Печатается по изданию: Русак В.С. Церковные расколы
ХХ века: Русская зарубежная Церковь
и Московский Патриархат // Международные
“Макарьевские чтения”, посвященные
210-летию со дня основателя Алтайской
духовной Миссии Св. Макария. - Горно-Алтайск:
Горно-Алтайский государственный
университет. - 2002. - С. 98-125.

“Отток, значительной части духовных сил,
происшедший в гражданскую войну,
увел от нас большую и важную ветвь русской культуры.
Каждый, кто истинно любит ее,
будет стремиться к воссоединению обеих ветвей
- митрополии и зарубежья.
Лишь тогда она достигнет полноты,
лишь тогда обнаружит способность к неущербному развитию”

(А. Солженицын. “Архипелаг Гулаг”).

Двадцатый век воистину трагический в истории русского народа. Но внутри этой трагедии есть одна страница, которая особенно болезненно воспринимается верующим человеком. Это – разделение Русской Православной Церкви на Московскую Патриархию, как ее называют на Западе, и Зарубежную Церковь.

Московская Патриархия или Русская Православная Церковь не нуждается в представлении. Русская же Православная Церковь заграницей “есть неразрывная часть Поместной Российской Православной Церкви, временно самоуправляющаяся на соборных началах до упразднения в России безбожной власти (выделено нами – В.Р.), в соответствии с Постановлением Св. Патриарха, Св. Синода и Высшаго Церковнаго Совета Российской Церкви от 7/20 ноября 1920 г. за № 362” (1).

Обе Церкви имеют один корень, обладают полнотой Православия, имеют одинаковое устройство, но их члены не могут подойти в храме к одной Чаше. На разных полюсах оказались русские люди, говорящие на одном языке, исповедующие одинаковую веру.

Нынешняя волна “демократических преобразований” и разделений внутри Русской Православной Церкви только на первый взгляд кажется чем-то новым. Демократия по своему определению возбуждает в народе “свободолюбивые” инстинкты. Но при ее неразвитых, зачаточных институтах это свободолюбие часто превращается в свободоблудие. Так было и в прошлом веке, когда большевики после революции 1917 года дали народу “свободу”.

Буквально с первых послереволюционных лет Церковь начали сотрясать волны обновленческих и, что не менее трагично, консервáторских, расколов. Нет смысла говорить сейчас о многочисленных обновленческих ветвях 1920-30-х годов, отделившихся от Русской Православной Церкви и благополучно засохших. Нет смысла говорить и о консервáторских, которые так же благополучно канули в Лету.

Но есть одна ветвь, дожившая до наших дней, сохранившая полноценные православные “соки”, которая до сих пор болезненно напоминает нам о пагубе разделения. Имеется в виду как раз “Русская Православная Церковь Зарубежом”.

Исторический опыт со старообрядчеством ничему нас не научил. И в прошлом веке мы повторили преступление, которое тяжелым грузом лежит на наших душах до сего дня. Одна часть Единой Русской Православной Церкви до сих пор видит во второй своего врага. Исписаны тысячи страниц текста с уничтожающими гневными обличениями.

Схематически этот конфликт можно представить следующим образом.

Оторванные от Москвы и высшего церковного руководства фронтами гражданской войны 1919 года, несколько обширных юго-восточных епархий (Украина, Дон, Кубань) оказались без высшей церковной власти. Необходимость ее была очевидна.

По церковным правилам “какое бы то ни было новое церковное управление в пределах Русской Церкви могло возникнуть только с разрешения или санкции Патриарха и его Синода и Совета” (2). Но связь с Патриархом была прервана.

По инициативе протопресвитера Георгия Шавельского в Екатеринодаре было созвано специальное заседание архиереев, бежавших сюда после падения Одессы. Архиереи вынесли постановление:

1) От имени собрания просить старейшего Ставропольского архиепископа Агафодора (Преображенского) созвать в г. Ставрополе Поместный Собор;

2) Собор составить из всех находящихся на территории “добрармии” (3) епископов и членов Всероссийского Церковного Собора, присоединив к ним по четыре представителя от каждой епархии;

3) командировать в Ставрополь представителей епископата, клира и мирян для переговоров с архиепископом Агафодором (Преображенским) и

4) просить главнокомандующего генерала Деникина об отпуске на расходы 50 тысяч рублей (4).

Созыв Собора намечался на 18(31).5.1919 года. Практически открытие состоялось днем позже. Протопресвитер Г. Шавельский вспоминает, что когда он приехал в Ставрополь к архиепископу Агафодору для переговоров о созыве собора архиереев, оторванных от центральной церковной власти, он встретил решительный протест: нельзя открывать собор, не снесшись с Патриархом.

Объяснение Шавельского, что собор открывается именно потому, что невозможно сноситься с патриархом, что патриарх ничего не будет иметь против этого доброго и необходимого дела, старейшего владыку не убедило, но в конце концов он дал свое согласие.

Чтобы он не передумал, Шавельский и его единомышленники тут же принялись писать обращения к Главнокомандующему и архиереям, с намерением тут же дать старцу их на подпись. “Положиться на слово старца нельзя было” (5), - писал Шавельский.

На следующий же день, когда Шавельский стал читать написанные письма, архиепископ Агафодор, тем не менее, спросил:

- Разве надо собирать Собор? А как же без благословения патриарха?

Шавельскому пришлось убеждать владыку снова. Приближенные архиепископа Агафодора, особенно архим. Антоний, полностью разделяли точку зрения владыки и считали, что созыв Собора вызовет гнев патриарха, что можно обойтись и без него (6).

Все же Шавельскому удалось склонить владыку и 19 мая 1919 года в Ставрополе Кавказском открылся Южно-Русский Церковный Собор.

В соборных заседаниях принимали участие 55 человек, среди которых было 11 иерархов. Некоторые из них были членами закончившегося семь месяцев назад Поместного Московского Собора 1917-1918 гг.

Немало времени Собор затратил на обсуждение и организацию “различных политических благоглупостей” (Шавельский), вроде устройства крестного хода из Ставрополя в Москву (через все фронты!) для освобождения патриарха. Затея эта, конечно, осуществлена не была, хотя планировалась всерьез.

Политические увлечения членов Собора впоследствии явились тяжелой и излишней нагрузкой обвинительного материала, предъявленного в 1923 году патриарху Тихону, которому, таким образом, “предстояло рассчитываться за горшки, разбитые не в меру ретивыми отцами-соборянами в Ставрополе в 1919 году” (7).

Согласно заявлению одного из членов Собора, епископа Ростовского Арсения (Смоленца), все постановления Ставропольского Собора должны были быть представлены на утверждение патриарху Тихону задним числом, что и было сделано через некоего посланца “Федю” (8).

Собор рассмотрел и принял проект Временного Высшего Церковного Управления на Юго-Востоке России (ВВЦУ, “...до установления правильных сношений” с патриархом Тихоном). Открытие учрежденного ВВЦУ состоялось 5(18) июня 1919 года в г. Екатеринодаре.

Во главе ВВЦУ в качестве председателя стал архиепископ Новочеркасский и Донской Митрофан (Симашкевич). Товарищем председателя - Таврический архиепископ Димитрий (Абашидзе), члены - протопресвитер Г. Шавельский, проф.-прот. А. П. Рождественский, проф. Ростовского Университета П. В. Верховский и граф В. В. Мусин-Пушкин.

В соборном послании по поводу образования ВВЦУ говорилось о его подотчетности патриарху Тихону после “...трепетно ожидаемого освобождения Великого Отца и Патриарха нашего...” от большевиков.

Работа ВВЦУ протекала в форме периодически созываемых сессий. Таковых при Деникине состоялось 14, при Врангеле - 11. Каждая сессия продолжалась от двух до пяти дней.

Управление имело постоянный штат и ответственного руководителя в лице председателя. Управляющим канцелярией состоял Екзакустодиан Махароблидзе, старый и опытный работник полевой канцелярии дореволюционного протопресвитера (9).

После своего прибытия в Новочеркасск Управление возглавил митрополит Антоний (Храповицкий) (10). Зарубежное церковное руководство генеалогически начинает свое бытие как раз с этого Управления.

Учрежденное Собором ВВЦУ было облечено всей полнотой власти, какая принадлежит Патриарху с его Св. Синодом и Высшим Церковным Советом, до восстановления связи с Патриархом, когда оно немедленно должно было бы сложить свои полномочия (11). До этого дня ВВЦУ не дожило.

...6/19 ноября 1920 года, в результате поражения Белой Армии, к Царьграду прибыли и сосредоточились в Босфоре свыше 120 кораблей русского и иностранных флотов с почти 150.000 русских беженцев (российских было: 66 военных кораблей, в том числе 18 боевых судов, и 9 больших торгово-пассажирских пароходов).

Состав беженцев распределялся следующим образом: более 100.000 воинских чинов (из них более шести тысяч раненых и больных), около 3.000 чинов и воспитанников военно-учебных заведений, около 20.000 женщин и около 7.000 детей. Среди беженцев был и митрополит Антоний (Храповицкий) с группой архиереев и священнослужителей Юга России.

К этому времени ВВЦУ лишилось почти всех членов: архиеп. Митрофан, еп. Арсений и проф. Верховский остались на местах, прот. Рождественский, тяжело больной, был эвакуирован, граф Мусин-Пушкин выбыл в Крым. Из всего состава ВВЦУ остались только митроп. Антоний и протопресвитер Г. Шавельский.

По первоначальному убеждению митрополита Антония русские православные беженцы с этого времени должны были влиться в Поместные Православные Церкви по месту проживания (12). Но в результате ли собственного переосмысления или под влиянием окружения (что более вероятно) его планы изменились.

