В 1922-1923 г. в Праге возник первый архив русской эмиграции, позже получивший название: «Русский Заграничный Исторический Архив». Он содержался на средства чехословацкого правительства, но создан был русской эмиграцией и вся дальнейшая работа в нем велась руками русских эмигрантов. Архив разделялся на три части: отдел рукописей, библиотеку и газетный отдел, которым заведовал Л.Ф. Магеровский.

 

Я был членом «ученого совета» Архива, его частым посетителем и хорошо знал работу наших трех заведующих, в том числе большую, успешную и безукоризненную работу Л.Ф. Магеровского.

 

В 1945 г., по занятии Праги советскими войсками, архив —- со всеми его богатыми и ценными материалами — был подарен чехословацким правительством советскому правительству и перевезен в Москву. В 1945 г. судьба разметала нас, русских пражан, по разным странам, и наиболее счастливые из нас попали в 1943-1950 г. г. в США.

 

В 1951 г. бывший дипломатический представитель Временного правительства в США Б. А. Бахметев ассигновал 1.600 тыс. долларов на поддержку культурных и благотворительных учреждений русской эмиграции. Так образовался Бахметевский фонд. Я не знаю технических подробностей — кем и как управлялся Бахметевский фонд и как и почему он в 1973 г. перешел в распоряжение администрации Колумбийского университета, но я знаю факт весьма интересный для меня, как для историка. В том же 1951 году профессор Ф.А. Мозли (директор департамента руссоведения а Колумбийском университете) и Л.Ф. Магеровский, с согласия и одобрения генерала Айзенхаузра (бывшего в то время президентом Колумбийского университета), решили продолжить начатое в Праге дело и основать русский исторический архив в Нью-Йорке при Колумбийском университете. Официальное название ему было дано: «Архив русской и восточноевропейской истории и культуры», но кратко он всеми назывался «Русский архив», и не без основания, ибо значительное большинство материалов поступало в архив — безвозмездно — из рядов русской эмиграции.

 

По устному договору основателей Архива с правлением Колумбийского университета было установлено считать его в общем владении университета и русской эмиграции.

 

Директором — «куратором» — Архива был назначен Л.Ф. Магеровский, который оставался на этом посту до лета этого года — 26 лет. Он вкладывал в архивную работу всю душу, был и директором и «канцелярией» Архива, ибо штат его служащих был ничтожен; обычно «штат» этот состоял из одной парт-тайм секретарши,. Однако же его заботами, трудами и энергией архив рос «не по дням, а по часам», а через 10-15 лет стал по богатству своих материалов соперником знаменитого Гуверовского архива в Станфорде (Калифорния).

 

Мой близкий друг, покойный профессор Г. В. Вернадский (патриарх русской историографии в США) частью отдал при жизни, частью завещал все свои архивы «в Колумбию» и мне советовал отдать мой архив «Магеровскому».

 

Многие американские и русские профессора и студенты находили в Архиве богатую «поживу» для своих научных трудов. Л.Ф. писал мне, что в течение 26-ти лет существования Архива на основании его материалов было написано около 300 докторских диссертаций на всевозможные темы, от философских и богословских предметов — до балета; из них около 60-ти были изданы в виде отдельных книг.

 

После 26 лег самоотверженной работы Л.Ф. не по своей воле «перестал быть» куратором Русского Архива.

 

Вместе с тем было объявлено о временном закрытии Архива для производства описи («инвентаризации») его материалов. Инвентаризация такого огромного архива, как Русский Архив есть дело трудное, сложное и продолжительное, и оно может быть успешно проведено только компетентными работниками и под руководством того, кто 26 лет «жил в архиве» и детально знаком со всеми его материалами.

 

В своем «заявлении» в «Новом Русском Слове» от 21 июля с. г. проф. В. Е Харкинс, председатель «административной комиссии по архиву Бахметева» писал: «В настоящее время мы подыскиваем специалиста, могущего возглавить составление описи архива.

 

Затем я получил от Л.Ф. Магеровского копии некоторых документов, относящихся к событиям, ныне происходящим в Архиве, в том числе curriculum vitae д-ра П. Магоши (Magosci), которому поручено описание Архива. Я прочел этот документ и пришел в недоумение: почему именно д-р Магоши признан компетентным специалистом для этого трудного и ответственного дела. Видно, что он получил солидную подготовку к научной деятельности в нескольких университетах и опубликовал несколько статей и рецензий на разные темы, но среди них нет ни одной, которая относилась бы к области русской истории и русской культуры; архивными работами он, по-видимому, никогда не занимался; он говорит по-французски, по-немецки, по-украински, по-чешски, но по-русски он не говорит (хотя читает). Возможно, что он был бы неплохим работником в Русском Архиве, но, конечно, только с помощью и под руководством Л.Ф. Магровского, а не в качестве «возглавителя» работ по описи архивных материалов, ему совершенно незнакомых.

