История православных церквей на Апеннинах является одним из важных элементов русско-итальянских отношений, который прежде был малоизвестен исследователям — и зарубежным, и отечественным. Советские историки обходили стороной эти очаги российской жизни, т.к. послереволюционная эмиграция избрала православные храмы
центрами своей жизнедеятельности, и, следовательно, с точки зрения официальной идеологии Русская Церковь в зарубежье являлась враждебным для советской власти институтом. С другой стороны, интеллектуальные силы эмиграции в Италии были относительно слабы, и здесь, в отличие от других мест российского рассеяния, не появилось сколько-нибудь значительных исследований не только по нашей теме, но и по истории русской диаспоры вообще. Что касается итальянских русистов, то они, уделяя внимания отдельным выдающимся эмигрантам, не касались темы религиозного русского “присутствия” — из-за ее сложности, малодоступности архивов, идеологических и прочих причин (1).Сегодня, когда отечественная историография по-новому, непредвзято, а поэтому и с определенным вдохновением, взялась за освоение темы “русское зарубежье”, изучение его религиозной составляющей может и должно внести свой вклад в науку. Кроме того, произошедшая радикальная переоценка роли православной Церкви в истории России дает возможность объективно представить
положение и значение русских зарубежных общин.Присутствие русской Церкви на территории Италии отражало важные процессы: развитие дипломатических отношений России с итальянскими государствами, и после завершения Рисорджименто, с объединенным Итальянским королевством; возникновение на Апеннинах русских колоний; православное самосознание русских, проживавших в “католическом окружении”; массовое движение в Италию русских паломников (в Бари) и курортников (в Сан-Ремо, Мерано).
Деятельность русского православия за рубежом до революционных событий в России являлась своеобразным выражением византийского принципа “симфонии” между Церковью и государством. Этот принцип соответствовал представлению о православной империи, где духовная и материальная жизнь ее подданных протекала под гармоничным согласием двух начал — императорского и патриаршего. В России, с упразднением при Петре I патриаршества, государственный характер Церкви приобрел еще более явственный характер. Таким образом, государство и Церковь становились неразделимым целым, выступавшим таковым и на международной арене. Именно в зарубежье, где максимальным образом требовалось утверждение престижа страны, механизмы “симфонии” государства и Церкви срабатывали в наиболее выраженных формах: одной из таких форм было учреждение приписанных к дипломатическим представительствам храмов (их содержание ложилось ощутимым бременем на государственную казну, и зачастую их возникновение не вызывалось реальными нуждами православных подданных России, проживавших заграницей).
Интересным поэтому оказалось воссоздать историю храмов именно при дипломатических структурах Российской империи: в “географии” посольских храмов в Италии можно уследить влияние ее внешней политики, отношений с итальянскими государствами и объединенным королевством. Появление церкви со “штатом” служило несомненным признаком хорошо развитых связей с тем или иным государством. В этом смысле характерно существование посольского храма в Неаполитанском королевством, с которым Россию связывали традиционные дружественные отношения: неаполитанский храм был упразднен лишь с “упразднением” самого королевства. Напротив, Пьемонт, с которым Россия имела неровные, порой драматические отношение (в Крымскую войну государства оказались даже в станах врагов), так никогда и не
увидел посольского храма.Первые государственные решения об открытии на Апеннинах православных храмов были приняты в 1797 г. (в Турине), в 1799 г. (в Неаполе) и в 1803 г. (в Папском государстве), но не одно из них не было исполнено на практике, в результате бурных политических событий той эпохи. В итоге первым “дипломатическим” стал храм при миссии в Тоскане (1823). Самыми же первыми русскими храмами вообще, действовавшими на территории Апеннинского полуострова, стали домовые церкви русских аристократов княгини Е. Голицыной (1817), графа Д.П. Бутурлина (1818) и Н.Н. Демидова (1823).
На развитие православной Церкви в Италии сильное влияние оказала католическая специфика этой страны. Нельзя не сомневаться в первоначальном сильном противодействии со стороны католического духовенства в распространении здесь “схизматической” Церкви (немало предубеждений против восточного христианства существовало и в простой народной среде). Это оказало влияние на первоначальный этап появления православных русских храмов — они могли быть либо при посольствах, пользующихся правом экстерриториальности, либо при частных домах российских подданных, осевших в Италии.