6/19 ноября 1920 года на пароходе “Великий Князь Александр Михайлович” в босфорском проливе состоялось первое (за границей) заседание бывшего ВВЦУ. В заседании приняли участие: митроп. Антоний, митрополит Херсонский и Одесский Платон (Рождественский), архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (Быстров), управляющий военным и морским духовенством епископ Вениамин (Федченков). Присутствовал также прот. Георгий Спасский из Севастополя. На этом заседании было постановлено:

В виду сосредоточения огромного количества беженцев в различных государствах и частях света, не имеющих общения с советской Россией и не могущих сноситься с Высшим Церковным Управлением при Святейшем Патриархе, а также вследствие необходимости попечения о русской армии, выехавшей из Крыма, -

а) продолжить полномочия членов Высшего Церковного Управления с обслуживанием всех сторон церковной жизни беженцев и Армии во всех государствах, не имеющих сношения со Святейшим Патриархом;

б) местом действия Управления избрать г. Константинополь, как наиболее центральный пункт;

в) снестись с Константинопольской Патриархией для выяснения канонического взаимоотношения;

г) определить состав членов Управления из наличных епископов его, в виду отсутствия других членов - протоиерея о. С. Булгакова и А. А. Апраксина, выехавшего в Сербию, и протоиерея о. Георгия Спасского, отправляющегося с флотом во французские порты, и неудобства в настоящее время организации Управления иными способами;

д) уведомить всеми возможными путями о сих постановлениях Святейшего Патриарха Московского и всея России ТИХОНА, а также и все церковные центры, подлежащие попечению Русского Церковного Управления в г. Константинополе;

е) обратиться с просьбой к Главнокомандующему генералу Врангелю, передавшему через епископа ВЕНИАМИНА о своем желании и соображениях о необходимости иметь Высший орган Церковного Управления по делам церковной жизни беженцев и Армии, - об обращении с его стороны к Наместнику Святейшего Патриарха Константинопольского Митрополиту Брусскому Дорофею по вопросу об организации Управления в Константинополе;

ж) назначить продолжение заседания Церковного Управления в городе (13) на 9 ноября (14).

На этом же заседании ВВЦУ Юга Росси было переименовано в Высшее Русское Церковное Управление за границей (ВРЦУ) (15).

По непонятным причинам впоследствии окончание названия приняло довольно странный с точки зрения русской грамматики вид: “Заграницей”.

Второе заседание Управления состоялось 9/22 ноября уже в самом Константинополе. В состав Управления было решено пригласить архиепископа Кишиневского и Хотинского Анастасия, у которого митрополит Антоний нашел приют. Приглашение было принято, и владыка Анастасий тотчас же принял участие в заседаниях ВРЦУ (16).

На третьем заседании 16/29 ноября 1920 года митрополиту Антонию и епископу Вениамину было поручено выяснить вопрос о каноническом взаимоотношении с Константинопольской Патриархией и передать Заместителю Вселенского Патриарха митрополиту Брусскому Дорофею письмо Главнокомандующего Русской Армией по этому вопросу (17).

В тот же день Владыка Антоний с епископом Вениамином отправились в Константинопольскую Патриархию. Митрополит Дорофей обещал обсудить этот вопрос со своим Синодом.

Согласно еп. Никону (18), 22 декабря 1920 года последовала грамота Вселенской Патриархии за № 9084 , по которой “русским иерархам было предоставлено исполнять для русских православных беженцев все, что требуется Церковью и религией для утешения и ободрения православных русских беженцев” (19).

Спорным оказался лишь вопрос о бракоразводных делах, но и он в конце концов, по утверждению еп. Никона, был решен. Епископ Никон не приводит текста документа Константинопольской Патриархии, а указанная цитата принадлежит лично ему.

Согласно проф. С. В. Троицкому (20), в ответ на прошение митроп. Антония о легализации Русского Высшего Церковного Управления, 2 декабря был получен ответ (21), в котором русским архиереям разрешалось “образовать для пастырского служения временную церковную комиссию (“эпитропию”) под высшим управлением Вселенской Патриархии (выделено нами – В.Р.), для надзора и руководства общей церковной жизнью русских церковных колоний, в пределах православных стран, а также для русских воинов... Вы будете озабочены посылкой им иереев, антиминсов, проповедников и всего необходимого, стараться лично посещать их, чтобы разрешать возникающие недоумения, усмирять распри, и вообще делать все, что требует вера и Церковь для ободрения упомянутых русских христиан” (22).

Бракоразводные дела предписывалось передавать суду Вселенского Престола или судам тех Православных Церквей, где проживали русские беженцы (23).

Таким образом, этим постановлением Константинопольской Патриархии, возможность существования Высшего Церковного Русского Управления полностью исключалась, и русские епископы подчинялись Высшему Управлению Константинопольской Церкви.

Права русских епископов ограничивались чисто пастырскими функциями. И когда архиеп. Анастасий стал выполнять епископские функции - совершать хиротонии и бракоразводные дела – Константинопольский Синод 30 марта 1924 года назначил следственную комиссию из трех митрополитов, которая поставила ему на вид, что он допускает превышение своих прав (24).

Текст этого постановления, в сокращенном виде напечатанный в изданной в 1924 году в Константинополе брошюре “К делу о Всезаграничном Высшем Русском Церковном Управлении” (25) и полностью - в органе Константинопольского Русского Экзархата “Церковном Вестнике” (26), полностью замолчен в синодальных изданиях.

Патриарху же Тихону со стороны ВРЦУ было сообщено, будто Константинопольская Церковь разрешила существование русского заграничного Высшего Церковного Управления, и он, введенный в заблуждение, ссылался на эту информацию впоследствии, в послании от 28 июня 1923 года.

В будущем Константинопольская Патриархия не раз подтверждала, что за Архиерейским Синодом она никогда не признавала высшей церковной власти для заграничных русских церквей.

“...Мы отнюдь не затрудняемся решительно объявить, - писал в 1927 году Вселенский Патриарх Василий III митрополиту Евлогию, - что, как всякая другая деятельность, так и вынесенное против Вас запрещение со стороны так называемого Архиерейского Синода за границей, - являются деяниями канонически беззаконными, и никакой посему церковной силы не имеющими, ибо и самое существо этого самозванного собрания в качестве органа управления канонически несообразно, и о необходимости роспуска его и прекращения суетливой и вредной деятельности его не раз уже были даны от законной власти указания и распоряжения...” (27).

К этой резолюции присоединились Патриарх Александрийский, Глава Элладской Церкви, Архиепископы Литовский, Латвийский и Финляндский (28).

Во время беседы с архиепископом Александром (Немоловским) Патриарх Василий III подтвердил официальную позицию Константинопольской Патриархии:

“Патриарх (в данном случае имеется в виду Всероссийский – В.Р.), своим указом, упразднил прежнее Церковное Управление. Вселенская Патриархия никогда (выделено нами – В.Р.) не признавала Карловацкого Синода. Если мы отвечали Митрополиту Антонию, то как русскому архиерею, а отнюдь не как председателю Синода” (29).

А в своем письме от 18/VI-1927 года Патриарх Василий III пишет:

“Cамое существование этого самочинного сборища в роли административного органа, несогласно с канонами и о необходимости его закрытия, как и о прекращении его вредной деятельности, уже несколько раз были изданы распоряжения и указы со стороны законной власти” (30).

Вскоре после прибытия русской эмиграции в Константинополь, в Сербию был командирован секретарь ВРЦУ Е. Махароблидзе с поручением выяснить возможность переезда русских иерархов в Сербию.

В декабре 1920 года он добрался до Белграда, разыскал в Белой Церкви архиепископа Евлогия (Георгиевского) и они вместе отправились в Белград к патриарху Димитрию.

Сербский патриарх Димитрий осведомился у них, из каких иерархов состоит ВРЦУ и сообщил, что владыке Антонию он предоставляет возможность жить в Сербской Патриархии в Сремских Карловцах, в Патриаршем дворце, а остальные иерархи будут распределены в Сербские монастыри. Патриарх при этом добавил, что владыке Антонию он вышлет личное приглашение (31).

ВРЦУ, которое продолжало еще оставаться в Константинополе, в своих заседаниях 6/19 и 8/21 апреля 1921 года имело суждение о наиболее подходящем месте для резиденции ВРЦУ. Исходя из того:

что самым мощным центром по плотности и по количеству русские людей является безусловно Сербия,

что эта страна занимает центральное географическое положение на Балканам, чем облегчаются сношения,

что в Сербии же находится наибольшее число русских иерархов,

что там же сосредоточены по преимуществу русские просвещенные силы,

что Русская Армия, центральные органы управления и Главнокомандующий переходят туда же и перевозка уже начата и закончится в течение месяца,

что здесь, в Константинополе, в связи с мало-азиатской Турецкой войной создается весьма неопределенное и непрочное положение для наших учреждений,

что непрочность этого положения усугубляется общим отношением к русским со стороны иностранцев западно-европейских держав, изменяющимся в худшую сторону,

что, наконец, в Сербии Высшее Русское Церковное Управление соединится со своим Председателем владыкой митрополитом Антонием, отсутствие авторитетного голоса которого часто заставляет медлить с решением важных вопросов, требующих предварительного письменного с Его Высокопреосвященством сношения - Высшее Русское Церковное Управление заграницей постановило:

перевести свое местопребывание в Сербию, если со стороны владыки митрополита Антония последует на то согласие, и в положительном случае просить Его Высокопреосвященство выяснить этот вопрос у Святейшего Патриарха Сербского, дабы осуществить переезд в ближайшее время, о чем и послать Высокопреосвященному митрополиту Антонию доклад” (32).

Последнее заседание ВРЦУ в Константинополе состоялось 29 апрелся (12 мая) 1921 года. Было решено: в Сербию должен ехать архиепископ Феофан. Там владыка Антоний вместе с ним должен был открыть деятельность ВРЦУ, кооптировать новых членов из находившихся там русских иерархов (33).

В Константинополе должен был остаться епископ Вениамин. Архиепископ Анастасий в это время был в командировке в Палестине (34).

Переезд ВРЦУ в Югославию был исходатайствован у недавно возведенного в сан Патриарха Сербского Димитрия архиепископом Евлогием (35). Митроп. Антония Патриарх, как и обещал, устроил на постоянное жительство в Патриаршем Дворце в Сремских Карловцах, предоставив ему келлию из двух комнат и комнаты келейника (36).

Вскоре после митрополита Антония, в разное время, в Югославию прибыли: архиепископ Феофан Полтавский, епископ Михаил Александровский, епископ Вениамин Севастопольский, епископ Феофан Курский, епископ Сергий Черноморский, епископ Гермоген Екатеринославский (37).

Единственный, но не маловажный недостаток сербской ситуации заключался в том, что во всей стране здесь не было ни одного русского православного храма, созданного до войны, подобно тому, как были построены русские храмы в других странах. По каким-то соображениям русское правительство не находило нужным иметь в Сербии русскую церковь (38).

