Печатается по изданию: Протопресвитер Василий Зеньковский.
Русское Студенческое Христианское
Движение: История, деятельность,
задачи // Вестник РСХД. - 1949. - N 7-8, 9-10.
Опубликовано также в приложении к книге: Гуревич А. Л.
История Русского студенческого
христианского движения: 1923 - 1939 гг.
- М.: Спутник+, 2003. - С. 83-114.
В настоящем году исполняется 25 лет существования Русского студенческого христианского движения в Западной Европе, и мы считаем себя обязанными дать обзор того, что было сделано РСХД за эти годы. Мы с самого начала знали, что вышли на “узкий путь”, что, несмотря на бесспорное религиозное возрождение в русском обществе, задача, которую себе поставило Движение, не может рассчитывать на широкий отзвук среди молодежи. Наше время по прежнему полно различных страстей и идеологического разброда, и не все из тех, кто возвращается к Церкви, до сознают основное значение Церкви для жизни и для мысли. Но если есть периоды, когда душа, осознавши правду христианства, может с наибольшей ревностью обратиться к Церкви, найти новые пути жизни и поставить “во главу угла” христианские начала, то, конечно, это есть период молодости. Не вся русская молодежь имеет возможность учиться в высших учебных заведениях, но и те, кто вынужден работать на заводах, фабриках или конторах, являются “студентами” по своей психологии, по живой потребности составить себе цельное и ясное миросозерцание. В собирании верующей молодежи вокруг церкви, в пробуждении и укреплении веросознания у тех, кто растерял, а иногда и не имел веры, заключалось и заключается основная задача РСХ Движения, - то, что имело место в отошедшие 25 лет, лучше всего свидетельствует о правде пути, избранного Движением. Дальнейшие страницы и заключают в себе рассказ - в общих, конечно, чертах - о жизни и развитии РСХД за 25 лет существования.
Еще до революции 1917 г. среди русского студенчества (в Петербурге, Москве и в Киеве) возникли кружки для изучения Евангелия и укрепления своей веры. Кружки эти возникли по почину Христианского студенческого движения на Западе, и это положило на русские кружки печать вне-церковности - в том смысле, что члены кружи каждый в отдельности должен был сам для себя определять свое отношение к Церкви. Значительное меньшинство членов этих кружков были людьми православными и церковными, но работа кружков имела, как тогда говорили, “интерконфессиональный” характер, т.е. не касалась никогда вопросов догматического характера. Тем не менее Движение и в этой форме имело самое доброе влияние на молодежь, а общая атмосфера возрожу религиозных запросов, которая в эти (предреволюционные) годы уже создавалась среди русской интеллигенции, содействовала работе кружков. Патриарх Тихон благословил некоторых деятелей Движения быть “благовестниками” Слова Божия, ряд священников и профессоров близко стояли к Движению.
В эмиграции Движение имело два различных исходных начала:
а) сначала в Белграде в середине 1921 г. возникло Движение среди русских студентов богословов,
б) почти одновременно стали развиваться, по инициативе Всемирной студенческой христианской федерации и YMCA (см. ниже о них § 4) кружки в Эстонии, Латвии, Берлине, Праге и Софии.
В Белграде кружок, созданный первоначально русскими студентами и студентками Богословского факультета, а затем очень быстро разросшийся, с самого начала имел ярко выраженный православный характер. В нем все вопросы, которые ставились в кружке, обсуждались с точки зрения Православного сознания.
Наоборот, кружки в других городах, подобно кружкам, существовавшим в России до революции, хотя все были настроены самым благоприятным образом в отношении к Православной Церкви и хотя все их члены были людьми православно-церковными, в работе своей придерживались “интерконфессионального” метода. Однако в этих кружках стремление стать ближе к Православной Церкви возрастало все сильнее. С исключительной силой это проявилось на первом общем съезде всех русских студенческих кружков в Западной Европе, который состоялся в Пшерове (Чехия) в конце сентября 1923 г. На этом съезде без всяких осложнений восторжествовала позиция Белградского кружка, и весь съезд прошел под знаком теснейшей связи с Православной Церковью. На съезде служилась литургия каждый день, и это навсегда крепило литургический характер наших съездов. В же время присутствие на съезде ряда профессоров, представителей русской религиозно-философской мысли о. Сергий Булгаков, Н. А. Бердяев, А. В. Карташев, Н. И. Новгородцев, В. В. Зеньковский (На других съездах Движения ближайшее участие принимали: А. Франк, П. Б. Струве. Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, Г. П. Федотов) связало Движение со всей богатой традицией русской религиозной мысли, и это не только обогатило наше Движение, но и углубило самое понимание самых задач Движения. Уже на этом первом общем съезде была выдвинута идея “оцерковления жизни”, как основная и центральная тема личной внутренней жизни, как программа внешней работы Движения.
На Пшеровском съезде было положено начало и организации Движения. На съезде, на котором присутствовали делегаты от кружков в Париже, Праге, Брно, Братиславе, Берлине, Риге, Юрьеве, Белграде, Софии, было избрано бюро, которое должно было подготовить следующий съезд Движения в 1924 г. С тех пор каждый год созывались годичные съезды всего Движения (в 1924 г. в Пшерове, в 1925 в монастыре в Хопове (Югославия), с 1926 г. до 1933 г. во Франции). После 1933 г. (когда состоялся последний общий съезд), в виду недостатка средств уже не удавалось больше созывать общие съезды, но еще в 1936 г. состоялось пленарное собрание бюро Движения (на которое прибыло по одному делегату от каждой страны, где были кружки Движения). После 1936 г. общих съездов или съездов бюро не было.
Первоначально в Движении не было индивидуального членства, но стать членом Движения можно было только через кружок, так что первоначально Движение было только соединением кружков. Но уже через несколько лет общие съезды установили возможность индивидуального членства, т. е. без обязательного вхождения в какой либо кружок. Это было связано преимущественно с тем, что старые члены Движения, посещав кружки 3-5 лет, постепенно переставали их посещать. Многие уже окончили высшие учебные заведения и попадали в провинцию в места, где они были одни, другие оказывались слишком обремененными разными обязанностями. В центральном органе Движения несколько раз ставился вопрос о создании особого объединения “старых членов”, уже не входящих в кружки, но по разным причинам этот вопрос так и остался неразрешенным.