До объединения страны наиболее веротерпимыми были Пьемонт и Тоскана. Закон пьемонтского королевства № 735 от 19 июня
1848 г. уравнял в правах религиозные конфессии, что и позволило русской колонии в Ницце выстроить в 1859 г. первый в Западной Европе приходской русский храм (2). С возникновением объединенного королевства этот закон был распространен на всю его территорию. С того периода в разных уголках Италии стали возникать русские церковные здания — однако еще долго католическое духовенств крайне сдержанно относилось к этому явлению. В церемонии закладки православных храмов оно, например, никогда не принимало участия, несмотря на официальные приглашения (3).В связи с этим возникает проблема миссионерской деятельности православной Церкви (впрочем, слово “миссия”, в его религиозном, а не дипломатическом смысле к Италии малоприменимо, ибо ее население к моменту появления здесь православной Церкви было уже христианизировано; скорее следует говорить о свидетельстве православия перед лицом “другого” христианства). В рассматриваемую эпоху противостояние католицизма и православия было весьма ощутимым, и та и другая сторона обвиняла противников в отступничестве и расколе (лишь на Втором Ватиканском соборе с православных был снят ярлык “схизматиков”). Кроме того, православие, как вероисповедание, вообще было мало известно итальянцам — православной литературы на итальянском не существовало. Поэтому если в XIX в., в особенности после Рисорджименто, крепли и развивались национальные протестантские Церкви, в частности, Вальденская Церковь, то случаи перехода из католицизма в православие благодаря присутствию православных общин, в то время нам не известны (4). Вероятно, возможную “миссионерскую” активность священников сдерживала их прямая зависимость от МИДа, не желавшего скандалов с католиками.
Иначе обстояло дело с жителями Италии, православными “по происхождению” — греками, сербами,
румынами, болгарами и т.д. Здесь русская православная Церковь считала прямой обязанностью, поощряемой государством, их опекать и окормлять. Известно, что русское дореволюционное правительство полагало себя защитником православных на угнетенном мусульманами Востоке. Подобный “протекторат” распространялся и на православных (весьма малочисленных) на Западе. В первую очередь это касалось греков, давно обитавших на Апеннинах. В XVIII — начале XIX вв. многие греки ждали освобождения Эллады от России (5) (эти чаяния ослабли к середине XIX в., когда в Греции стала муссироваться “угроза панславизма”). Русское правительство пыталось даже рассматривать греческие церкви в Италии как подчиненные российскому священноначалию; в тех же городах, где греческих церквей не было греки, естественно, становились прихожанами (6) русских храмов.Укрепление национальной Церкви и оформление национальных форм богослужебной жизни (литургический язык, обряд) вызвало к жизни феномен, осужденный в XIX в. под названием “филетизм”. Это явление заключилось в смешивании религиозных и национальных начал, где национальное начинало доминировать над религиозным. Нельзя не усмотреть подобного у некоторых россиян, проживавших за рубежом: православие для них становилось “родной верой”, его национальные признаки преобладали над общехристианским.
История русской религиозной жизни в Италии дает много материала к выяснению места православия в русском самосознании. Вне сомнения, большинство русских в зарубежье действительно чувствовали православие “родной верой”, глубоко связанной с культурой и историей: особенно ярко поведал об этом на страницах своего дневника граф М. Д. Бутурлин (7). Ностальгия по родине сопутствовала многим церковным начинаниям. В то же время густой католический фон не мог не поставить вопрос о причинах разделения Церквей и об их различиях. Строгость по отношению к католицизму, естественно, проявляли священники — “noblessе oblige” (8). В результате религиозных поисков случалось и обратное — переходы российских подданных в католицизм, что российским государством каралось. Это однако не останавливало, в особенности тех, кто навсегда эмигрировал в Италию, как Бутурлины или Зинаида Волконская.