Митрополит Антоний был в Югославии на положении призреваемого беженца. Он не принимал никакого участия в управлении Сербской Православной Церковью, его никогда не приглашали ни на заседания Архиерейского Синода или Архиерейского Собора Сербской Церкви, ни на Богословский факультет Белградского университета, находившегося в ведении Министерства Народного Просвещения, ни даже в Карловацкую Богословию (Духовную Семинарию), находившуюся в непосредственной близости от Патриархии в Ср. Карловцах, где владыка Антоний имел постоянное пребывание (39).

Первое заседание ВРЦУ в Сербии, в Сремских Карловцах, состоялось 8/21 июля 1921 года (40) под председательством митрополита Антония.

На нем было выработано “Положение о созыве Заграничного Собрания Российских Церквей”. “Положение” первоначально предусматривало, что в Собрании примут участие представители всех заграничных автономных церквей, епархий, округов и миссий, пребывающих в подчинении Святейшему Патриарху Всероссийскому (41).

На самом деле “Собрание представителей русской Православной Церкви за границей для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности за границей” (42) прошло в значительно более скромных масштабах. В нем совершенно не приняли участия церковные представители всех отделившихся российских окраин (Польша, Литва, Латвия и пр.), не прибыли представители из Дальнего Востока и из Америки (43).

Открытие Совещания (Собора) произошло 8/21 ноября, а рабочие заседания начались на следующий день после открытия. Закончился Собор 19 ноября (12 декабря). В составе Собора было 95 действительных и 6 почетных членов (трое русских и трое сербов).

В работе Собора принимали участие 11 архиереев, включая председателя ВРЦУ:

Митрополит Антоний, архиепископ Евлогий, архиепископ Анастасий, епископ Гавриил, епископ Михаил, епископ Вениамин, епископ Серафим, епископ Феофан, епископ Аполлинарий, епископ Сергий и епископ Дамиан.

Митрополит Платон, находившийся в это время в Америке, в деятельности Собора участия не принимал. Также не был на Соборе архиепископ Феофан (Быстров), хотя он и находился в Европе.

Из членов Собора, помимо архиереев, было 22 священнослужителя, остальные миряне. На Соборе присутствовали также два сербских архиерея (44).

Из постановлений Собора отметим лишь те, которые напрямую относятся к теме нашего разговора.

1. Собором было решено, что управление делами Русской Заграничной Церкви принадлежит Наместнику Всероссийского Св. Патриарха совместно с Русским Заграничным Синодом и Церковным Советом. Было выработано краткое положение о Высшем Церковном Управлении, впоследствии видоизмененное в связи с дальнейшими событиями.

2. На отношения Московской Патриархии к зарубежному церковному руководству сильный отпечаток наложило также “Послание Мировой Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора”, которое стало одной из причин его закрытия в мае следующего года, о чем будет сказано ниже.

3. По большинству соборных постановлений решения принимались единодушно. Бурное обсуждение и даже расхождение во мнениях вызвало только предложение об обращении к эмиграции, а через нее и к русскому народу. Точнее, не столько сама необходимость такого обращения, сколько предложение призвать народ к восстановлению в России монархии из Дома Романовых.

“Признать необходимость монархии и не указать, если не лицо будущего Царя, то по крайней мере династию, из которой он должен выйти, по убеждению этой части Собрания, равносильно тому, что не сказать ничего... Такая династия может быть только одна - Дом Романовых” (45).

“И пусть неусыпно пламенеет молитва наша - ...да вернет (Господь) на всероссийский Престол Помазанника, сильного любовию народа, законного православного Царя из Дома Романовых” (46).

После оглашения этого Послания и прений по этому вопросу, от имени 34 членов Собрания было подано следующее заявление:

“Мы, нижеподписавшиеся, заявляем, что данная большинством Отдела Духовного Возрождения России постановка вопроса о монархии с упоминанием при том и династии, носит политический характер и, как таковая, обсуждению Церковного Собрания не подлежит; посему мы в решении этого вопроса и голосовании не считаем возможным принять участие”.

Подписали это заявление 4 епископа во главе с архиепископом Евлогием, в том числе Сербский епископ Максимилиан, 14 священников и 16 мирян (47).

Постановление о Монархии в редакции, предложенной 51 членами Собора, среди которых было семь епископов, во главе с митрополитом Антонием, семь священников и 37 мирян, было все же принято (48).

Позиция Карловацкого Собора “явилась нарушением постановления Всероссийского Поместного Собора от 2/15 августа, отменившего общеобязательную церковную политику. Карловацкий Съезд не имел права провозглашать свою политическую платформу от имени Церкви, тем более с намеками на “высказанное суждение” плененной Церкви в СССР, - но лишь от имени группы членов Русской Церкви за рубежом. Свойственное карловчанам стремление рассматривать проблему монархии не только как проблему политическую, но и как проблему религиозную - также есть лишь частное мнение” (49).

4. Приблизительно такая же, как на Послание к Генуэзской Конференции, была в Москве реакция и на “Обращение ко всем верующим в Бога Правительствам и народам всего мира”.

5. На Соборе было принято также обращение к Киноту Святой Горы Афон с просьбой разрешить русским беженцам посещать святогорские святыни. Послание, кстати, не имело успеха. Запрещение русским посещать Афон осталось в силе (50).

Во время Собора было открыто объявлено, что заграничное церковное управление “действует с ведома (выделено нами – В.Р.) Патриарха Московского и всея России” (51).

Постановления заграничного ВРЦУ начинались словами: “По благословению Святейшего Тихона, Патриарха Московского и веся Руси, Высшее Управление Заграницей слушали...” (52). По “Положению” о Соборе, “Собор признает полную и всестороннюю архипастырскую власть Патриарха” (53) и все “постановления Собора идут на его утверждение” (54).

На самом деле ни одно постановление Собора Патриарху послано не было (55), и он узнавал о них из зарубежной печати, а возможно и от чекистов, занимавшихся церковными делами.

Как уже было сказано, среди многих проектов соборных постановлений было и такое:

“Предоставить Председателю Высшего Церковного Управления Высокопреосвященнейшему Антонию, митрополиту Киевскому и Галичскому, звание Наместника Святейшего Патриарха Всероссийского” (56).

Понятно, что владыка Антоний не мог пойти на такой шаг. Благоразумие заграничных иерархов в тот раз все таки взяло верх и проект не получил осуществления (57).

Было решено лишь, что “вопрос о предоставлении Председателю Высшего Русского Церковного Управления Высокопреосвященнейшему Антонию, Митрополиту Киевскому и Галичскому, звания Наместника Святейшего Патриарха Всероссийского представить при первой же возможности на благоусмотрение его Святейшества” (58).

Чего, надо заметить, никогда также сделано не было.

Некоторые признаки довольно ясно дают понять, что зарубежное церковное руководство с самого начала мыслило себя независимым и канонически преемственным Российской Православной Церкви.

Так, члены зарубежного Архиерейского Синода с самого начала усвоили себе право возводить самих себя в различные высокие церковные саны, каким обладает только центральная власть Русской Церкви.

Своему председателю, митрополиту Антонию, группа безместных, т. е. не правящих архиереев присвоила титул “Блаженнейший”, приличный только главам автокефальных или автономных Церквей.

В официальном зарубежном церковном органе (59) было объявлено, что это было сделано “с согласия Святейшего Патриарха Варнавы”, но, опять же, в официальном органе Сербской Церкви - “Гласнике” - было опубликовано опровержение (60).

Официальный зарубежный печатный орган - “Церковные Ведомости” - издававшийся за рубежом в 1922-1932 гг., уже своим названием подчеркивал эту претензию зарубежного церковного руководства на полноту власти в Русской Церкви. Равно как и присвоение рядовому секретарю канцелярии Архиерейского Синода, имевшей всего одного чиновника, титула “Управляющего Канцелярией Синода”, подобно начальнику Канцелярии старого Всероссийского Синода, имевшей в своем составе 6 отделений и десятки служащих.

В свое время зарубежное церковное руководство (ВРЦУ) 4/ХII-1921 года справедливо постановило “совершенно не представлять священнослужителей к митре, так как награждение митрой является прерогативой Святейшего Всероссийского Патриарха” (61). Но долго выдержать этот “наградной пост” оно не смогло.

Вскоре в Зарубежной Церкви появились и митрофорные протоиереи, и даже протопресвитеры, причем одновременно иногда их было больше, чем во всей дореволюционной Российской Православной Церкви.

Нет необходимости здесь говорить, что “протопресвитерство” вообще не может быть рассматриваемо, как награда, поскольку всегда в Российской Церкви это была должность.

22 апреля (5 мая) 1922 года в Москве на соединенном присутствии Священного Синода и Высшего Церковного Совета под председательством патриарха Тихона было вынесено совершенно определенное постановление, которое в виде Указа Патриарха за № 348 и 349 было выслано соответственно митрополиту Антонию и возведенному 30 января 1922 года в сан митрополита Евлогию, временному управляющему Западноевропейскими русскими приходами. Указ гласил:

“По благословению Святейшего Патриарха Священный Синод и Высший Церковный Совет, в соединенном присутствии слушали: предложение Святейшего Патриарха, от 28 марта - 10 апреля с, г. следующего содержания: „Прилагаю при сем №№ „Нового Времени” от 3 и 4 декабря 1921 года и 1 марта 1922 г. В них напечатаны послание Карловацкого Собора и обращение к мировой Конференции. Акты эти носят характер политический и, как таковые, они противоречат моему посланию от 25 сентября 1919 года. Посему

1) Я признаю Карловацкий Собор заграничного русского духовенства и мирян не имеющим канонического значения и послание его о восстановлении династии Романовых и обращение к Генуэзской Конференции не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви.

2) В виду того, что Заграничное Русское Церковное Управление увлекается в область политических выступлений, а с другой стороны заграничные русские приходы уже поручены попечению проживающего в Германии Преосвященного митрополита Евлогия, Высшее Церковное Управление упразднить.

3) Священному Синоду иметь суждение о церковной ответственности некоторых духовных лиц заграницей за их политические от имени Церкви выступления”.