В каждой стране были созданы свои местные бюро (обычно они назывались “Объединенные комитеты”), которые созывали местные съезды (до настоящего времени состоялись местные съезды: во Франции - 17, в Чехии - 14, в Германии - 9, в Югославии - 1, в Болгарии - 6, в Латвии и Эстонии (иногда отдельно, иногда вместе): в Латвии - 10, в Эстонии - 14), руководили расширением работы. Обычно избирался местный секретариат, утверждавшийся в этом звании общим съездом. Центральный орган Движения, скоро получивший наименование “центрального секретариата” и с 1925 года имевший свое местопребывание в Париже, состоял из Председателя (В. В. Зеньковский), товарища Председателя (прот. А. Калашников, потом Б. П. Вышеславцев), старшего секретаря (прот. Л. Липеровский, после него Н. М. Зернов, потом А. И. Никитин, после него Л. А. Зандер, которому было усвоено именование “генерального секретаря”) и еще ряда членов центрального секретариата (в этом звании пребывали И. А. Лаговский, С. М. Зернова, К. М. Перешнева, А. Я. Смирнова, А. С. Четверикова, И. В. Окунева, о. Георгий Сериков, П. Е. Ковалевский). Когда в 1928 году была учреждена должность священника Движения и по соглашении с центральным органом его митр. Евлогий назначил на эту должность прот. Сергия Четверикова, он тоже вошел в состав центрального секретариата.
Русская эмиграция рассеялась по всему миру, но главная ее масса осела в Западной Европе и в новых странах, соседних с Россией (Латвия, Эстония, Литва, Польша). Дадим краткий обзор жизни и развития Движения во всех странах.
Движение началось здесь еще в 1921 г., по почину нескольких лиц (П. Е. Ковалевский, М. В. Лаврова, В. В. Петров и др.), а после съезда в Пшерове оно стало очень быстро развиваться. Начиная с 1924 г. и до последних лет (выключая период немецкой оккупации), Французское Движение устраивало каждый год обще-французский съезд, куда приезжали члены, проживающие вне Парижа (в Лионе, Кнютанже - в обоих местах несколько лет существовали кружки). Особенно развилась деятельность Французского Движения, когда его секретарем стал Ф. Т. Пьянов, до тех пор работавший в Берлине. Его помощником, до своего священства, был А. И. Чекан; несколько лет мать Мария (Скобцова) была (при Ф. Т. Пьянове) вторым секретарем (для работы в провинции). В 1928 г., была в Париже создана церковь в помещении, где находилось Движение (10, Bd. Monparnasse) до 1936 г., после чего Церковь, как и вся местная работа, перешли на 91, rue Olivier de Serres. С 1927 г., по инициативе Н. Ф. Федорова и А. Ф. Шумкиной началась юношеская работа в форме образования кружков мальчиков (витязей) и девочек (дружинниц); с 1927 г. каждое лето дети выезжали в лагеря (отдельно мальчики и девочки). С 1927 г. началась и детская работа - возникла четверговая школа под руководством С. С. Шидловской-Куломзиной. Позже, в 1931 г., когда во Франции начался экономический кризис, повлекший за собой безработицу, по инициативе И. А. и Т. П. Лаговских была открыта бесплатная столовая для безработных при Движении; дело это позже очень развилось и выделилось под названием “Комитет социальной помощи” (под руководством А. Е. Матео и других лиц). С 1927 г. при Движении открылся, по инициативе М. М. Зерновой, клуб для юношества (до студенческого возраста), из которого образовалось “Содружество молодежи”, существовавшее около 10 лет. Несколько позже, по инициативе Е. С. Сериковой-Меньшиковой, был создан студенческий клуб, работавший несколько лет.
Вся эта разнообразная и интенсивная работа Французского Движения поглощала много энергии и несколько надорвала силы его. В связи с ухудшением финансового положения русской эмиграции, приходилось молодежи отдавать много сил для добывания средств. С другой стороны, начались и иные процессы, ослаблявшие Движение, - прежде всего дифференциация внутри Движения, приведшая к выделению ряда начинаний (мать Мария, покинув пост второго секретаря местного Движения, создала женский очаг, который позже, когда Ф. Т. Пьянов покинул Движение, превратился в организацию “Православное дело”; С. М. Зернова, покинув пост члена центрального секретариата, создала самостоятельную организацию, действующую и ныне - “Бюро помощи эмигрантам”). По иным причинам ушел из Движения Н. Ф. Федоров, уведший за собой большинство витязей и создавший “Национальную организацию витязей”.
Отмечу еще, что когда А. И. Никитин стал в 1935 г. секретарем французского Движения, он начал организацию детского приюта; во время немецкой оккупации дело это затихло, но после нее возродилось в форме детского сада, до последнего года существующего. Еще при Ф. Т. Пьянове возникла в Движении библиотека, действующая и ныне.
Работа Движения в Чехии началась в 1921 г. под руководством М. Л. Бреше, при участии прот. Л. Н. Липеровского и при материальном содействии Д. Лаури, секретаря Русской секции YMCA. С 1922 по 1938 гг. ежегодно собирались съезды Движения. Работа Движения особенно оживилась после первого общего съезда в Пшерове, - в Праге и окрестностях действовало 8 кружков, примерно два кружка в Брно и один в Братиславе. В 1924 г. в Праге устраивались, кроме закрытых собраний кружков, открытые собрания с дискуссиями. Русское студенчество, в большом числе с 1923 г. нашедшее приют в Праге, охотно отзывалось на приглашения Движения. Съезды в Праге и Брно привлекали много молодежи, а участие видных ученых, в качестве докладчиков, подымало интерес к съездам. К сожалению, переход центрального секретариата в Париж (с 1925 г.) сильно подорвал работу Движения в Чехии, которая к 1937 г. почти совсем заглохла. Надо отметить возникновение дружины витязей в Праге и Брно еще в начале 30-х годов. В 1938 г. усилиями деятелей Движения в Чехии был организован боль-шой съезд в Прикарпатской Руси, привлекший массу русской учащейся молодежи этого края. К сожалению, эта работа сразу же заглохла в виду наступивших тяж-ких событий в Чехии, а потом и во всей Европе.
Как уже было упомянуто, в Белграде кружок, имев-ший такое огромное влияние в общей жизни всего Дви-жения, возник в 1921 г. Движение стало быстро разрастаться в течение первых четырех лет, но с отъездом в 1925 г. из Белграда наиболее активных членов кружок стал слабеть, а в 1927 г. он разорвал связь со всем Движением в виду резолюции Архиерейского Синода (в Карловцах) об отношении к YMCA (см. об этом в § 4). Кружок превратился в Братство имени преп. Серафима и в 30-х годах совершенно замер.
Возникновение кружка (в 1922 г.) связано было с приездом в Софию А. И. Никитина, который стал секретарем Болгарского христианского студенческого движения, но одновременно работал и среди русской молодежи. Работа кружка стала, однако, падать к концу 20-х годов, а когда И. Никитин уехал в Париж, замерла совершенно.
Кружки в Львове и Варшаве работали около 7 лет, а потом замерли.
В Вильне не удалось организовать ни одного прочного кружка, но несколько отдельных лиц, проживавших в Вильно, были тесно связаны с Движением.