Италия, начиная с середины XIX в., увидела русскую политическую эмиграцию (назовем самые яркие имена рассматриваемого периода: Бакунин, Кулешова, Горький). Но это была как бы совсем другая Россия, не имевшая ничего общего с прихожанами российских посольских храмов в Риме и Флоренции. Русские храмы в Италии отражали присутствие заграницей традиционной
, официальной, консервативной (говоря старыми категориями — “реакционной”) России. Очень часто истокам той или иной церковной инициативы предшествовал визит августейших особ, высочайшие указы, верноподданнические устремления богатых аристократов, живших заграницей: вне сомнения, русские храмы заграницей обустраивались преимущественно представителями высших слоев общества.Представляет интерес реакция итальянцев на возникновение на своей территории очагов другой веры. Спектр этого отношения был весьма широк —
от доброжелательного и заинтересованного, как у одного из первых итальянских славистов С. Чампи до крайне негативного, как у Т. Дандоло, назвавшего Россию, в результате посещения православной “капеллы” князей Демидовых (показавшейся ему выражением фальши “московской религии”), “империей зла” — за столетие до внедрения этой формулировки американским президентом Р. Рейганом.Нельзя не оценить при этом роль русского церковного присутствия в Италии в деле знакомства католицизма с православием. Храмы в Риме и
Флоренции часто посещались и посещаются заинтересованными итальянцами, и хотя контакты русского духовенства с католическим в рассматриваемый период были ограниченными, впоследствии они все более и более развивались (9).Знаменательна в общем католическом
контексте близость и сотрудничество православных общин с протестантскими, несмотря на то, что с догматической точки зрения они много дальше от православных, нежели католики. В Италии, однако, протестанты и православные попадали в один общий разряд “acattolico”, “некатоликов”, что сближало их исторические судьбы: например, россиянам приходилось широко пользоваться протестантскими кладбищами в Риме, Неаполе, Флоренции, Мерано.В отечественной и зарубежной историографии тема русского церковного присутствия в
Италии, как и в других иностранных государствах, разработана мало. В русской литературе тема церковного зарубежья освящалась прежде всего церковными же авторами, что оставляло мало места непредвзятому научному анализу явления.Первая систематическая попытка описания Русской Церкви заграницей принадлежит настоятелю берлинской посольской церкви протоиерею Александру Мальцеву (10). На рубеже XIX-XX вв. он предпринял хорошо продуманный и организованный сбор сведений о зарубежных храмах, структурированный по типу епархиальных историко-статистических справочников. Отец Мальцев проделал большую составительскую и редакторскую работу — с разрешения российских духовных властей он разослал по всем городам мира, где существовали русские храмы, разработанную им анкету
, ответы на которую, вкупе со своими собственными сведениями, свел воедино. Справочник, составленный в алфавитном порядке зарубежных городов, представляет собой ценнейший источник по истории русского церковного зарубежья, но не отвечает требованиям научного исследования, будучи по сути дела добротным путеводителем.Чуть позже труда о. Мальцева появилась независимая от него журнальная публикация Михаила Руднева о русских храмах в Европе (11). Ее автор внес несколько новых штрихов в историю храмостроительства
, но и эта работа носит явно описательный и апологетический характер.Разрозненные публикации, посвященные тому или иному церковному проекту в зарубежье, регулярно появлялись в дореволюционной церковной периодике, и они были учтены автором настоящей диссертации (см. Библиографию).
После революции 1917 г. какие-либо исследования в данной области надолго прервались. Первыми за освоение темы в ее общих очертаниях принялись русские эмигранты. После полувекового перерыва, последовавшего за монографией о. Мальцева, к истории церковного зарубежного присутствия обратился обосновавшийся в США исследователь Н. Д. Тальберг (12). В своей обширной статье он, с присущей эмигрантам первой волны идеализацией дореволюционной России, по сути дела составил панегирик дореволюционному духовенству и внешней политике империи. С содержательной стороны его статья представляет собой вольный пересказ сведений, изложенных в труде о. Мальцева, с прибавлением некоторых новых сведений (жанр работы Тальберг определялся характером журнала
, ее опубликовавшей — официального органа Русской Православной Церкви Заграницей).Ряд ценной информации биографического характера дан в статье архимандрита Киприана (Керна), посвященной заграничному духовенству (13). В ней автор коснулся и представителей дореволюционного клира, служившего в Италии. Однако в задачу этого автора преимущественно входила лишь демонстрация важной и позитивной роли духовенства: по сути дела его статья — эта апологетическая лекция перед студентами Богословской школы в Париже.
