаяния и беспросветности жалкого существования многих русских людей.

Вскоре при объединении «Православное дело» при активнейшем участии священнослужителей Свято-Сергиевского подворья создаются православные пастырские курсы, которые размещаются в комнатах дома на улице Лурмель. По воспоминаниям о. Бориса Старка, эти курсы пользовались большой популярностью среди русской эмиграции, особенно молодежи, тогда крепко повернувшейся к Православию.[19] Отец Борис много сил уделял работе в «Православном деле» и часто служил в Покровском храме при женском общежитии на вилле де Сакс. Мать Мария просила даже определить о. Бориса Старка на постоянную церковную службу при объединении «Православное дело». Опекал этот священник также столовую при женском пансионе. Кстати, эта столовая была самой дешевой в Париже: сытный обед в ней стоил для русских эмигрантов всего один франк, тогда как обычная стоимость обедов в парижских столовых была не менее восьми франков.

Стремление создать для лишенных Отечества эмигрантов родной очаг привлекло на призывы матери Марии в духовно-нравственную и религиозно- просветительскую деятельность «Православного дела» многих крупных русских деятелей культуры и науки. С лекциями и беседами перед русской диаспорой в доме на Нуази-ле-Гран часто выступали известные православные писатели Б. К. Зайцев и А. А. Ладинский, религиозный мыслитель Г. П. Федотов. Постепенно в особняке оформляется зал, специально отведенный для проведения религиозных диспутов, чтения лекций по русской истории и культуре, острых дискуссий по проблемам состояния русской культуры в СССР и Зарубежье, о необходимости сохранять свою религиозно- культурную особенность и так далее.

Большую тревогу у создателей объединения «Православное дело» вызывало то, что многие из эмигрантов нуждались в медицинской помощи, больничном уходе или наблюдении врачей-специалистов. От плохого питания, скверных условий жизни в эмигрантской среде распространяется туберкулез. Тогда мать Мария совместно с о. Борисом Старком начинает кампанию по выявлению среди русских больных этим недугом, а впоследствии пытается организовать более-менее удовлетворительное их лечение. В это время активную деятельность начинают вести в масштабах «Православного дела» Л. А. Зандер, И. А. Кривошеин, И. И. Фондаминский, которые организуют объезд психиатрических клиник Парижа на предмет нахождения там русских. Вскоре при объединении создается комитет русских врачей, члены которого на средства «Православного дела» обследуют больных соотечественников в разных лечебницах Франции и принимают необходимые меры по обеспечению должного медицинского ухода за ними.[20]

Другим направлением работы «Православного дела» явилось выявление в среде русской молодежи злоупотребляющих наркотиками и алкоголем. Члены объединения посещали различные злачные места, опиумокурильни, притоны кокаинистов, откуда практически вытаскивали и спасали молодых людей. По воспоминаниям современников, «Православное дело» не имело высшего наслаждения, как сделать что-либо полезное для опустившихся на дно жизни людей. Всех несчастных, ночующих под мостами Сены в холоде и отрепьях участники объединения старались обогреть, накормить, вылечить и без заумных поучений образумить. Нам представляется, что подобная миссия явилась самым высшим осуществлением «социального христианства», представляемого правлением «Православного дела».

В 1930-е годы в РСХД возникли разногласия, одной из причин которых историки русской эмиграции М. Назаров и В. Иванов выделяют антицерковную деятельность Н.А. Бердяева и его сподвижников. Как писал митрополит Евлогий, «в здоровый организм проник яд политических разногласий».[21]. Бердяев внес разлад в движение, в результате чего из РСХД стали уходить и уводить с собой молодых людей авторитетные воцерковленные общественные деятели из среды русской эмиграции.[22]

Однако сам Бердяев указывал на то, что Русское Христианское Движение молодежи переживает «тяжелый финансовый кризис, который поглощает много внимания и сил», но более серьезным и тяжелым для Движения он считал именно идейный кризис, «о котором молодежи следует глубже задуматься. В действительности Православие может быть лишь базисом, духовной основой христианского движения молодежи, но не может быть конкретной задачей Движения. Движение не может быть лишь движением к православной церкви, Движение должно быть движением из православной церкви».[23]

Как нам кажется, кризисное состояние конца 30-х-начала 40-х годов, охватившее большинство эмигрантских организаций, было вызвано теми процессами, которые таило в себе длительное изгнание. Здесь, речь идет об оторванности от почвы, самозамкнутости и тех раздорах и противоречиях, которые с течением времени вносили все больший разлад в русскую жизнь за границей. К началу 1940-х годов РСХД приходит в упадок: «Религиозная идеология требует подвига…. После первых лет религиозного воодушевления началась практика веры, а на нее у молодежи не хватало ревности».[24] Хорошо налаженная система духовно-нравственного воспитания русских юношей и девушек подверглась серьезным испытаниям.