По обсуждении изложенного предложения Святейшего Патриарха, постановлено:

1) Признать „Послание Всезаграничного Церковного Собора чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим” о восстановлении в России монархии с царем из Дома Романовых, напечатанное в „Новом Времени” от 3 декабря 1921 года за № 184, и „Послание мировой Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора”, напечатанное в том же „Новом Времени” от 1 марта сего года за Не 254 за подписью Вашего Преосвященства - актами, не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви, и ввиду их политического характера, не имеющими церковно-канонического значения,

2) ввиду допущенных Высшим Русским Церковным Управлением заграницей, означенных политических от имени Церкви выступлений, и, принимая во внимание, что, за назначением тем же Управлением Преосвященного Митрополита Евлогия заведывающим русскими православным церквами заграницей, собственно для Высшего Церковного Управления там не остается уже области, в которой оно могло бы проявить свою деятельность, означенное Высшее Церковное Управление упразднить, сохранив временно управление русскими заграничными приходами за митрополитом Евлогием, и поручить ему представить соображения о порядке управления названными церквами,

3) для суждения о церковной ответственности некоторых духовных лиц заграницей за их политические от имени Церкви выступления, озаботиться получением необходимых для сего материалов и самое суждение, в виду принадлежности некоторых ид указанных лиц к епископату, иметь, по возобновлении нормальной деятельности Священного Синода, при полном, указанном в соборных правилах, числе его членов. О чем, для зависящих по предмету данного постановления распоряжений, уведомить Ваше Првосвященство. Член Священного Синода Архиепископ Фаддей. Делопроизводитель Н. Нумеров” (62).

Этот Указ настолько серьезен, что ни один историк не может обойти его молчанием. Этот Указ был подтвержден постановлением Синода и Высшего Церковного Совета.

В то же время для Зарубежной Церкви он настолько неприемлем, что долгое время о нем в печати вообще не упоминали. Чуть ли не впервые вскользь упомянул его прот. М. Польский только в конце 40-х годов, а проф. И. Андреев, в своем обзоре истории Русской Церкви от революции до наших дней вообще не счел нужным его коснуться.

После получения Указа патриарха Тихона о закрытии заграничного церковного управления, зарубежные архиереи, уже тяготевшие к независимости от московской церковной власти, но декларировавшие свою подчиненность патриарху Тихону, должны были найти “канонический” выход из весьма щекотливого положения: и свое высшее руководство сохранить, и лояльность патриарху Тихону соблюсти. Для этого весьма подходил Указ патриарха Тихона за № 362 от 17(30) ноября 1920 года.

Он был издан патриархом Тихоном в первый день после формального окончания гражданской войны. А еще до этого, 5(18) мая, в дни жесточайших гонений и в разгар гражданской войны, Патриарх Тихон и Священный Синод издали аналогичное постановление, предписывавшее епархиальным архиереям, в случае прекращения связи с центром, решать все церковные дела на местах, самостоятельно.

Согласно Указу № 362, “в случае, если епархия, вследствие передвижения фронта, изменения государственной границы и т. п. окажется вне всякого общения с высшим церковным управлением или само высшее церковное управление во главе со святейшим Патриархом прекратит свою деятельность, епархиальный архиерей немедленно входит в сношения с архиереями соседних епархий на предмет организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях” (63).

За день до издания этого Указа фронты гражданской войны перестали существовать и необходимость в нем отпала. По всей вероятности, подписан он был значительно раньше, а несвоевременный выход его объясняется обычной канцелярской волокитой.

Этот Указ, который как нельзя кстати подходил для зарубежных архиереев, чтобы выйти из канонического тупика, и был положен в основание новой управленческой структуры в виде Архиерейского Синода. Надо отметить, что при организации предыдущих двух форм управления (ВВЦУ и ВРЦУ) зарубежные архиереи вообще не ссылались ни на какие канонические основания, и только с роспуском последнего зарубежного церковного управления использовали Указ двухгодичной давности.

На самом же деле заграничное церковное управление ни при основании своего “прототипа” на Юге России, ни в “Константинопольский”, ни в “карловско-сербский” период, никак не опиралось на вышеупомянутый Указ Патриарха за № 362 и не имеет к нему никакого отношения. И в решениях Собора 1921 года на него даже не ссылаются. Этот Указ был издан 7/20 ноября 1920 года, а к этому дню уже существовало не только ВВЦУ, но и ВРЦУ за границей, и даже Архиерейский Синод.

Подавляющее большинство церковного народа, церковно-общественных кругов, как принято говорить, считали, что необходимо подчиниться Указу Патриарха Тихона во всей его полноте, т. е. Высшее Церковное Управление за границей упразднить.

С митрополитом Антонием осталась лишь небольшая группа правых деятелей, имевшая достаточно скромное влияние в эмиграции.

Насколько владыка Антоний был одинок, может служить иллюстрацией такой эпизод. В разгар обострения отношений Архиерейского Синода с митрополитами Евлогием и Платоном (Американским), в Югославии на правительственные средства был устроен Съезд зарубежных русских ученых из Европы и Америки.

Однажды все участники Съезда прибыли в Сремские Карловцы в патриарший дворец представиться Сербскому Патриарху Варнаве. Владыка Антоний жил в том же самом дворце, и они не могли этого не знать.

Тем не менее, ученые, побывав у Патриарха Варнавы, прошли мимо покоев владыки Антония и вышли в сад. Владыка, увидев их в окно, сам вышел в сад и расположился на скамейке недалеко от этой группы. Но ни один из ученых не подошел к нему и не поприветствовал владыку.

Кое-кто скажет: подумаешь, ну, не узнали митрополита. - Глупости. В Российской Церкви того времени было всего пять митрополитов. И даже атеисты могли назвать их по именам. А митрополита Антония знал весь христианский мир. Уж участники Съезда не могли его не знать.

Правда, рассказывают, что (к слову, о “пастве”, которая выехала из Новороссийска со своими “пастырями”), когда митроп. Антоний пришел однажды на прием к генералу Врангелю (в Югославии), адъютант спросил его:

- Как изволите доложить о вас Его Высокопревосходительству?

Владыка Антоний, который за словом в карман не лез, ответил:

- Скажи, что пришла Мария Ивановна в белой шляпе.

При этом было употреблено одно весьма емкое, но непечатное слово.

Очень похоже на владыку Антония.

Так что одного “в белой шляпе” из пяти иерархов Русской Православной Церкви участники Съезда могли узнать. Но... не захотели.

31 мая 1923 года в Сремских Карловцах состоялся очередной Архиерейский Собор. Среди других вопросов в программе работы Собора был и такой:

“О принятии Высшей Церковной Властью за границей Всероссийской Церковной власти”.

Архиепископ Иннокентий, Начальник Российской Православной Духовной Миссии в Китае, особенно горячо настаивал на том, чтобы митрополит Антоний и возглавляемый им Архиерейский Синод взяли на себя миссию говорить от имени всей Русской Православной Церкви, но Собор не принял это совершенно нелепое предложение.

Архиерейский Собор 1924 года тоже является примечательным в этом отношении. В повестке его работы рассмотрению подлежали около 40 вопросов. Но важнейших было три:

Об изменениях в организации Высшей Церковной власти заграницей.

О необходимости и возможности, в виду происходящих в России церковных событий, присвоить Архиерейскому Синоду или Собору, под председательством митрополита Антония, права и функции Всероссийской Церковной Власти, о чем в прошлом году выдвигали вопрос многие Преосвященные.

О необходимости и возможности провозглашения временной независимости Русской Православной Церкви заграницей в делах церковного управления при признании главенства Святейшего Патриарха Тихона (64). Незатейливо и откровенно.

В 1925 году Архиерейский Собор не состоялся, но отмеченное выше стремление к расширению объема прав заграничного Собора и Синода выразилось в двух характерных случаях.

15/28 января 1925 года тот же самый архиепископ Иннокентий обратился к митрополиту Антонию с просьбой “возглавить временно Российскую Православную Церковь теперь же за границей в качестве Патриаршего заместителя”(65).

Как видим, попытки зарубежного церковного руководства отложиться от Московской Патриархии относятся еще ко времени управления Церковью Патриарха Тихона. И только трезвое отношение к канонам некоторых иерархов не привело зарубежное руководство к полному и окончательному разрыву с Матерью-Церковью еще при Патриархе Тихоне.

В контексте разговора о стремлении Зарубежной Церкви отделиться от Русской Православной Церкви нельзя обойти молчанием еще один документ. Это - так называемое “Завещание Патриарха Тихона”, хотя на самом деле это всего лишь его очередное - правда, последнее - Послание от 7 апреля 1925 года. Точнее, важно не само “Завещание”, а реакция на него зарубежного церковного руководства.

“…Не благо принес церкви и народу, - говорилось в “Завещании”, - так называемый Карловицкий собор, осуждение коего мы снова подтверждаем и считаем нужным твердо и определенно заявить, что всякие в этом роде попытки впредь вызовут с нашей стороны крайние меры вплоть до запрещения священнослужения и предания суду собора”.

Предвидя возможный упрек его в неискренности и несвободе, патриарх писал:

“…Наши враги, стремясь разлучить нас с возлюбленными чадами, вверенными Богом нам - пастырям, распространяют ложные слухи о том, что мы на патриаршем посту не свободны в распоряжении словом нашим и даже совестью.

…Мы объявляем за ложь и соблазн все измышления о несвободе нашей, поелику нет на земле власти, которая могла бы связать нашу святительскую совесть и наше патриаршее слово…” (66).

Сомнения в подлинности этого документа возникли не вчера. Буквально через три недели после его опубликования на эту тему было выпущено личное послание митрополита Антония к русской пастве за границей, в котором категорически было заявлено: “…Документ этот несомненно поддельный” (67).

Далее шли соображения, которые уже выходят за границы церковной темы. Это завещание, по мысли митрополита Антония, подписано таким почерком, которым покойный обладал до революции задолго - четким и красивым. За последние же 7 лет, и более, он мог писать очень неразборчиво и мелко, будучи расстроен нервами.

Здесь митрополит Антоний входит в такие дебри почерковедческой экспертизы, что и анализировать этот пункт нет смысла. Хотя, одно замечание все же надо сделать. Такую экспертизу можно провести только на основе оригинала, а не на типографском оттиске, особенно учитывая качество газетных публикаций того времени.