Первоначально русские кружки существовали при местных группах YMCA и YWCA, - особенно в последней организации было много русских девочек. Связь Движения с русской молодежью в Латвии и Эстонии началась еще в 1923 г., но широкий характер и самостоятельность работа получила с приездом туда, в качестве секретаря Прибалтики, Л. А. Зандера, деятельность которого чрезвычайно широко захватила русскую молодежь. Съезды (общие для всей Прибалтики, иногда отдельно для Латвии и Эстонии) собирали часто более 400 чел. Кружки действовали в Риге, Режице, Двинске (Латвия), Ревеле, Нарве, Печорах, Юрьеве (Эстония). Внешний рост Движения в этих странах не мешал и серьезному внутреннему росту его. С 1931 г. началась в обеих странах работа с подростками, а с переездом в Прибалтику в 1933 г. И. А. Лаговского, в качестве секретаря, работа еще более расширилась. Самым замечательным фактов в этом периоде было, помимо весьма интенсивной работы кружков Движения, организации витязей и дружинниц, очень успешное развитие работы в деревнях и среди рабочего люда (в Эстонии). К сожалению, внешние условия работы стали становиться постепенно неблагоприятными - сначала в Латвии, позже и, в Эстонии. В Латвии усиление латышского национализма привело в 1936 г. к официальному закрытию Движения, как очага русского просвещения; члены Движения продолжали хранить связь друг с другом и многие из них ездили на летние съезды Движения в Эстонии. Но события 1939 г., приведшие к занятию Латвии и Эстонии советской властью были роковыми для работы Движения - в виду ареста, высылки руководителей работы, часть которых погибла при этом.
Возникновение кружков в Гельсингфорсе и Выборге было связано с первым съездом Движения в Прибалтике в 1929 г. Особенно развилась работа в Выборге, захватив и молодежь, учащуюся в средних школах. Война 1939-40 гг., падение Выборга, привело к уничтожена там кружка, но кружок в Гельсингфорсе уцелел до сих пор и продолжает свою работу. Большое значение для кружков Финляндии имела связь с Валаамским монастырем, много помогал и помогает работе Движения проф. Б. И. Сове, большое значение имело длительное пребывание в Финляндии о. Сергия Четверикова.
Кружок в Англии возник в 1926 г., но существовал как самостоятельная ветвь недолго (до 1933 г.), в виду малочисленности русской молодежи там. Постепенно более активная часть ушла в работу англо-русского содружества имени преп. Сергия и муч. Албания. Работа эта продолжается и ныне.
В 1926-1927 г. о. Лев Липеровский был командирован в Америку для движенской работы среди русской молодежи. В этот же период в Америке находились В. В. Зеньковский и Г. Г. Кульман (тогда близко стоявший к движению). О. Лев Липеровский работал очень интенсивно, наладил работу кружков в Нью-Йорке, Бостоне, Чикаго, Сан-Франциско; удалось созвать и съезд летом в 1927 г., - но с отъездом указанных лиц из Америки, чисто религиозная работа кружков прекратилась, более активные члены ушли в работу чисто национального характера.
Такова внешняя история жизни и деятельности РСХД.
Когда представители кружков собрались в Пшерове и решили закрепить организационно свою связь, они ста-яли себе и выбранному ими бюро две задачи: 1) развивать “миссионерскую” работу, т. е. призывать молодежь, утратившую веру, к вере во Христа Спасителя и 2) объединять молодежь, уже живущую верой во Христа, во имя Его заветов, содействовать развитию церковного сознания у нее, укреплять решение связывать со Христом и Его учением всю жизнь. За этими формулами, получившими свою окончательную кристаллизацию уже на втором общем съезде (в 1924 г.), стояло общее тогда для многих русских людей сознание, что трагическая судьба России призывает всех нас к покаянию и углублению духовной жизни. Что русская трагедия не была случайной или внешней, но была следствием давних и глубоких отступлений от правды Христовой. Поэтому приведенная выше формула о задачах Движения не только не отрывала молодежь от общих тем текущей жизни, но в своих корнях связывала Движение с жизнью. Движение настолько было преисполнено этого чувства связи религиозных исканий с русской трагедией, с главными темами современной эпохи, что в своих исканиях к этим темам оно все время и обращалось. Религиозное углубление уводило его не “по ту сторону” мира, а наоборот, вело в самую “гущу жизни” - но во имя преображения жизни во свете Христовом.
Отсюда становится понятным, что хотя общие задачи Движения остались доныне в формулировке 1924 г., но по существу они осложнились новыми темами, естественно выросшими из первоначального задания.
Миссионерские задачи Движения столкнулись очень скоро с тем, что среди русской молодежи с конца 20-х годов начали усиленно развиваться различные национально - политические движения, которые хоть номинально и признавали так называемый “примат духовного начала”, но фактически были в подавляющем большинстве равнодушны к религиозным вопросам. В этом уже тогда намечалась основная преграда на пути к религиозному возрождению (среди русской эмиграции - речь идет только о ней). Фактическое равнодушие при так называемом “принципиальном” признании правды христианства пробить потому и трудно, что оно прикрыто этой “принципиальной позицией. Медленно, но неизбежно работа Движения (в порядке “призывной” работы), сосредоточилась, прежде всего, на съездах Движения (см. о них дальше), в которых “принципиальное” принятие христианства раскрывалось, как путь личного “духовного делания”, литургической жизни и молитвенного усердия. То, что в начале развития Движения считалось классическим методом миссионерской работы (беседы на темы о значении религии, о религии и науке и т. д.), теперь сменялось постепенно “введением” лиц, утерявших веру, в полноту церковной жизни. Из существа этого сознания выросла необходимость иметь своего священника, каковым и был избран (и утвержден епархиальной властью) о. Сергий Четвериков. Через несколько месяцев после его прибытия в Париж, им был поставлен и очень быстро решен всеми в положительном смысле вопрос о создании храма Движения (каковой существует с 1928 г.). Работа миссионерская целиком в сущности становилась внутри-церковной, то есть должна была способствовать оживлению, укреплению и углублению церковного сознания. Очень многие кружки стали посвящать свои работы изучению литургики, истории церкви, догматических вопросов, - изучение же Священного Писания несколько ослабевало, становилось постепенно завершением религиозного просвещения, а не введением в него.
Очень важно и другое изменение в задачах Движения. Идея “оцерковления” жизни, высказанная уже на первых съездах, поставила остро вопрос о взаимоотношении Православия и всего состава западной культуры, входящей в обычное миропонимание. Уже в 1929 г., на съездах Движения была выдвинута задача формулирования путей “православной культуры”, то есть культуры, проникнутой духом Православия, основанной на его принципах. Еще через несколько лет старшая группа членов Движения создала при Движении “Лигу православной культуры”, председателем каковой был Н. А. Бердяев, а секретарем - Г. П. Федотов. Во всем этом движении мысли вопрос шел именно об “оцерковлении” жизни, т. е. о построении цельного и всеохватывающего мировоззрения, связанного по существу, а не только внешне с Православной Церковью.