 

В «заявлении» проф. Харкинса упоминается, что работа по описанию Архива будет вестись «при содействии Л.Ф. Магеровского»; однако, в письме вице-президента информационной службы Колумбийского университета от 10 мая с. г. сообщается, что администрация университета согласна «продолжить отношения Магеровского с Архивом в роли советника при инвентаризации, на срок не более 30 недель, так долго, насколько его служба окажется полезной в процессе инвентаризации (?!). Вопрос о «полезности службы» Магеровского в Архиве будет, очевидно, решать д-р Магоши...

 

Полное устранение Л.Ф. Магеровского из Русского Архива "произвело бы удручающее впечатление на русскую точнее, российскую эмиграцию и повело бы к значительному сокращению поступающих в Архив материалов, а в некоторых случаях, особенно когда материалы носили секретный характер и отдавались под специальную охрану и ответственность  Магеровского, «вкладчики» могли бы потребовать воз вращении им этих материалов. Я знаю, что такие случаи уже имели место, но я не уполномочен называть фамилии, и потому приведу лишь свой собственный пример. Я передал в Русский Архив большую коллекцию газетных вырезок (немецких, американских, советских и эмигрантских) и размышлял, куда передать рукописные материалы: в Русский Архив, или в архив Йельской библиотеки, с которой я был связан 24-летней дружбой? Ныне мои сомнения исчезли, и мои «архивные взоры» обращены только в Нью-Хейвен.

 

Словом, было бы в интересах Русского Архива, и в интересах русской исторической науки, и в интересах российской эмиграции, если бы административная комиссия приняла компромиссный план Л.Ф. Магеровского: он перестал бы быть «куратором» Архива, но сохранил бы постоянное место в Архиве « качестве старшего консультанта, с правом голоса при выборе нового куратора и при приглашении лиц, производящих описания архива, которым его советы и указания приносили бы неоценимую помощь.

 

Я знаю, что это притязание противоречит шаблонной практике американской университетской администрации в ее отношении к профессорам и иным служащим: если тебе исполнилось 68 лет, значит, ты потерял способность к умственной работе, поэтому выходи в отставку и живи себе тихонько на пенсии в ожидании своего смертного часа.

 

Но, во-первых, практика эта совершенно неразумна, ибо она противоречит жизненным фактам. Приведу пример мне близкий: проф. Г. В. Вернадскому 68 лет исполнилось в 1954 г., а жил он до июня 1973 г., интенсивно работал до последнего дня своей жизни и написал за это время ряд больших и малых полноценных исторических трудов.

 

А во-вторых, данный случай есть совершенно исключительный: где колумбийская административная комиссия найдет архивного работника со стажем 50-летней архивной службы и с полней готовностью и способностью продолжать эту службу (с меньшей рабочей нагрузкой)? А вопрос о времени потере своей трудоспособности Лев Флорианович должен решить сам, по совету со своим доктором.

 

Я опасаюсь, что мой голос, голос «отставного» старика, которому 68 лет исполнилось уже более 20-ти лет тому назад, не будет услышан колумбийской административной комиссией, и потому мне хотелось бы попросить американских профессоров, помоложе меня, специалистов по русской истории, - кто заинтересован в процветании Русского Архива при Колумбийском университете, отозваться на мое письмо (статью) и обратиться в административную комиссию, возглавляемую проф. В. Е. Харкинсом, с советом и просьбой о восстановлении мира и дружбы между «Колумбией» и российской эмиграцией США.

 

Назову несколько фамилий, по памяти и «по знакомству»: С. А. Зенковский, А. Н. .Малышев, Д.С. фон-Мореншильдт, Н.В. и Д.В. Рязановские, С В. Утехин, Джеймс Н. Биллингтон, Роберт О. Крамми, Роберт В. Даниельс, Герберт Й. Еллисон, Ралъф Г. Фишер, Чарльз А. Мосер, Роберт Г. МакНел, Марк РаефФ, Марк Шефтелъ, Дональд В. Тредголд, Бенджамин Юргофф и другие друзья русского народа и русской культуры.