В послании митрополита Антония есть и еще один примечательный пассаж, весьма выразительный в контексте нашей темы. “Архиерейский зарубежный Собор, - замечает владыка, - еще год назад постановил: те распоряжения от имени Патриарха, которые будут иметь явные доказательства своей подложности или насилия, произведенного над Святейшим, не считать ему принадлежащими и не исполнять, как не патриаршие, а чужие, хотя бы и им подписанные” (68).

Что же касается признания ВРЦУ со стороны Сербской Патриархии, то и здесь есть немало вопросов. В целях легализации со стороны Патриарха Димитрия только что переехавшее в Югославию ВРЦУ обратилось к нему с докладом, в котором были такие строки:

“Сообщаем Вашему Святейшеству, что Высшее Церковное Управление заграницей получило утверждение для себя и своих обязанностей (от кого? – В.Р.), и что оно имеет полномочие от Отца нашего, Патриарха Московского и всея Руси, Святейшего Тихона” (69).

В этот же день, 30 июля, к Патриарху Димитрию обратился с личным письмом митроп. Антоний. В нем митрополит говорит не об утверждении и полномочиях, которые якобы получены от Патриарха Тихона, а лишь о намерении обратиться к нему за таковыми полномочиями:

“Константинопольское Русское Церковное Собрание утвердило проект новой организации для всей паствы Всероссийского Патриарха в Европе, в новооснованных Прибалтийских государствах, для православных колоний в Китае, Японии и Америке.

Все они не имеют возможности поддерживать сношения с Патриархом, которому мы сообщаем о нашем проекте и просим утверждения...” (70).

Текст Постановления Сербской Патриархии от 31 августа 1921 года, который дает о. М. Польский, не согласен ни с оригинальным сербским текстом, как он изложен в актах Сербского Собора (71), ни с неточным переводом его в органе Архиерейского Синода “Церковные Ведомости” (72). Ни там, ни здесь нет фразы “во всем идти навстречу беженцам-иерархам, изъявлять готовность принять под свое покровительство Высшее Русское Церковное Управление” (73).

В своем отношении к Архиерейскому Синоду Сербская Церковь руководствовалась принципом братской любви и принятым на веру заявлением, что он существует с одобрения Константинопольского и Русского Патриархов, а также уверениями, что все московские акты о закрытии его были изданы только под давлением большевиков (74).

“Взаимоотношения Зарубежной Церкви с Болгарской Церковью очень похожи на отношения, существующие в Югославии. Болгарская Церковь с самого начала предоставила полную автономию русским православным общинам и тоже трактует Архиерейский Синод, как единственно свободного представителя Русской Церкви”. Это утверждение идеолога Зарубежной Церкви будущего епископа Григория Граббе (75).

На самом деле признание ВРЦУ Болгарским церковным руководством ограничивалось всего лишь вежливыми ответами на праздничные приветствия руководства Зарубежной Церкви.

“С Румынскою Церковью в настоящее время всякая переписка прекратилась, ввиду того притеснения, которое терпят от нее чада Русской Церкви в Бессарабии” (76).

Г. Граббе пишет: “Особой сердечностью отличаются взаимоотношения между Зарубежной Церковью и Антиохийской” (77), но в подтверждение этих сердечных отношений он приводит факты благожелательного отношения антиохийского церковного руководства к Русской Православной Церкви.

Позиция Антиохийской Церкви выражена в ответе Патриарха Григория по поводу споров Архиерейского Синода с митроп. Евлогием. В нем говорится не о признании Архиерейского Синода, а лишь дается совет “положить конец возникшему гибельному раздору” (78).

“Прямого акта о признании этим (Александрийским – В.Р.) Патриархатом того или иного объема прав за Архиерейским Синодом Зарубежной Церкви нет, хотя в прежние годы были грамоты, адресованные Блаженнейшему Митрополиту Антонию, именно, как председателю Синода” (79). Но было и другое.

Александрийский Патриарх Мелетий в своем послании Митрополиту Евлогию от 16/IV-1927 года (№ 843) пишет:

“Мы уже... составили мнение о противоканоническом решении пребывающего в Карловцах самозванного „Синода” русских архиереев, и не имеем никакого сомнения о вредных последствиях от сего незаконного собрания” (80).

“Постоянные сношения существуют между нашей Зарубежной Церковью с Иерусалимским Патриархатом, в пределах которого находится наша Духовная Миссия”, - отмечается официальными представителями Зарубежной Церкви (81).

Существовали. На сегодняшний день уже нет.

“Элладская Церковь с большой торжественностью принимала Блаженнейшего Митрополита Антония, когда он впервые прибыл в Афины в 1920 году. Она не возражала против самостоятельного существования церковных общин, хотя устройство для них епархиального управления по примеру Югославии и Болгарии не встретило сочувствия греческой церковной власти и его пришлось закрыть” (82).

А в 1926 году Архиепископ Хризостом, Глава Элладской Церкви, известный своими учеными трудами, до тех пор сносившийся с Архиерейским Синодом как представителем Русской Церкви по вопросу о живоцерковниках и о положении русских иноков на Афоне, прислал Митрополиту Евлогию послание, в котором изложена позиция Элладской Церкви, явно направленная против Архиерейского Синода (83).

В своем послании Митрополиту Евлогию от 22/III-1927 года Архиепископ Хризостом так характеризует притязания Архиерейского Синода на высшую церковную власть за границей:

“Всякий, имеющий хотя бы элементарное знание церковных канонов, должен признать, что так называемый Карловацкий Синод не может иметь действительную юрисдикцию над русской Православной Церковью за границей. По существу, невозможно признать отделяющуюся от России Церковь за границей и существующую даже в православных странах, где имеются местные Православные Церкви. Каноны не допускают, чтобы в одном городе было два самостоятельных епископа...

В силу этого я не признал присланного из Карловцев Митрополитом Киевским и Галицким Антонием, епископа Гермогена, в качестве епископа для Греции.

Нам известно, что св. Патриарх Тихон не признавал юрисдикцию Карловацких епископов над православными русскими за границей” (84).

В день получения сведений о смерти патриарха Тихона на рассмотрение Архиерейского Синода было представлено письмо уже упоминавшегося Начальника Российской Православной Духовной Миссии в Китае архиепископа Иннокентия от 15/28 января 1925 года с предложением митрополиту Антонию возглавить Русскую Православную Церковь в качестве Наместника Патриарха Тихона. 9 апреля Архиерейский Синод решил:

“…принимая во внимание…, что Высокопреосвященный Митрополит Антоний является первым избранником Священного Собора Российской Православной Церкви 1917-1918 гг. в кандидаты на Патриарший Престол…, что владыка митрополит Антоний по своему иерархическому положению не только здесь заграницей, но и в России, считается первым старейшим после Патриарха иерархом Российской Православной Церкви, а также его исключительную выдающуюся ревность о священных канонах, безусловный авторитет его, как ученейшего и просвещеннейшего богослова и канониста, признаваемый не только главами православных автокефальных Церквей и ученым миром, но и главами и представителями Церквей других вероисповеданий,

- единогласно при воздержавшемся от голоса Председателе Архиерейского Синода митрополите Антонии…, находят целесообразным…, предоставить Председателю Архиерейского Синода Высокопреосвященному Митрополиту Антонию, с правами временного, до созыва канонического Всероссийского Священного Собора, заместителя Патриарха, представительствовать Всероссийскую Православную Церковь и, насколько позволяют условия и обстоятельства, руководить церковной жизнью и Церковью не только вне России, но и в России” (85).

Второй характерный случай, иллюстрирующий автокефальные претензии зарубежного церковного руководства связан со вступлением в права Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра. Архиерейский Синод своим определением от 16 сентября 1925 года не посчитал нужным принять известие о вступлении митрополита Петра в должность Местоблюстителя к исполнению по соображениям не полной уверенности в подлинности документа. Только после того, как митроп. Евлогий (управляющий западно-европейскими русскими приходами – В.Р.) лично 7 ноября 1925 года получил об этом извещение и уведомил об этом Архиерейский Синод, его члены своим определением от 12 ноября предложили возношение имени Местоблюстителя Митрополита Петра в храмах, однако, сделали такое ограничительное замечание:

“Оставаясь при прежнем решении о том, что окончательное признание Митрополита Петра отложено до созыва Священного Собора Архиереев Русской Православной Церкви заграницей... временно (выделено нами – В.Р.) признать Высокопреосвященного Митрополита Петра Местоблюстителем Патриаршего Престола” (86).

Это означает не менее, как усвоение себе со стороны Архиерейского Собора совокупного права Вселенской Церкви признания Главы Автокефальной Православной Церкви.

Приблизительно такой же характер носит и синодальное постановление от 1 июля 1926 года, согласно которому, “в случае прекращения законного преемства Центральной Верховной Церковной Власти в России, поручить Архиерейскому Синоду запросить всех епископов по этому вопросу, экстренно созвать для его решения Собор Епископов, а в случае невозможности выполнения этих мер, предоставить Архиерейскому Синоду право применять чрезвычайные меры (выделено нами – В.Р.) для предотвращения гибельных для Российской Церкви последствий этого” (87).

Как видим, мегаломания Заграничного Церковного Управления начала проявляться с первых лет бытия Зарубежной Церкви.

Многими зарубежными церковными представителями приведенные выше синодальные и соборные решения были совершенно оправданно истолкованы, как стремление зарубежных иерархов отделиться от Московской Патриархии и образовать свою самостоятельную Церковь.

В июле 1927 года (16/29) митрополит Сергий опубликовал свое печально известное Послание, вошедшее в церковную историю под именем сергиевской Декларации.

Декларация была отпечатана в 5000 экземплярах и разослана по епархиям и приходам. Она же была опубликована в “Известиях ЦИК” от 19 августа 1927 года (88). Подробный анализ текста Декларации выходит за рамки заявленной темы, но некоторое замечание сделать необходимо.

Два пункта этого послания неприятно поразили церковное сознание членов Русской Православной Церкви и на Родине, и за рубежом:

1. “Выразим всенародно нашу благодарность и советскому правительству за такое внимание к духовным нуждам православного населения, а вместе с тем заверим правительство, что мы не употребим во зло оказанного нам доверия”.

2. “Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи”.

Мысли действительно не из приятных. Но при толковании их все же нельзя использовать неблаговидный прием. За рубежом, да и у нас в России, уже аксиомой стало такое толкование: митроп. Сергий, мол, от лица Церкви заявил в своей декларации, что радости советской власти - радости Церкви, а ее неудачи - церковные неудачи.