Как уже было указано выше, основные формы работы Движения были связаны с кружками. Типы кружков (по характеру их работы) были очень многообразны - прежде всего были кружки по изучению Священного Писания, по изучению вероучения, истории церкви, житию святых, литургики (с изучением устава), истории русской религиозной мысли, русской литературы, посвященной религиозным вопросам, истории христианского искусства. Но кружки (иногда закрытые, иногда легко допускавшие в свой состав новых членов), все же были связаны с определенной группой своих членов; чтобы члены разных кружков могли ближе узнать друг друга, время от времени устраивались общие собрания для всех членов. Иногда такие общие собрания делались открытыми и для лиц, не входящих в состав Движения, особенно если темой собрания был какой либо общий сюжет. На таких собраниях, кроме докладов, бывала иногда музыка, - из этого типа собраний надо особо помянуть так называемые “вечера о. Сергия Булгакова”, которые устраивались в Праге в 1924-1925 г., и литературно-музыкальные вечера в Париже в 1921-1925 годах. Что касается “вечеров о. Сергия Булгакова”, то они, прежде всего, были открыты для всех, кто хотел придти, что, отчасти, и ослабляло их, так как постепенно они стали привлекать слишком много народу. Их цель была - наметить формы проведения праздничных дней так, чтобы это не расходилось с церковным смыслом дня. Обыкновенно вечер начинался молебном и кратким словом о. Сергия Булгакова, после чего все рассаживались за столики, разносился чай, и когда стихала суета, то, по заранее сделанному уговору, кто-либо делал “сообщение (не более получаса), а затем шла музыкальная программа. Парижские вечера, тоже доступные для всех, посвящались русским писателям, в произведениях которых духовные темы трактовались с достаточной силой. Начинался вечер панихидой (ибо обычно дело шло о юбилеях почивших писателей), а затем делался доклад и следовала музыкальная часть. Много вечеров было посвящено русским поэтам, менее - писателям и философам (например, о. П. Флоренскому, Вл. Соловьеву).
В смысле успешности в привлечении новых членов наиболее действительными были и остаются общие съезды, устраиваемые всегда за городом. Даже короткие съезды на 3 дня (что все же очень мало), при общей жизни, при насыщенности богослужениями, докладами, семинарами, прогулками, всегда были наиболее действительным средством для привлечения в состав Движения новых людей.
Как уже было упомянуто, с 1927 г. началась юношеская и детская работа. Детская работа началась в форме начальной школы; так как во Франции (где эта работа началась), по четвергам занятий нет, что дает возможность детям по четвергам иметь уроки “Закона Божия”, то эта начальная школа носит во Франции название “четверговой школы”. Довольно скоро такие же школы, посвященные религиозному преподаванию и воспитанию стали открываться и при Движении других стран - преимущественно в Прибалтике, где эти воскресные школы имели большой успех. В связи с этим надо упомянуть о возникновении (в 1927 г.) Религиозно-педагогического кабинета при Богословском институте в Париже; в разных местах при Движении стали возникать религиозно-педагогические кружки (захватывавшие и детскую и юношескую работу). В Париже почти каждый год устраивались Религиозно-Педагогические Совещания, а в 1928 г. деятели Движения приняли участие в обще-эмигрантском педагогическом съезде в Праге.
Что касается юношеской работы, то задача ее мыслилась как в развитии внешкольного объединения девочек и мальчиков для борьбы с денационализацией, так еще больше в религиозном воспитании подростков. Движение отдавало и отдает доныне много сил на эту работу и, вместе с Религиозно-педагогическим кабинетом, много потрудилось над выработкой программы и необходимых для работы материалов. Отделившаяся от Движения юношеская группа, создавшая “Национальную дружину витязей” (во главе с Н. Ф. Федоровым), при всей своей близости, а часто входя из программы, все же отлична ярко выраженным национально-политическим акцентом в работе.
Затихшая ныне социальная работа Движения развилась в годы ее расцвета по двум направлениям: помощь больным (посещение больниц) и помощь безработным. Различные обстоятельства еще до войны 1939 г. привели эту работу, лежащую бесспорно в путях Движения, к минимальным размерам.
Когда в Пшерове бесповоротно и решительно Движение признало себя православным (а не вне-конфессиональным), оно тем самым связало себя - свою идеологию, свою работу - с Церковью. Но как следовало понимать эту, хоть и безотговорочную, но все же не только расплывчатую “церковность” Движения? Присутствие епископов и священников на съездах, близкое участие их в работе кружков, даже в центральном органе, литургический характер съездов - все это достаточно свидетельствует о внутренней связи и даже зависимости (внутренней) Движения от Церкви. Но не следовало бы Движению и административно связать себя с Церковью, - наподобие других церковных организаций, как братства, сестричества, содружества и т. д. Внутренняя, достаточная “автономия” этих организаций соединяется обычно с административной подчиненностью церковной власти (утверждение лица, стоящего во главе организации, утверждение устава, общий контроль и т. д.). Не следовало ли бы и Движению, если оно признает себя церковным, подчиниться церковной власти, обеспечивая себе в то же время достаточную внутреннюю свободу. Этот вопрос был поднят со всей остротой на одном из первых собраний пленума центрального органа Движения (собрание это происходило в Праге),- и Движению предстояло, так или иначе, решить этот вопрос. Пленум центрального органа без долгих прений, подавляющим большинством, принял решение, смысл которого состояло в том, что связь Движения с церковной властью не должна иметь места, - иначе говоря, что не административная, а духовная связь с Церковью соответствует нуждам и работе Движения. Решение это имело существенное значение для всей дальнейшей жизни Движения. Нельзя не обратить внимания на то, что не только религиозные (что еще понятно), но и культурные, и часто политические и национальные организации в эмиграции обнаруживают порой настойчивую тенденцию втягивать церковную власть в свои дела. Происходит постоянный и весьма опасный подмен понятия Церкви понятием церковной власти или иногда шире - духовенства. Коренная идея Православной Церкви о том, что миряне призваны тоже к живому и ответственному участию в работе Церкви, часто не имеет симпатий в русской эмиграции. Почему? Надо думать, что здесь проявляется некая реакция тому, что раньше наблюдалось в отношении русского общества к Церкви. Русское общество - не только в XIX в., но даже и в XX в. относилось небрежно к Церкви, следовало вообще путям западного секуляризма, то есть сознательного отделения всей жизни, всех форм культуры и творчества от Церкви. Русская революция с небывалой остротой поставила вопрс о возвращении к церковному обоснованию всех форм жизни. К этому, в сущности, стремилась уже в XIX в. русская религиозная мысль (Гоголь, Киреевский, Достоевский, Вл. Соловьев), это было одной из основных идей в утопических планах о “религиозной общественности” в начале XX в. (религиозно-философские собрания в Петербурге, Москве, Киеве). Но это оживление существенной для христианства “теократической идеи” не было восстановлением западной средневековой идеи с претензиями церковной власти влиять на ход истории. Наша русская, точнее - обще-православная концепция “теократической идеи” есть вера в то, что христианство обновляло и обновляет мир только через преображение человеческих душ... Вот почему решение Движения, всецело и до конца питаясь в Церкви, не вводить административного подчинения Движения церковной власти, имело действительно глубокий смысл.