Историк В. Ф. Иванов обращал внимание и на то, что не только Н. А. Бердяев, но и лидеры ХСМЛ («ИМКА») пытались расколоть ряды православной молодежи. Еще в августе 1932 года Архиерейский Собор Русской Православной церкви за рубежом категорически осудил деятельность «ИМКА» «за приверженность масонскому учению». В знаменитом «Послании о масонстве» отмечалось, что «ИМКА» несет пагубное воздействие на русскую молодежь за границей.[25] Анализируя происшедшее, В.Ф. Иванов очень жестко определил происшедшее: «Опыт жизни и длительные наблюдения приводят к печальным выводам: молодежь, соприкасаясь с интернациональной по существу и составу организацией ХСМЛ, невольно заражается чуждыми взглядами и религиозными убеждениями или же под влиянием среды и обстановки, впадает в полный религиозный индифферентизм, а нередко кончает и полным атеизмом и космополитизмом».[26]

Подобный взгляд на РСХД как на полностью зависимую от Союза Христианской молодежи организацию отражал противоречия, имевшие место в русской эмиграции после официального осуждения епископатом деятельности Движения. Отказ Движения от участия в выработке политических программ способствовал и обвинениям в безразличии к будущему строю России. Однако подобный отказ диктовался тем, что, по мнению представителей РСХД, «ни одна из политических систем не обладает монополией на истину».[27] С самого начала Движение было экуменично: сознавая вселенскую миссию Православия, оно смело пошло навстречу западным христианам, желавшим понять восточную традицию Церкви. И это было также основанием для критики.

К сожалению, внутри самого объединения «Православное дело» тоже стали возникать противоречия. Отец Киприан и мать Евдокия настаивали на том, чтобы жизнь пансиона и других структур строились по принципу монашеской общины типа Марфо-Мариинской в Москве. В результате ухода из объединения «Православное дело» архимандрита Киприана и в связи с критическими его высказываниями в адрес матери Марии, а также выхода из объединения нескольких монахинь там складывается несколько напряженная обстановка. Вскоре на имя Владыки Евлогия начинают поступать жалобы о чисто мирской направленности в деятельности объединения. Вместе с тем митрополит прекрасно понимал истинное значение «Православного дела» в жизни русской эмиграции, видел, что его члены из последних сил стремятся облегчить трудное существование большого числа людей. Поэтому как архипастырь он взял деятельность объединения «Православное дело» под свое покровительство и напутствовал мать Марию на дальнейшее жертвенное служение Богу и людям. [28]

На место архимандрита Киприана 14 сентября 1939 года был назначен «согласно прошению» священник Димитрий Клепинин, выпускник Богословского православного института в Париже, с которым у матери Марии сложились прекрасные отношения, полные взаимного уважения и понимания. Когда Митрополит Евлогий благословлял его на служение в лурмельском храме, то сказал, что тот получает очень сложный приход, во главе которого находится «известная монахиня мать Мария, человек огромной энергии, с широким размахом воли, не всегда укладывавшимся в рамки церковной дисциплины».[29] Отец. Димитрий быстро входит в круг интересов «Православного дела» и принимает во всех делах самое активное участие. «Он был как-то совсем не чувствительным к самолюбию, и эта высокая, очень редкая христианская черта делала его неуязвимым и непобедимым; она как магнит притягивала к нему сердца людей, и скоро он, молодой иерей, становится любимым и популярным духовником для наиболее трудной части нашей паствы, для интеллигенции, которая потянулась к нему, потому что почувствовала в нем Христов образ», - так характеризовал о. Димитрия Владыка Евлогий.[30] Иногда в общежитии появляется священник протоиерей Лев Липеровский, бывший некоторое время секретарем РСХД, который беседует с жильцами, помогает по возможности не только морально, но и материально.

Вплоть до оккупации Парижа немецкими войсками в структуре объединения «Православное дело» продолжали активно функционировать все общежития и дом отдыха для больных, выписанных из госпиталей и больниц. По-прежнему действовали миссионерские православные курсы, комитет православных врачей продолжал самоотверженно трудиться в пригородах Парижа. Вместе с тем деятельность «Православного дела» в конце 1930-х годов расширяла границы своих социальных и культурных влияний. Для работы в церковных приходах Парижа была создана лекторская группа, члены которой по заявкам из приходов выезжали для проведения после служб духовно-нравственных бесед. Работали по четвергам две детские православные школы: у станции метро святого Поля и в самом общежитии на улице Лурмель. В последнем каждое воскресение после церковной службы и обеда устраивались дневные собрания с лекциями и литературно-музыкальными программами, которые посещали не менее 60 человек. [31] Церковь Покрова Божией Матери становится одним из наиболее любимых храмов русской эмиграции. Ее украшают искусно написанные иконы работы монахини Иоанны (Рейтлингер) и самой матери Марии.