Это, конечно же, недоразумение! Здесь либо невнимательное чтение, либо незнание грамматики русского языка, либо сознательное искажение. Достаточно простейшего стилистического анализа, чтобы понять, что речь идет не о радостях и неудачах советской власти, а о радостях и неудачах Родины. Тем не менее, до сих пор такое толкование присутствует во многих работах и на родине, и за рубежом.

Зарубежная Церковь, конечно же, не могла не отреагировать на Декларацию. В Окружном Послании Собора Архиереев Русской Православной Церкви Заграницей (ответ на декларацию м. Сергия), состоявшегося 9 сентября 1927 года, есть такие слова:

“…Послание митрополита Сергия не архипастырское и не церковное, а политическое и посему не может иметь церковно-канонического значения и не обязательно для нас, свободных от гнета и плена богоборной и христоненавистной власти.

…Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью в виду невозможности нормальных сношений с нею и в виду порабощения ея безбожной советской властью, лишающей ее свободы в своих волеизъявлениях и канонического управления Церковью” (89).

Правда, было подчеркнуто, что заграничная часть Русской Церкви почитает себя неразрывною, духовно-единою ветвью великой Русской Церкви. Она не отделяет себя от своей Матери Церкви и не считает себя автокефальною. Она по-прежнему считает своею главой Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра и возносит его имя за богослужениями. Но это так, для обывателя.

Справедливости ради здесь уместно отметить тональность этого соборного постановления. В нем совершенно не чувствуется ни малейшей враждебности по отношению к собратьям на Родине и к митроп. Сергию в частности, но лишь стремление оградить их от возможных преследований со стороны советской власти, могущих последовать из-за принципиальной церковной (но одновременно и сугубо политической) позиции Зарубежной Церкви. То есть, совершенно отсутствует та враждебность к Патриархии, которая культивируется последней волной эмиграции в зарубежной церковной прессе.

Учитывая многолетнее неповиновение зарубежной иерархии центральной церковной власти, 9 мая 1928 года митроп. Сергий издает Указ за № 104, которым заграничный Архиерейский Собор и Синод были объявлены упраздненными, а все их действия отмененными.

В ответ на этот указ Архиерейский Синод в своем постановлении отметил:

“…Митрополит Сергий впал в полное противоречие себе и своим бывшим указаниям и распоряжениям.

…Настоящий указ в положение Заграничной Церкви ничего нового не вносит. Он является повторением того же пресловутого указа Святейшего Патриарха Тихона в 1922 году, в свое время решительно отвергнутого всей Заграничной Церковью.

…Архиерейский Синод… считает исходящие от теперешней Московской церковной власти… распоряжения церковно-административного характера не имеющими обязательной силы для Заграничной Церкви и ее иерархии…”.

23 марта 1933 года митрополит Сергий обращается с личным письмом к Сербскому Патриарху Варнаве. (С патриархом Варнавой митрополит Сергий был связан личными дружескими отношениями, как со своим учеником по Петроградской Духовной Академии). В послании была изложена просьба разрешить многолетнюю проблему взаимоотношений Зарубежной Церкви и Русской Церкви на родине.

Это письмо или послание было своевременно передано патриархом Варнавой на рассмотрение очередного зарубежного Архиерейского Собора 1933 года, но дальнейшая судьба его долгое время была неизвестна. Текст его не был доступен даже архиепископу Никону (Рклицкому), которому были предоставлены все архивы зарубежного церковного управления.

Основные положения его можно было уяснить из заметки от 26 апреля 1933 года в распространенной газете “Сегодня”, издававшейся в г. Риге.

В этом письме митрополит Сергий напоминал зарубежным иерархам, что еще покойный патриарх Тихон особым указом в 1922 году упразднил Карловацкое Управление.

Но митрополит Сергий надеется, что время подготовило для карловацкой церковной группы почву к примирению с Церковью-Матерью. Он решается еще раз обратиться к преосвященным архипастырям, пастырям и церковникам-мирянам карловацкой группы с братским призывом к примирению с Московской Патриархией.

Возвратившиеся в Московскую Патриархию пастыри должны принять на себя соответствующее обязательство о лояльности советской власти и получить новое назначение. Если в результате развития такого процесса церковный центр в Сремских Карловцах будет упразднен, то духовенство может определить свое церковное бытие по собственному усмотрению.

Предельный срок для определения своего статуса митроп. Сергий назначил 9 мая, день, когда исполнялось ровно 5 лет после постановления Московской Патриархии за № 104, которым заграничный Архиерейский Собор и Синод были объявлены упраздненными.

Если к указанному сроку от зарубежных клириков не будет получен ответ, или ответ отрицательный, то Московская Патриархия применит к отказникам строгие меры воздействи. О каждом архипастыре карловацкой группы будет вынесено постановление о запрещении его в священнослужении с последующим преданием их церковному суду (90).

В русском обществе за границей многие считали, что наилучшим решением русского церковного вопроса будет закрытие Русского Архиерейского Синода и подчинение русских православных приходов в Югославии Сербскому Патриарху (91). Некоторые сербские архиереи также более сочувствовали митрополиту Евлогию, нежели владыке Антонию, и не считались с запрещением, наложенным Архиерейским Синодом на митрополита Евлогия (92).

Митрополит Антоний, ознакомившись с этим посланием из парижского журнала “Православие” (93), издававшемся новооткрытым подворьем Московской Патриархии, 6/19 мая пишет митрополиту Сергию ответ, в котором основная мысль заключена в следующем:

“Заграничная часть Всероссийской Церкви должна прекратить сношения с Московской церковной властью в виду невозможности нормальных сношений с нею и в виду порабощения ея безбожной советской властью…” (94).

…К этому времени Русская Зарубежная Церковь уже более десяти лет вела вполне самостоятельное существование.

Попытка митроп. Сергия примирить с собой зарубежную часть Русской Православной Церкви в 1933 году к успеху не привела и 22 июня 1934 года митроп. Сергий и Священный при нем Синод подвели последнюю черту во взаимоотношениях с Зарубежной Церковью. Был издан Указ № 944, которым заграничные русские архиереи запрещались в священнослужении.

По получении этого Указа, владыка Антоний на бланке Председателя Архиерейского Синода Русской Православной Церкви заграницей 7/20 августа 1934 г. за № 4036 отправил ему ответ, в котором, в частности, говорилось:

“…Во избежание недоразумений, спешу сообщить Вам, что никак не могу признать какой бы то ни было силы за этим актом по следующим основаниям:

За границей, на основании указа от 7/20 ноября 1920 года, давно уже образована временная митрополичья область, во главе коей я и нахожусь.

Поэтому, отрицая всякую силу за постановлениями митрополита Сергия и его „Синода”, я глубоко скорблю, что мой бывший ученик и друг находится в таком не только физическом, но и нравственном пленении у безбожников. Признаю деяния его преступными и подлежащими суду будущего свободного Всероссийского Собора” (95).

Архиерейский Собор 1934 года, одобрив личный ответ владыки Антония на Указ митрополита Сергия о наложенных им на заграничных русских иерархов прещениях, счел необходимым обратиться по этому поводу с Окружным посланием к зарубежной пастве, в котором подтвердил твердое намерение Зарубежной Церкви продолжать независимое существование.

Все. История зарубежной части Русской Православной Церкви закончилась. Начинается история “Русской Православной Церкви Зарубежом”.

Начинается многолетняя кампания обвинений Московской Патриархии со стороны Зарубежной Церкви во всех смертных грехах, так что на сегодня она вообще не рассматривается как Церковь, не говоря уже о Матери-Церкви.

После вступления Московской Патриархии во Всемирный Совет Церквей в 1961 году амбиции Зарубежного руководства взметнулись на высоту, о которой и не помышляли его предшественники. 21 июня 1962 года известный в зарубежье К. Н. Николаев поместил в газете “Россия” заметку под характерным названием: “Русская Православная Церковь Заграницей - центр вселенского Православия”. Особенно интенсивно такое настроение в Зарубежной Церкви стало культивироваться новой волной редакторов “Православной Руси” в начале 90-х годов.

Митрополита Антония вполне заслуженно именуют почтительным словом Авва. Второй иерарх, к которому часто прилагается это наименование, - архиепископ Виталий (Максименко), известный всей России архимандрит, миссионер и патриот.

В мае 1953 года он писал: “Прежде всего с прежней твердостью исповедуем наше единство с Матерью Церковью Русской, ныне порабощенной, нашу верность ее историческому тысячелетнему пути, и шлем ей наши сердечные молитвенные пожелания скорее освободиться от богоборческой неволи. Бескомпромиссно осуждаем сотрудничество современных возглавителей ее в СССР с безбожной коммунистической властью. А равно также осуждаем и всякие самочинные автономии, сепаратизмы и разделения.

Сущность нашей Церкви: не разделения и властвования, а хранение Божественной истины в Единстве”.

В свое время и нынешний глава Зарубежной Церкви митрополит Виталий подтвердил эти мысли на Свято-Германовском съезде православной молодежи в Свято-Троицком монастыре в Джорданвиле (Нью Йорк). Он сказал, что в случае падения безбожной власти в России Зарубежная Церковь просто станет заграничной епархией Московского Патриархата. Но... Это его заявление делалось тогда, когда падение коммунистической власти не предвиделось.

Ныне два условия воссоединения, выраженные в соборном решении 1927 года, налицо. Безбожной власти в России нет и препятствий к общению – тоже. Тем не менее Зарубежная Церковь не только не выразила готовность решить проблему разделения, но еще больше отдалилась от Матери-Церкви, открыв на территории бывшего СССР свои приходы.

На сегодняшний день полную самостоятельность Зарубежной Церкви можно определить по следующим существенным показателям.

1. Самостоятельное избрание Первоиерарха - Председателя Архиерейского Собора и Синода.

2. Прославление угодников Божиих. Хотя прославления, проводимые в Зарубежной Церкви, приветствуются и в России церковным народом, но, будучи частью Русской Церкви, как она себя подает, Зарубежная Церковь рассматривает, их как общецерковные.

3. Мироварение. До Второй мировой войны Зарубежная Церковь, не чувствуя себя вправе освящать Святое Миро, получала его от Сербской и Константинопольской Церквей. После войны зарубежная иерархия сочла себя вправе совершить этот обряд самостоятельно.