Уйдя с пути, который намечался теми, кто действовал в пользу административного подчинения Движения церковной власти, Движение не остановилось на полпути. Через несколько лет в центре Движения возник вопрос о том, чтобы иметь особого “священника Движения” для охранения и укрепления церковности в Движении. Когда были найдены для этого средства, священником Движения был избран прот. Сергий Четвериков, утвержденный в этой должности митр. Евлогием; о. Сергию Четверикову очень быстро все усвоили наименование “духовного руководителя Движения”. Он и был таковым - и печать его личности очень ярко легла на работу Движения, но все его влияние шло путями пастырских отношений с членами Движения.
Тем не менее приглашение священника Движения поставило перед Движением вопрос канонического порядка. При наличности в русской эмиграции (уже к 1927 г.) разных церковных юрисдикции (митр. Евлогия, тогда еще связанного с Москвой, а в 1931 г. ушедшего под эгиду Вселенского Патриарха, а с другой стороны Карловацкого Архиерейского Синода) Движение должно было через своего священника стать в каноническую связь с какой либо одной юрисдикцией - и именно той, от которой должно было исходить утверждение священника в его должности. В 1928 г., когда Движение решило иметь своего особого священника, оно естественно обратилось к митр. Евлогию, в епархии которого находилось большинство движенских групп. Но кроме Белградского и Софийского кружка (входивших в места, связанные с Карловацким Архиерейским Синодом) были еще кружки в Латвии, Эстонии, Финляндии, где к этому времени установились свои собственные церковные управления. Таким образом, для Движения было совершенно неизбежно стать по существу вне всяких юрисдикции, ибо оно объединяло кружки, находившиеся в церковном отношении в разных юрисдикциях. Это положение сохранилось и доныне: через свой храм и его настоятеля (должность священника Движения, после смерти о. Сергия Четверикова, остается незамещенной) Движение связано с одной юрисдикцией (митр. Владимира), а в своей работе оно одинаково обращено ко всем юрисдикциям.
Объединение в Движении церковной молодежи и поднятие у нее церковного сознания, по мере того, как в эмиграции стали возникать многочисленные храмы, - поставило вопрос об отношении Движения к приходам. В Прибалтике, где остались приходы, существовавшие еще до революции, неизбежно тоже встал этот вопрос. Позиция Движения всегда в этом отношении была очень определенной: оно не только не чинило никаких затруднений своим членам в смысле активного участия в приходской жизни, но наоборот, призывало к этому. Старые приходы в лице своих настоятелей иногда болезненно относились к тому, что их члены, помимо участия в приходской жизни, отдавали часть своей энергии Движению, то есть вне данного прихода. За все время существования Движения было всего несколько случаев, когда обнаруживался конфликт между местным Движением и местным приходом, но они всегда кончались мирно.
Вообще церковная жизнь всякого “местного” кружка очень зависит от доброго отношения местного священника к Движению. В подавляющем большинстве случаев, священники, при возникновении в их приходе кружка Движения, очень быстро убеждались, что это идет лишь на пользу прихода, - но были случаи, и повторение их всегда возможно, когда священники недоверчиво и отрицательно относились к Движению вообще и всячески противодействовали возникновению у них кружков Движения. Отчасти это связано с неблагоприятной для Движения резолюцией Карловацкого Архиерейского Синода в 1926 г. (см. об этом дальше § 4). Кружки Движения - дело вообще новое в Православных Церквах, и то, что инициатива по образованию кружков в иных местах исходила от инославных, все это настраивало порой очень настороженно в отношении Движения. Развитие и работа Движения рассеивали с достаточной силой это недоверие, но надо признать, что и сейчас еще в некоторых церковных кругах существует предубеждение против Движения. В этом смысле очень характерным является отношение епархиального съезда в Париже (в 1933г.) к Движению. О. Сергий Четвериков, как священник Движения, сделал очень обстоятельный доклад о Движении, - и епархиальное собрание единогласно признало ценность работы Движения и выразило пожелание о его развитии и расширении.
О несправедливости и решительной необоснованности подозрения о связи Движения с масонством см. ниже.
Русская Православная Церковь, как и другие поместные православные, постоянно были, да и до сих пор остаются объектами враждебных действий и нападок со стороны инославных христиан. Более всего здесь приходилось и приходится терпеть от католической Церкви, которая и доныне всячески поддерживает униатское движение, привлекая русских людей “восточным обрядом”. В эмиграции католические организации делали и делают и ныне много подлинного добра русским людям, благодарная память о чем навсегда останется в русской душе. Но все это добро, все эти виды помощи русским людям не могут закрыть и другого - постоянных (нередко удающихся) попыток к тому, чтобы переводить русских лодей и особенно русскую молодежь в католичество. Совершенно естественно, что рядом с искренней благодарностью тем, кто делал добро русским людям, в русской душе и ныне живет не менее обоснованная горечь, недоверие и настороженность в отношении тех католиков, которые пользуются бедственным положением эмигрантов, чтобы всячески “уловить” к себе православных.
Что касается протестантских церквей, то они вообще стоят за полную религиозную свободу, но у них вообще существовало и, в известной мере, существует самое невероятное представление о Православии, которое им представляется даже не “окаменевшей церковью”, как выражался Гарнак, а чем-то недалеким от язычества. Этим (в значительной степени, но не всецело, конечно) объясняется миссионерский пыл протестантов, которые употребляют массу усилий на то, чтобы обратить православных людей к “истинной вере”, то есть к протестантизму. С особенной силой сказалось это после революции 1917 г., когда в России была провозглашена свобода вероисповеданий.
Среди инословных христианских организаций две особенно интересовались Россией. Еще в 1909 г. д-р Мотт, стоявший тогда во главе Всемирной Христианской Студенческой Федерации приехал в Россию, где в главных университетских центрах (Петербурге, Москве, Киеве) прочитал лекции на тему: “Может ли образованный человек в наше время верить в Божество Иисуса Христа?” Переводчиком его всюду был барон Николаи - русский человек, уже входивший тогда в Студенческую Христианскую Федерацию. После лекций Мотта в указанных городах образовались студенческие кружки для совместного чтения Евангелия, - по типу, как уже упоминалось, вне-конфессиональных кружков. Эта вне-конфессиональность студенческих кружков заставляла и духовенство, и профессоров относиться к начинавшемуся Студенческому движению в России с осторожностью и даже недоверием,- тем более, что к этим кружкам часто примыкали люди, становившиеся уже на путь сектантства.