В год немецкой оккупации Франции на объединение «Православное дело» легли дополнительные тяготы. В сентябре 1939 года, в самом начале войны, арестовали профессора Богословского института В. В. Зеньковского, одного из руководителей РСХД. После 40 дней сидения в одиночке парижской тюрьмы Санте, оттуда он написал письмо матери Марии (от 17 сентября 1939 года), его перевели в концлагерь на юге Франции. Во время заключения, продлившегося 14 месяцев, Зеньковский принял решение стать священником. После торжественной службы на Пасху в 1940 году, проведенной священником Димитрием Клепининым, в доме на улице Лурмель собрались активисты организации. Мать Мария объявила о том, что зимой в Париже начнется голод, и поэтому всем следует энергично позаботиться о запасах продовольствия для женского общежития. Вскоре начались аресты русских людей, не желавших сотрудничать с немцами. В связи с этим в главном здании «Православного дела» на улице Лурмель появились немецкие офицеры с протестантским пастором, которые очень интересовались политическими взглядами матери Марии и ее сподвижников. Затем представители немецкой администрации посетили столовую в пансионе, беседовали с проживающими там женщинами. Мать Мария и священники, присутствовавшие при беседах с немцами, объясняли, что занимаются только христианской благотворительностью и ничем более.

В эти трагические для Франции дни часть русских людей влилась в движение национального Сопротивления. Многие православные, просто сочувствующие французам, угодили за свою искренность в немецкие концлагеря. Один из крупных концлагерей, созданный в Компьене, где томилось большое число русских людей, взяло под свое попечительство объединение «Православное дело». При домовой церкви на улице Лурмель спешно организовался комитет помощи русским заключенным и членам их семей. В этот комитет вошли мать Мария, отец Димитрий Клепинин, активисты объединения С.Ф. Штерн, С. В. Медведев, И. А. Кривошеев, Р. С. Клячкина и О. А. Игнатьева, И. И. Фондаминский, Ф. Т. Пьянов.[32] Теперь в доме на улице Лурмель шла постоянная комплектация продовольственных посылок для заключенных в Компьенский концлагерь русских людей. Столовая перешла на бесплатное обслуживание посетителей, ибо количество голодающих русских стариков и детей резко возросло в оккупированном Париже. Вначале немецкие власти разрешали передачу продовольствия арестованным, но затем стали ограничивать. Благотворительная христианская деятельность объединения вызывала у немцев подозрение. Был арестован член «Православного дела» И. И. Фондаминский и заключен в Компьенский концлагерь. Туда же затем попали несколько священников и членов объединения. Мать Мария в монашеском облачении явилась к коменданту лагеря и смиренно просила о возможности оказывать необходимую помощь заключенным. Вскоре мать Марию и священника Димитрия Клепинина вызвали в гестапо, где обстоятельно интересовались деятельностью «Православного дела».

Правление «Православного дела» продолжало свои регулярные заседания, посвященные попыткам облегчить жизнь русских эмигрантов, вплоть до ареста самой матери Марии и ее ближайших сподвижников. За это время члены объединения сумели спасти жизни не только нескольким смелым русским людям, но и нескольким еврейским семьям, которые укрывали в пансионе на Нуази-ле-Гран. Более того, отец Димитрий Клепинин взял на себя перед Богом огромную ответственность: он выдал этим еврейским семьям официальные справки об их принадлежности к православной религии, что помогло им покинуть ставший смертельно опасным Париж. В 1943 году мать Мария, ее сын Юрий и о. Димитрий Клепинин были арестованы гестаповцами и затем заключены в нацистский концлагерь. Через некоторое время были арестованы другие сотрудники объединения «Православное дело»: секретарь Ф. Т. Пьянов, Ю. П. Казачкин, А. А. Висковский. Все они также были отправлены в немецкий концлагерь. Мать Мария и о. Димитрий Клепинин приняли мученическую смерть от рук фашистов. Объединение «Православное дело» в 1943 году завершило свою благотворительную, просветительскую и культурную деятельность.

Действительно, как мы показали ранее, объединение «Православное дело» в русской эмиграции выполняло подлинную христианскую миссию спасения голодных и отчаявшихся от смерти и самоубийств. Оно взяло на себя и просветительскую функцию, столь необходимую для тысяч русских людей, оказавшихся на чужбине: многие вспомнили о своей национальной культуре и православной вере, что позволило найти духовно-нравственные силы, чтобы выстоять в труднейших жизненных коллизиях. Объединив в «Православном деле» священство, людей культуры, искусства и науки, просто желающих по-христиански творить добро, мать Мария и ее сподвижники создали мощный духовно-нравственный центр русской эмиграции.[33]

АВТОРСКАЯ СПРАВКА

 

Лушина Ксения Александровна, 1981 года рождения, образование высшее - степень магистра истории, аспирант факультета международных отношений ННГУ им. Н.И. Лобачевского. Имеет 5 публикаций в сборниках научных работ по итогам международного симпозиума, межрегиональных и межвузовских конференций по религиозной жизни русского зарубежья первой волны во Франции.

Домашний адрес: 603115, Нижний Новгород, ул. Ашхабадская, 21-8.

Конт. тел.: 35-20-42; 19-93-59.

E-mail: lksu@pochta.ru