Обобщить историю русских храмов в Западной Европе недавно взялся русский эмигрант С. Забелин (14). Однако и оно не носит научного характера: автор-энтузиаст составил компиляцию на основании брошюр, выпущенных той или иной зарубежной общиной, при этом не сославшись даже на тексты, которыми он пользовался. Это относится и к итальянской части его работы: Забелин дал описание истории русских церквей в Сан-Ремо и Флоренции, дословно переписав многие фрагменты соответствующих брошюр (15), без каких-либо отсылок к источнику.
Похожую по принципам, но несколько более проработанную публикацию предоставила Н. Смирнова, работавшая по заданию священноначалия русской западно-европейской епархии в Париже (16). В ее распоряжение попали те же две опубликованные брошюры автора
диссертации: о Сан-Ремо и Флоренции. В конце концов она опубликовала явно компилятивный труд, причем как и Забелин, не упомянула ни одного использованного ею источника.Последние годы два петербургских церковных историка, В. В. Антонов и А. В. Кобак, взялись за составления нового свода-справочника “Православные русские святыни в Западной Европе”. Оба автора обладают большим опытом архивной и организационной работы (17). В составлении своего исследования они пошли по пути о. Мальцева, составив анкеты и разослав их в разные города Европы — но не священникам, а исследователям, что, вне сомнения, придаст результату необходимую основательность. В целом этот проект, пусть и глубоко проработанный, но также принадлежит к жанру “путеводителей по святым местам”.
Итальянские исследователи еще меньше уделяли внимание нашей теме. Их интересовала в первую очередь общая история взаимоотношений Русской Церкви и католицизма, и этому посвящено множество работ, как полемического характера, так и взвешенно-научных. К последним следует отнести капитальное исследование Анджело Тамборры “Католическая Церковь и Русское Православие” (18), рассматривающее период от Венского конгресса до 1980-х гг. и снабженное богатой библиографией. Однако не Тамборра, ни другие многочисленные исследователи православно-католических отношений не касалась истории непосредственного взаимодействия Русской Церкви с католическим окружением, яркий пример которого представляла Италия.
В Италии вышел ряд исследований, посвященных русскому присутствию вообще
. Классическим трудом здесь и поныне остается книга Этторе Ло Гатто “Русские в Италии” (19). Однако будучи скорее литературоведом, чем историком, неаполитанский автор сосредоточился на итало-русских контактах в сфере культуры, вовсе не затронув церковные темы. Спустя двадцать лет появился новый труд, с аналогичным названием “Русские в Италии”, под редакцией Витторио Страды (20). В этот сборник вошли работы многих специалистов, освещавших под разными углами зрения русское присутствия на Апеннинском полуострове. Однако и в данной публикации рассматриваемый нами аргумент не был затронут.Русское православное присутствие в Италии нашло частичное отражение в работах нескольких русистов, внимание которых касались отдельных городов и районов страны. Туринец Пьеро
Каццола, долго занимающийся русско-итальянскими культурными связями, воссоздал канву сооружения русской церкви в Сан-Ремо в своей монографии “Русские в Сан-Ремо в XIX-XX вв.” (21). Автор поднял большой пласт местной периодики, а также проинтервьюировал нескольких русских прихожан-старожилов. В качестве приложения Каццола опубликовал несколько итальянских статей начала века, посвященных русскому приходу, а также список русских захоронений на местном кладбище. В целом автору удалось дать общую и хорошо документированную картину русской церковной общины в Сан-Ремо, описав и ее взаимоотношения с итальянским миром. К недостатку исследования следует отнести полное отсутствие сведений из архива церкви.Схожий труд был произведен барийским исследователем, священником Джерардо Чоффари. В своей публикации “Русские путешественники в Апулии в XVII — начале XX вв.” (22) он собрал и опубликовал многочисленные русские печатные источники о паломничестве в Бари, история которого завершилась сооружением храма и странноприимного дома. Представляя важный вклад в итальянскую русистику эта книга для отечественной науки представляет ограниченный интерес, так как основана на уже опубликованных в России материалах о Бари. Ее значение — в обстоятельной реконструкции хронологии и спектра православного паломничества в Бари.