В 1900 году Американский ХСМЛ (YMCA) помог группе общественных деятелей в Петербурге создать общество по образцу YMCA обычного типа, которое они назвали “Маяк” (только после февральской революции Союз стал называться “Христианский союз молодых людей”). Кроме обычной работы с молодежью при Союзе функционировал еще специальный отдел для мальчиков.
С революцией 1917 г. и провозглашением свободы вероисповеданий, для инославных организаций открылся широкий простор для их деятельности, но работала в России только YMCA (американская). Один центр находился в Риге, другой - в Харбине. Много подлинного добра сделала тогда молодежи YMCA, особенно в Сибири, но также и в Европейской России, когда наступил голод в России. Но помимо социальной работы YMCA стремилась вести религиозную работу,- и с этой целью она стала издавать переводы на русский язык ряда произведений религиозного характера. По недостаточному пониманию русской души и Православия, YMCA издавала произведения левых протестантских течений, - и делала это, конечно, bona fide. Но именно эти издания создали недобрую славу YMCA - среди русского общества и особенно русского духовенства. Всё, кого интересовали судьбы Православия, со скорбью следили за тем, как распространялись среди русской молодежи произведения, решительно несоединимые с учением Православной Церкви.
Конечно, это вовсе не было связано с какими-либо «коварными» планами относительно Православия, а определялось неосмотрительными действиями отдельных лиц. Все же первые годы после революции активность представителей американской YMCA почти целиком уходила на помощь русской молодежи. Так возникли: под Берлином Технический институт для того, чтобы дать молодой русской эмиграции профессиональное образование. В Софии были открыты технические курсы, в Харбине - гимназия. YMCA-Press стала издавать в огромном количестве учебные книги.
В 1922 г. состоялся в Пекине первый после войны съезд деятелей Федерации. На этом съезде, по инициативе д-ра Мотта, был создан особый комитет по организации религиозной работы среди русской молодежи. В этот комитет вошли: один представитель американской YMCA, один представитель Всемирной Студенческой Христианской Федерации и два русских деятеля (из числа тех, кто раньше работал в Русском студенческом христианском движении). Благодаря средствам, которые были даны указанным лицам, им удалось обра-зовать религиозные кружки в Софии, Берлине, Праге, Риге, Ревеле, - а в 1923 г., как мы видели, уже был созван первый общий съезд Русского Движения, который положил начало его самостоятельной жизни. И YMCA, и Всемирная Студенческая Христианская Федерация продолжали помогать Русскому Движению (см. об этом дальше в § 5), и так как Русское Движение на первом же съезде признало себя всецело связанным с Православной Церковью, то и YMCA, и Всемирная Студенческая Христианская Федерация никаких препятствий не чинили этой связи с Православной Церковью.
Действительно, уже в 1926 г. на съезде в Nyborgstrand (Дания), Всемирная Христианская Федерация Студенческих Движений, отступила от принципа вне-конфессиональности в работе с молодежью, признало возможным существование группировок конфессионального характера. Еще позже, в 1939 г., Всемирная Студенческая Христианская Федерация приняла в свой состав Русское движение - о вхождении в порядке полноправного члена пока не может быть речи, так как наше Движение охватывает лишь эмиграцию. После 1927 г. представители Русского Движения стали всегда приглашаться на заседания экуменической комиссии при Всемирной Студенческой Христианской Федерации, равно как принимали всегда самое активное участие во всех съездах, организуемых Всемирной Студенческой Христианской Федерацией. Самые дружественные отношения между Федерацией и Русским Движением сохранились до сих пор, и деятели Русского Движения принимают самое активное участие во всех съездах и работах Федерации.
Что касается работы YMCA среди русских, то надо иметь в виду, что обычно Американский Союз YMCA посылает своего представителя по просьбе полномочного комитета в той или иной стране. Задачей представителей YMCA является помочь этому комитету создать и развить работу YMCA, которая соответствовала бы духу и обычаям народа данной страны - с тем, чтобы впоследствии образовался самостоятельный национальный союз, существующий на свои средства. Как только это достигнуто - миссия американского секретаря считается законченной.
При работе с русскими за рубежом России Американский Союз YMCA не мог, конечно, строго придерживаться классической формулы. В течение нескольких лет в Эстонии и Латвии существовали группы русской YMCA, но впоследствии они длились с эстонским и латвийским Союзом. На основании соглашения с РСХД Американский Союз YMCA вел работу с русской молодей всех возрастов в эмиграции через Движение, и американские секретари, назначенные для русской работы, всегда поддерживали тесную связь с Движением.
В отношении к YMCA в русском обществе - трудно сказать с какого времени - возникло подозрение, что YMCA есть чисто масонская организация. Именно этим подозрением и была вызвала известная уже нам резолюция Архиерейского Собора в Карловцах о недопустимости для православных людей сближения с YMCA. Надо кстати сказать, что той же подозрительностью к YMCA отличалось и отношение Сербского Синода (в Софии и Греции, наоборот, отношение высших церковных властей было благоприятно к YMCA). Д-р Мотт, бывший тогда председателем “Мирового Объединения YMCA” и всегда с исключительным вниманием и доброжелательством относившийся к Православной Церкви, решил устроить совещание высших представителей православных церковных властей с деятелями YMCA. Таких совещаний было три (в 1929 г. в Софии, в 1931 г. в Афинах и в 1935 г. в Бухаресте), - и все эти совещания были отмечены все возраставшим взаимным дружелюбием высших церковных властей и YMCA. На первых двух совещаниях участвовал митр. Евлогий.
Надо отметить, что на совещании в Афинах вопрос о масонстве был поставлен с полной определенностью румынским епископом, тогда викарием Патриарха, Титом Симедриа. Он обратился к д-ру Мотту с указанием, что православные церковные круги весьма обеспокоены слухами о том, что YMCA есть чисто масонская организация. Д-р Мотт категорически отвел это подозрение и подчеркнул, что YMCA всегда была и есть чисто христианская организация для работы с молодежью. Он признал, что в составе деятелей YMCA могут быть и масоны, как они входят вообще в самые различные организации, но ни он сам, ни главные руководители не состояли и не состоят в масонских организациях, что YMCA есть самостоятельная христианская организация, независимая ни от каких иных организаций. Прямой и решительный ответ д-ра Мотта оставил самое благоприятное впечатление у всех присутствующих, - но, к сожалению, надо сказать, что слухи о связи YMCA с масонством время от времени вновь распространяются людьми, неизвестно почему недоброжелательными к Движению. Теперь, когда мы подводим 25-тилетние итоги нашего сотрудничества с YMCA, мы должны констатировать, что не только никогда мы не испытывали какого бы то ни было давления со стороны YMCA, но, наоборот, встречали всегда подлинно христианскую помощь с их стороны. Когда в 1928 г. была создана нами должность священника Движения и когда о. Сергий Четвериков поднял вопрос о создании храма Движения, то YMCA, в помещении которого тогда работало наше Движение, с величайшей охотой предоставило помещение для храма. С другой стороны, YMCA-Press со времени возникновения Движения целиком отдало свои средства на печатание книг православного характера. Огромное количество книг, напечатанных за 25 лет, является лучшим свидетельством того, что русская секция YMCA является истинным другом не только Движения, но и Православной Церкви вообще. Отметим также, что через YMCA были получены, средства для создания при Богословском институте Религиозно-педагогического кабинета, отметим и деятельное участие секретарей YMCA в собирании средств для Богословского института. Это длительное, активное отношение YMCA, всегда содействующее развитию и успехам разных сторон в жизни Православной Церкви, лучше всего свидетельствует против всяких подозрений в отношении “масонских” задач YMCA.