Кстати, в официальном печатном синодальном органе “Церковная жизнь” был полностью обойден молчанием случай Мироварения. Не потому ли зарубежное церковное руководство не хотело заострять внимание церковной общественности на этом событии, что осознавало его каноническую ущербность?

4. Обращения Председателя Архиерейского Синода к Главам Поместных Церквей (“Скорбные послания” митрополита Филарета) не как от имени возглавителя части Русской Церкви, а как от имени Главы независимой Церкви.

Сюда можно добавить суд в последней инстанции, изменение границ и учреждение новых епархий Русской Церкви за границей, право награждения высшими церковными наградами и кое-что другое. Так что определение, выраженное в “Положении о Русской Православной Церкви заграницей”, согласно которому Зарубежная Церковь “есть неразрывная часть Поместной Российской Православной Церкви, временно самоуправляющаяся на соборных началах до упразднения в России безбожной власти”, есть чистейшая фикция.

На Всезарубежном церковном Соборе в 1974 году Женевский архиеп. Антоний в своем докладе высказался вполне в духе ранних соборных постановлений: “Самостоятельное существование части Русской Церкви не предвидено полностью канонами. Оно оправдывается только двумя фактами: неслыханными гонениями на Церковь в России и временностью нашего положения. Если же кончится режим богоборцев, если прекратятся преследования верующих на Родине, если восстановится религиозная свобода, то Русская Православная Церковь за границей перестанет существовать, слившись с Матерью Церковью”.

Последнее десятилетие, которое мы определяем, как годы демократических преобразований, привнесло и в церковную жизнь существенные изменения. Новый закон о свободе совести и сопутствующие ему законы из других областей жизни позволили развернуться религиозным устремлениям российских граждан в самых неожиданных центробежных направлениях.

Если до распада Советского Союза в Совете по делам религий при Совете министров СССР было зарегистрировано только 26 религиозных объединений, то в 2000 год мы вступили с полутора тысячами религиозных объединений только в одной Московской области. В России действуют даже экзотические для нашего народа религиозные, полурегиозные и даже криминальные (под “религиозной крышей”) объединения.

В Советском Союзе была одна Православная Церковь, которая в значительной мере удовлетворяла духовные потребности всего населения. Теперь православным людям только на территории России предлагается на выбор любая из легально существующих церквей: Русская Православная Церковь (Московская Патриархия), Русская Зарубежная Церковь, Российская Православная Кафолическая Церковь, Катакомбная Православная Церковь, Истинно-Православная Катакомбная Церковь, Российская Православная Свободная Церковь, Российская Православная Автономная Церковь, Истинно-Православная Церковь…

Все они имеют в названии определение “Православная”, но все они разнятся как по внешней структуре, так и по своей церковной политике и другим характеристикам. Причем, разнятся иногда настолько, что не имеют между собой даже зачаточного обыденного общения, не говоря уже о каноническом.

И каждая из них, естественно, считает, что именно она обладает правом быть единственной и истинной Христовой Церковью. Дробление и разделение единой Российской Православной Церкви продолжается.

Учредителям новых церквей не нравится в Московской Патриархии многое. В частности:

Московская Патриархия всегда поддерживала внешнюю и внутреннюю политику КПСС и советского государства;

Московская Патриархия оказалась неспособной переосмыслить свое прошлое во времена неожиданно открывшейся ей свободы, пришедшей с крушением коммунистического режима в 1991 году;

отсутствие соборности;

неспособность осуществлять миссию духовного просвещения российского народа;

обрядоверие-“шаманство”, превращение Церкви в комбинат ритуально-обрядового обслуживания;

казарменная структура и жесткая дисциплина по всей вертикали исполнительной церковной власти и многое другое.

усилению тоталитарного характера Московской Патриархии способствует передача ей в централизованное владение всего движимого и недвижимого церковного имущества (зданий, священных предметов, земельных участков);

жесткая вертикальная структура Патриархии позволяет ей управлять народом Божиим по прихоти нескольких человек, которые никем свободно не были избраны;

Московская Патриархия напрочь забыла одно из основополагающих свойств Церкви – ее соборность - святая святых церковного устройства и жизни. Даже в юбилейный 2000-й год Патриархия не удосужилась провести полноценный Поместный Церковный Собор, заменив его расширенным “синодом” в виде Архиерейского Собора.

В качестве идеологических (не путать с богословскими и догматическими) обоснований новых церквей выдвигают следующее.

Церковь должна быть устроена по конфедеративному принципу. Высшая иерархическая власть в Церкви – епископ, как и было в апостольское время.

Епископы, возглавляющие епархии, вправе объединяться в единую церковную структуру (Синод, ВЦУ, либо иной высший орган), но только с консультативно-координационным характером влияния. Она не должна иметь управленческой функции и права назначать или увольнять епископов. Таким правом должны обладать лишь епархиальные собрания (при наличии выработанных соответствующих процедур).

Должно быть допущено рукоположение во епископа целибата без необходимого принятия монашества.

Церковь должна иметь три ветви власти: законодательную, исполнительную и судебную.

По желанию верующих приход должен иметь право переходить на новый календарный стиль.

Жесткая дисциплина тяжелых постов, существующих ныне в Православии, должна быть пересмотрена в разумных пределах.

Православное богослужение быть освобождено от византийской пышности. Службы должны быть сокращены.

Должна быть упразднена сложная и лишенная всяких богословских оснований система церковных наград.

Службы должны совершаться на любом понятном языке по желанию верующих, в том числе и на русском.

В церковной практике должны быть упразднены таксы за богослужения и требы.

Возродить гласность финансовых отчетов церковных организаций всех уровней.

Восстановить регулярный созыв епархиальных и поместных соборов.

Строго говоря, с этими положениями может согласиться любой православно-верующий, болеющий за судьбу Церкви, да и нового в них ничего нет. Скорее, все это – давно забытое старое.

Но ни один из перечисленных выше пунктов не дает ни малейших оснований для отделения от Московской Патриархии. Все эти проблемы решаются как раз соборным разумом в результате нормального диалога.

Без сомнения, в мире есть силы, которым на руку разделение Русской Православной Церкви. Но трагедия состоит в том, что мы сами подыгрываем им и раздираем нешвенный хитон Христов. Русские православные люди, независимо от того, где мы живем и как мы там оказались (за пределами Родины), живем во вражде между собой. Никаких вероучительных разделений нет. И никакого оправдания нынешним разделениям также нет.

Современное положение Зарубежной Церкви в ее отношении к Матери-Церкви - Русской Православной, в корне отличается от 20-х или 30-х годов, когда руководство Зарубежной Церкви занимало действительно совершенно четкую и объяснимую позицию. Если и есть сегодня препятствия к возможному воссоединению, то они преодолимы и в значительной мере преувеличены.

Речь, конечно, не идет о формальном, как сказано в одном из официальных синодальных документов, решении о соединении. Да и никто не требует подчинения Москве.

В контексте взаимоотношений Зарубежной Церкви и Московской Патриархии нельзя не привести хотя и личное, но “открытое” мнение Патриарха Алексия II, выраженное в письме бывшему клирику Зарубежной Церкви протопресвитеру Александру Киселеву. Патриарх пишет:

“…Сердце всякого русского православного человека, тем более пастыря, не может смириться с существованием разделения в нашей среде — разделения, не позволяющего нам ныне вкушать Тело и Кровь Христовы от единой Чаши…

Убежден, что настало время сообща, на основе глубокого изучения и духовного, молитвенного осмысления исторических реалий оценить путь Русской Церкви в XX веке. До сих пор мы давали разные оценки новейшей церковной истории и делали из этих оценок различные выводы. Однако, надо помнить, что мы имеем единое исповедание веры, единый церковный строй, единые принципы христианского благочестия. И невозможно нам, православным, оправдывать разделение нешвенного Христова хитона различным пониманием истории, различными взглядами на отношения Церкви с внешним миром и государством. Как же нам преодолеть раскол?

Основа любого разделения — отсутствие любви. Но нельзя полюбить так сразу, за глаза, по сходству политических позиций. Нельзя склеить сосуд, если осколки его разбросаны по дому — надо собрать их воедино.

Нам надо узнать друг друга, и узнать не в процессе взаимных обвинений, когда молитва и любовь уступают место бесплодному спору. Нужна человеческая встреча — лицом к лицу, сердцем к сердцу — чтобы можно было открыто посмотреть в глаза друг другу и вместе вознести молитву Господу…

Да, между нами стоит много нерешенных вопросов. Да, мы не согласны с рядом действий и заявлений иерархов Русской Зарубежной Церкви.

Но мы не перестаем считать ее частью Русской Православной Церкви и полны желания разрешить все недоумения, препятствующие нам молиться в одном алтаре, у одного Престола.

Со всей искренностью говорю: мы готовы к диалогу. Как только Священноначалие Русской Зарубежной Церкви выразит такую же готовность, мы незамедлительно встретимся с его представителями для обсуждения того, что волнует их и нас.

Целью диалога, на мой взгляд, должно стать восстановление литургического общения. Лучшим свидетельством Православия в нынешнем тревожном мире станет свидетельство нашего единства, свидетельство о том, что у нас — „одно тело и один дух... один Господь, одна вера, одно Крещение, один Бог и Отец всех” (Еф. 4, 4-6).

При этом я считаю, что восстановление единства в свидетельстве и молитве должно привести к созданию единой канонической юрисдикции при полной автономии Русской Зарубежной Церкви (выделено нами – В.Р.). Нельзя не понять, что миссия этой Церкви, многие годы бывшей меньшинством в активном инославном окружении, — это совершенно особая миссия. И то, что приемлемо и естественно для нас, живущих в православной среде, может быть невозможно для Церкви, действующей в иной ситуации.

Вот почему мне не хочется советовать клиру и мирянам Русской Зарубежной Церкви, как им жить и как поступать. Это — дело ее Священноначалия. Я лишь смиренно простираю к архипастырям, пастырям и пастве свои руки и открываю им свое сердце. Я заверяю Русскую Зарубежную Церковь, что Московский Патриархат готов помогать ей в ее нелегком свидетельстве и с благодарностью приемлет помощь, оказываемую нам, прежде всего через издание духовной литературы…” (96).