Иногда задают вопрос: но какая может быть у YMCA цель помогать Православной Церкви и тратить средства на нее? Не может быть, чтобы у YMCA было чисто бескорыстное отношение к Православной Церкви, - наверное, есть какие то тайные цели. На это должно сказать: не одно чувство благодарности за ту огромную поддержку, которую нам всегда оказывало YMCA, но еще больше прямое чувство правды и чести заставляет нас сказать: да, помощь YMCA была действительно бескорыстной YMCA живо интересовалось развитием русского Движения, - но никогда ни в чем оно не чинило затруднений, не оказывало давления. 25 лет работы должны убедить всех, кто честно и непредубежденно относится к YMCA, что перед нами была и есть братская организация, с любовью и искренним желанием помочь Православной Церкви шедшая нам навстречу. Руководители YMCA и особенно д-р Мотт много раз подчеркивали огромное значение для всего протестантского мира русской церковности, - и в этом отношении Русское студенческое христианское движение всегда было в международных церковных кругах проводником русской церковной традиции.
Так называемое экуменическое движение, в разных еще формах ставящее себе задачи сближения, а если воз можно и воссоединения Церквей, как движение церковное, прямым образом не связано со студенческими движениями. Но все студенческие движения испытали огромное влияние экуменического движения, - и всякий раз проводником экуменической идеи в студенческие инославные круги было именно РСХД. Оттого не бывает ни одного большое студенческого съезда в Европе, на который бы не звали представителей РСХД. И, конечно, это связано вовсе не талантами отдельных лиц, а с тем, что РСХД всюду и везде ценно своей верностью Православию. Только свидетельствуя о нем, только выражая его отношения к тем или иным вопросам религиозного порядка, РСХД оказывается исключительно ценным “ферментом” в работах различных съездов. Свидетельствуем об этом не в похвалу себе, не в самомнении, а лишь на основании постоянных заверений со стороны и студенческих групп и их руководителей. Протестантская молодежь (впрочем, очень часто не только молодежь) лишь тогда начинает понимать весь смысл и пути экуменического движения, когда встречается именно с православными людьми. Встреч с католической молодежью, увы, у нас почти нет - и даже там, где в порядке практического сотрудничества протестанты и католики идут рука об руку,- они религиозно остаются чужды друг другу. Наоборот, встреча с православными всегда имеет для протестантов религиозный характер; близость Православия в ряде пунктов к протестантизму (личное отношение к Господу Иисусу Христу, любовь к Священному Писанию, дух свободы), а с другой стороны - догматическая и литургическая насыщенность Православия, отсутствие у нас того высокомерия, которое, увы, так характерно для позиции католичества в экуменическом вопросе, все это открывает Православию простор для подлинного, религиозного влияния на протестантизм. Глубокая и непоколебимая наша вера в правду Православия никогда не мешала православным с вниманием и братской любовью относиться к религиозному миру протестантизма, - оттого и для русской молодежи, посещающей инославные съезды, эти съезды являются настоящей школой в их православном самосознании - с этих съездов наша молодежь возвращается с возросшей любовью к Православной Церкви.
В тесной связи с вопросом об отношении Движения к инославным организациям стоит вопрос чисто внешний, но требующий полной откровенности - вопрос о средствах, которыми располагает наше Движение.
Надо, прежде всего, указать на русские источники средств. Сюда относятся: а) членские взносы членов Движения; они незначительны по размеру, да и не мало есть членов Движения, которые, по условиям своей, жизни не могут ничего вносить; в общем, они образуют не больше 5 % бюджета, б) Так называемые “финансовые кампании”, т. е. сбор пожертвований в русском обществе. Члены Движения, с особыми личными карточками, обходят русских людей, о сочувствии которых Движению они знают (или рассчитывают на него). Финансовые кампании, повторяющиеся из года в год, положили начало особой картотеке жертвователей, согласно с данными которой и происходит сбор средств на Движение.
Вместе с членскими взносами финансовая кампания дает до 40-50 % бюджета.
а) Из инославных источников укажем на Всемирную Студенческую Христианскую Федерацию, которая даже в годы немецкой оккупации неизменно поддерживала Движение. В бюджете Движения это занимает около 25 %. Надо иметь в виду, что помощь Федерации направляется через центр Движения, который только за счет этого источника и существует (о взносе YMCA на работу центра см. дальше). Оплаченной в центре является работа генерального секретаря, канцелярские и общие расходы, остальное распределяется на местные Движения. С 1945 года через центр проходила помощь и так называемого “Комитета восстановления” при Экуменическом совете.
Сверх этого надо упомянуть о присылке иногда отдельными студенческими движениями тех или иных сумм.
б) С 1926 г. в Англии существует общество помощи русскому духовенству (ныне, имея иное наименование, оно фактически ведет ту же работу); это общество собирает средства среди англичан и уделяет из них - среди других назначений - некоторые суммы и РСХД. В течение войны 1939-1945 гг. эта, помощь совершенно отсутствовала.
в) Русский отдел Американского союза YMCA оказывал существенную финансовую помощь Движению с самого момента его возникновения - в Чехословакии, Германии и, особенно, во Франции. Кроме оплаты жалования одного или нескольких русских или американских секретарей, специально прикомандированных к Движению, Американский союз YMCA принимал на себя до 60 % бюджета работы (во Франции) и представлял безвозмездно помещение для Движения. Кроме того, в течение более двадцати лет Движение, прямо или косвенно, получало средства из Church Found, который был создан и существует при ближайшем участии представи-телей YMCA и главная часть средств которого идет Бо-гословскому институту в Париже.
Русская эмиграция до сих пор сохранила чувство неразрывной связи своей с родиной. Это, однако, должно быть ограничено одним замечанием: русские молодые поколения, особенно те, которые связаны с момента ро-ждения с чужими странами, России никогда не знали (или знали только в очень раннем детстве). Поэтому очень рано среди русской молодежи стали проявляться тревожные признаки денационализации. Бороться с де-национализацией с каждым годом становилось труднее, пребывание эмиграции вне родины затянулось на дол-гие годы.
РСХД с самого начала своего возникновения отда-вало себе ясный отчет в этом тяжком явлении. В силу итого в программу занятий кружков очень рано стили входить вопросы, касающиеся России (из истории рус-ской церкви, из истории русской религиозной мысли, ре-лигиозные сюжеты в русской литературе и т. д.). Это осталось в Движении доныне, свидетельствуя о неослабевающем интересе нашей молодежи к России. Особое значение “русская тема” стала иметь по мере развития при Движении работы внешкольной и школьной - здесь русским предметам уделяется очень большое место.
В сущности, внутренняя неразрывная связь право-славного русского сознания с сознанием чисто нацио-нальным всегда была очень глубокой,- даже в те дореволюционные годы, когда национальное самосознание проявлялось очень слабо. Но пребывание в эмиграции естественно заострило сознание нашей религиозной и национальной чуждости Западной Европе и может быть связало религиозную и национальную сферу души теснее, чем это можно считать “естественным”. Церковь, в сущности, была и остается тем единственным местом, где русские люди, затерянные в чужой стране, чувствуют себя русскими; родина, можно сказать, вся сосредоточилась (не только символически) в церковной жизни. Это не “филетизм”, конечно, т. е. не преувеличенное подчер-кивание национального момента в христианстве, - но все же Церковь переживалась и переживается не толь-ко как молитвенный, но и как национальный центр наш. Нередки случаи, когда тоска По родине является особенно сильным двигателем религиозной жизни. В этом порядке РСХД жило теми же чувствами, как и вся рус-ская эмиграция - РСХД было и остается глубочайше связано именно в своем Православии с Россией.
Но именно это достаточно определяло и внутреннюю, принципиальную внеполитичность РСХД. Церковь призва-на объединять под своим покровом всех русских людей, независимо от их политических убеждений. Так и РСХД, ставя себе задачу пробуждения религиозной жизни у русской молодежи и приобщения ее к церковной жизни, считает своим долгом объединять да этой почве всех, независимо от их политических вкусов и убеждений. Есть только одна граница в этом внеполитизме Движе-ния - оно целиком и сознательно стоит против больше-визма, как явления, проводящего принцип аморализма. Большевизм есть, конечно, явление болезненное, есть проявление глубокой внутренней порчи в людях, - и в этом смысле он находится вне границ, которыми очер-чивается области свободы. Вместе со всей русской эми-грацией (старой и новой), вместе со всеми честными людьми в мире, РСХД отталкивается от большевизма, как от явления, глубочайшим образом несоединимого с хри-стианством.
Вместе с тем, РСХД не ведет никакой политической активности. На этой позиции РСХД продолжает неизменно стоять,- с полной определенностью отделяя тему России, русского народа от большевизма, от советской власти.
Нужна ли РСХ Движению своя особая идеология? Этот вопрос вполне законен при первом приближении к нему, - ведь обе основные задачи Движения - привлечение ко Христу неверующих и объединение верующей молодежи - настолько ясны и определенны, что они не требуют никакого идеологического обоснования. Это, конечно, верно, - но из служения Церкви и из поставления этого служения в основу жизни вытекает определенная идеологическая установка. Христианство не может, не должно быть отодвигаемо от жизни, от ее больших и малых проблем, христианство может и должно быть основой целостного миропонимания и жизнепонимания. И то, что в РСХД была поставлена тема христианской идеологии, как системы христианского мировоззрения, - это приближает РСХД к лучшим традициям русской религиозной- мысли, как она развивалась в XIX и XX вв.
Уже на первом общем съезде Движения (в 1923 г. в Пшерове) была выдвинута идея “оцерковления жизни”, т. е. связывания всех тем жизни с благодатными силами Церкви. Перед лицом того, что мы находим в европейской русской культуре, это означает не что иное, как сознательное противление принципам секулярной культуры. Начиная с XV в. (отчасти даже с XIV в.) в Западной Европе все время шел процесс отрыва от Церкви всех сфер культуры - одной за другой. Эта “эмансипация” науки, морали, философии, искусства, права и общественной деятельности не только закрепляли отрыв разных ер культуры от Церкви, но и создавали ту тяжелую опустошенность души и жизни, которая неизбежна, когда теряется связь культуры с ее Логосом, с благодатными действиями Святого Духа... На Западе процесс этот был исторически в свое время неизбежен. Для России с ее Православием секуляризм был напрасным и ничем не вызываемым повторением чужой болезни духа. От него русской мысли, даже после распада, древнего церковного мировоззрения и резкого поворота к Западу, никогда не угасала мысль о том, что Россия должна идти иными путями, что Россия с ее Православием может и должна сбросить с себя злое поветрие чужой болезни, чтобы найти в Православии основы для широкой и творческой, свободной и осиянной светом и правдой Церкви, культуры. Это и лежало в основе того идеала “оцерковления жизни”, к которому пришло Русское студенческое христианское движение с самого начала.
Движение выдвинуло мысль о необходимости пере-смотра всего содержания современной культуры с точ-ки зрения Православия. Это означает, что самые основы современной жизни и культуры, ее творческие силы дол-жны быть освещены и освящены благодатью Церкви, что не ослабляя ни в чем творческих устремлений, че-ловечество должно внести в них забытые или отодвину-тые начала христовой правды.
Такова та идеологическая перспектива, к которой устремлено Движение в своих исканиях. Оно не может претендовать на построение теоретической системы православного мировоззрения, да это и не по силам мо-лодежи, сгруппировавшейся в Движении, но Движение обращено в своих исканиях именно к преодолению вся-ческих следов секуляризма. Это есть та духовная установка, которая определяет собой пути Движения. Два рядом идущих задания вытекают из этого:
Преображение жизни и культуры в свете христиан-ства может быть осуществляемо только через внутрен-нее преображение нашего духовного мира, нашей внут-ренней жизни. Это есть внутреннее оцерковление души, требующее непрерывной работы над собой, непрерывного связывания своего “естества” с Церковью через богослужебную жизнь, через Таинства.
С другой стороны, наша молодежь, объединяющая круги, причастные к высшей школе, имеет перед собой чрезвычайно важную и ответственную задачу - способ-ствовать росту и внутреннему развитию кадров церков-ной интеллигенции. Возвращение интеллигенции к цер-кви совершается ныне силами самой истории, но только через совместное, согреваемое и направляемое Церковью собирание сил церковной интеллигенции может, совер-шаться не только индивидуальный, но и исторический сдвиг русской жизни в сторону ее преображения в духе Христовом и на путях преодоления неправедных путей, созданных в современности тлетворным дыханием за-падного секуляризма.
На этом мы кончаем обзор того, что делало и чем жило наше Движение за 25 лет своего существования. Оно вышло на узкий путь христианского делания, оно возлюбило этот путь, при всей трудности и даже скорбности его, но путь этот вытекает из того, что входило и ходит в души, как призыв к “единому на потребу”.