Нынешняя ситуация обязывает вести диалог с представителями Московской Патриархии в надежде, что, наконец, произойдет желанное воссоединение. Без общения, без диалога, без контактов с представителями Московской Патриархии не может ситуация измениться. Мы будем всегда разделены каменной стеной, которую выстроило прежнее время.

Можно представить, какую силу получила бы Русская Православная Церковь в результате такого воссоединения! Насколько возвысилось бы влияние Православной Церкви в нашем очень не благополучном мире в результате этого и насколько помогло бы оно самой России!

Нынешнее время дает уникальную возможность преодолеть трагедию разделения двух Церквей. И пути для этого указаны уже давно.

Авторитетный Архиерейский Собор Зарубежной Церкви в 1927 году в своем решении о прекращении общения с м. Сергием указал на два обстоятельства, которые должны считаться основанием для восстановления единства Русской Церкви:

а) восстановление нормальных сношений с Россией и

б) освобождение нашей Церкви от гонений безбожной советской власти.

Это постановление никто в Зарубежной Церкви не отменял и оба эти обстоятельства налицо.

Единение, которое Господь даровал бы всей Русской Православной Церкви, если бы руководство Зарубежной Церкви не закоснело в своей праведной гордыне, позволило бы не то, что укрепить, но поднять Ее (и зарубежную часть) на небывалую высоту в этом порочном мире. Но такое единение не может произойти на пустом месте, при отсутствии даже зародышного официального диалога между представителями обеих частей Русской Церкви.

Стержень церковный, существо церковное, здорово и здесь и там. Недостатки есть тоже и там и здесь. И полезнее было бы сосредоточить свои усилия не на выискивании пороков, а на достижении единения, которое одно может спасти одновременно и нашу страждущую Родину, для которой за границей собирают жалкие подачки. Пока нет этого единства церковного, не будет порядка на русской земле.

Более того, может быть нынешняя трагедия русского народа и является продолжением трагедии разделения Церкви?

…Хочется верить, что такое единение произойдет и Российская Православная Церковь едиными устами будет провозглашать вечные спасительные ценности для всех ее исстрадавшихся верных чад.

Не признавая Московский Патриархат (97), Зарубежная Церковь (98) отвержением Матери-Церкви готовит себе тихую кончину. Да не будет!

1) "Положение о Русской Православной Церкви Заграницей". Утверждено Собором Епископов в 1956 г. и определением Собора от 5/18 июня 1964 г. Раздел 1 "Общия положения", § 1.

2) Польский М., Прот. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и заграницей. Типо-графия преп. Иова Почаевского в св. Троицком монастыре. Джорданвиль, 1948, стр. 113.

3) Добровольческой ("Белой") Армии генерала Деникина.

4) О. Георгий Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 1. Изд-во имени Чехова. Нью-Йорк, 1954. Цит. по: "Патриарх Тихон и история русской церковной смуты". Сост. М. Е. Губонин. Книга 1. "Сатис". СПб., 1994, стр. 59-60.5) Там же, стр. 19.

6) Там же, стр. 20.

7) Там же, стр. 63.

8) "К делу б. Патриарха Тихона. Обвинительное заключение по делу граждан: Белавина Василия Ивано-вича, Феноменова Никандра Григорьевича, Стадницкого Арсения Георгиевича и Гурьева Петра Викторовича по 62 и 119 стт. УК". М., 1923.

9) Епископ Никон Рклицкий. Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицко-го. 1959, т. 5, стр. 12...

10) Там же.

11) О. Георгий Шавельский. См.: Губонин М.Е., ук. соч., стр. 65.

12) Епископ Никон Рклицкий, ук. соч., т. 5, стр. 5.

13) Имеется в виду в г. Константинополе.

14) Там же, стр. 6-7.

15) Прот. М. Польский, ук. соч., стр. 113. Архиепископ Никон утверждает, что это переименование про-изошло на Соборе в Карловцах в ноябре 1921 года. Том 7, с. 7. Это очевидно не так.

16) Епископ Никон Рклицкий, ук. соч., т. 5, стр. 7-8.

17) Там же, стр. 8.

18) Там же.

19) Там же.

20) Троицкий С., проф. О неправде карловацкого раскола. Разбор книги Прот. М. Польского "Канониче-ское положение высшей церковной власти в СССР и заграницей". Париж, 1960, стр. 95.

21) За № 9046.

22) Троицкий, ук. соч., стр. 95-96.

23) Там же.

24) Там же.

25) Стр. 6-7.

26) 1956, № 3, стр. 14-15.

27) Евлогий, митроп., ук. соч., стр. 617.

28) Там же.

29) "Церковный Вестник", 1927, № 1. См.: Троицкий, ук. соч. стр. 118.

30) Там же. Цит. по: Троицкий, ук. соч., стр. 118-119.

31) Архиеп. Никон, ук. соч, т. 5, стр. 23.

32) Там же, стр. 24.

33) Там же.

34) Там же.

35) Митроп. Евлогий, ук. соч., стр. 374.

36) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 5, стр. 29.

37) Там же, стр. 28.

38) Там же, стр. 31.

39) Там же, стр. 93.

40) Там же, стр. 24-25.

41) Архиеп. Никон, т. 6, стр. 9.

42) "Русская Православная Церковь в СССР". Сборник. Изд-во Центрального Объединения Политиче-ских эмигрантов из СССР (ЦОПЭ). Мюнхен, 1962, стр. 20.

43) По предложению митрополита Антония, в конце заседаний, это Собрание было переименовано в "Русский Заграничный Церковный Собор". См.: Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 1.

44) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 10. На этом Соборе "церковное управление, основанное еще на юге России в годы гражданской войны, было переорганизовано и получило наименование „Высшее Русское Цер-ковное Управление заграницей" (там же, т. 7, стр. 7). Это не так: оно было переименовано еще 6 ноября 1920 года на "корабельном Собрании" в проливе Босфор.

45) Из выступления на Собрании митрополита Антония. См.: Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 26.

46) Из "Послания Собора чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим". Там же, стр. 29.

47) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 30-31. Примечание: по правилам Русской Православной Церкви ре-шение может быть принято большинством не менее чем в 2/3 голосов (см. "Деяния Всероссийского Церков-ного Собора 1917-1918 гг.").

48) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 33.

49) Регельсон Лев. Трагедия Русской Церкви. 1917-1945. Париж, 1977, стр. 277.

50) Архиеп. Никон, ук. соч., т.5, стр. 9-11.

51) "Деяния Русского Всезаграничного Собора". 1922, стр. 15 и др.; см.: Троицкий, ук. соч., стр. 16.

52) См., например, определения от 16 августа 1921 г., от 21 сентября того же года, от 17 января 1922 г. "Церковные Ведомости", 1922, № 3.

53) § 3.

54) § 4.

55) Троицкий, ук. соч., стр. 99.

56) Архиеп. -Никон, ук. соч., т. 6, стр. 38.

57) Проф. С. В. Троицкий утверждает, что проект этот был принят еще 26/ХI-1921 года, разумеется, без ведома Патриарха (см.: Троицкий, ук. соч., стр. 11), ссылаясь на зарубежные же "Церковные Ведомости" (1922, № 2, стр. 7). На самом деле, он принят не был.

58) -Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 39.

59) "Церковные Ведомости", 1931, № 136

60) "Гласник". 1931, № 8, стр. 126. См.: Троицкий, ук. соч., стр. 12.

61) "Церковные Ведомости", 1922, № 1, стр. 11.

62) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 7, стр. 8-10.

63) Там же, стр. 28.

64) Проф. Троицкий указывает, что это Управление неоднократно заявляло претензию на подчинение ему не только Русской Православной Церкви за границей, но и в самой России (см. "Церковные Ведомости", 1923, № 11 -12, стр. 10; № 17-18, стр. 26; 1925, № 15-16, стр. 3-4; № 17-18, стр. 29 и др.).

65) Архиеп. -Никон, ук. соч., т. 6, стр. 205.

66) "Известия ЦИК". 1925, № 86 (2419), 15 апреля. См.: Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 190-195. А так-же: "Акты Святейшего…", с. 361-363.

67) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 188-190.

68) Там же.

69) Доклад ВРЦУ от 30 июля 1921 г. № 494. См. Троицкий, ук. соч., стр. 96.

70) Троицкий, ук. соч., стр. 97.

71) № 31.

72) 1922, № 1, стр. 8.

73) Стр. 126. См.: Троицкий, ук. соч., стр. 117-118.

74) Троицкий, ук. соч., стр. 118.

75) "Деяния Собора 1938 года", с. 406.

76) Там же, стр. 35.

77) Там же, стр. 407.

78) Троицкий, ук. соч., стр. 118.

79) "Деяния Собора 1938 года", с. 406.

80) "Церковный Вестник", 1927, № 1, стр. 3. См.: Троицкий, ук. соч., стр. 119.

81) "Деяния Собора 1938 года", с. 407.

82) Там же, с. 409.

83) Там же.

84) "Церковный Вестник", 1927, № 1, стр. 4-5. См.: Троицкий, ук. соч., стр. 119. После избрания митроп. Алексия (Симанского) Патриархом Московским и всея Руси (на Поместном Соборе, избравшем его, присутст-вовали Главы или представители всех Поместных Православных Церквей) вопрос о признании заграничного церковного руководства кем-либо вообще не стоит, поскольку в качестве Русской Церкви всеми Поместными Церквами признается единственно Московский Патриархат.

85) Там же, стр. 205-206.

86) "Каноническое положение Высшей церковной власти в СССР и за границей". Париж, 1960, стр. 19.

87) Там же, стр. 21.

88) Митроп. Иоанн, ук. соч., стр. 125.

89) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 228-232.

90) Там же, т. 7, стр. 297-298.

91) Там же.

92) Там же.

93) 1933, № 6.

94) Архиеп. Никон, ук. соч., т. 6, стр. 263-269.

95) Там же, стр. 354-357.

96) Последний аргумент на сегодня уже давно устарел. В России издается теперь столько духовной ли-тературы, что ее масштабы намного превысили все то, что было издано Зарубежной Церковью за весь пери-од ее существования.

97) Более 19000 приходов, около 480 монастырей, более 17500 священников и 2300 диаконов, 5 духов-ных академий, 26 духовных семинарий, 29 духовных училищ и минимум 50 миллионов верующих.

98) Представляющая собой хорошо, если 50 тысяч человек с 330-ю храмами, которые гаснут на глазах.