Некоторый интерес русские храмы, в первую очередь, — флорентийский, вызвали у итальянских искусствоведов. Флорентийский историк архитектуры Джованни Тротта изучил историю строительства в Тоскане некатолических храмов (23). Самая первая глава его книги посвящена русской церкви, где автор, касаясь многих исторических аспектов ее сооружения (формирование русской колонии, деятельность российской дипломатической миссии), сосредоточился преимущественно на художественной
стороне, дав подробный искусствоведческий анализ постройки.К работе Тротты примыкает подробное исследование сотрудницы Галереи Уффици Сильвии Мелони-Тркульи об участии Демидовых в сооружении русского храма (24). В статье подробно изучено убранство, пожертвованное Демидовыми православной общине, но плохо представлена собственно ее история (автор, к тому же, не изучила архив упраздненной Демидовской церкви, хранящийся в архиве современной русской церкви).
В вышедшей в Риме книге французского религиеведа Антуана Нивьера о русском православии (25), несколько страниц отведено русскому православию в Италии (26). Если в целом труд Нивьера представляет собой одно из самых авторитетных репрезентаций православия для западной публики, то его “итальянская глава” (написанная не автором книги, а редакторами итальянского издания), весьма бедна и схематична, лишь в общих чертах представляя историю того или иного храма (27).
Несколько особняком стоит исследование греческого ученого Георгия Верготиса “Православные общины
на итальянском полуострове” (28). Это — добротный исторический труд, рельефно обозначающий различные исторические аспекты православного присутствия в Италии. Автор изучил многочисленные печатные и архивные источники, но, претендуя на изложение истории всего православия в Италии, он по сути дела раскрыл лишь историю греческого православия (несомненно, важную). “Русские части” книги Верготиса имеет весьма поверхностный характер и изобилуют неточностями.Самым глубоким исследованием на интересующую нас тему
в настоящий момент следует считать монографию польского искусствоведа П. Пашкевича “На службе Российской империи” (29). В ней ему удалось дать широкую панораму церковного присутствия заграницей и выявить взаимосвязи Церкви и политики российского дореволюционного правительства. Работа снабжена богатой библиографией. Ее научной ценности несколько вредит некоторая “ангажированность” автора, рассматривающего внешнюю политику российской империи как заведомо экспансионистскую и принудительно руссификаторскую (в отношении окраин империи).Многочисленные факты, связанные с рассматриваемой темой, были обнаружены автором в литературе, посвященной региональной истории, той литературе, что в России называют краеведческой — о Сан-Ремо, Мерано, Бари и других итальянских
городах и областях. Для этого ему пришлось разыскивать местные редкие публикации, в том числе в периодических изданиях, в ряде итальянских библиотек — в Национальной библиотеке Флоренции, Городских библиотеках Мерано, Больцано, Сан-Ремо.Редкие публикации по истории русского паломничества изучены в барийском Никольском исследовательском центре (Centro Studi Niccolaiani) при базилике св. Николая.
Вне сомнения, данная работа была бы невозможна без изучения дореволюционных русских публикаций, в первую очередь, церковной периодики: с ними автор ознакомился в Российской национальной библиотеке в С.-Петербурге.
Почти полное отсутствие научных публикаций, посвященных нашей теме, в качестве первоочередной задачи поставило сбор исторических сведений из разнообразных, преимущественно архивных, источников. В основу настоящей диссертации, таким образом, легли неопубликованные материалы, преимущественно из архивов русских церквей в Италии (в Риме, Флоренции, Сан-Ремо, Мерано). Работа в этих архивах представляла определенную сложность, т.к. они не систематизированы и даже не разобраны, представляя собою хаотичные скопления всевозможных документов разнообразной степени важности. Другую сложность представлял сам доступ к архивам, являющимся собственностью отдельных приходов — поэтому для работы в них требовалось особое разрешение настоятелей и старост общин (30).
Наиболее ценным и полным является архив русской церкви во Флоренции. В него входят копии метрических книг, начиная с 1866 г., с регулярными записями о крестимых
младенцах, венчавшихся и умерших, переписка священников с разнообразными инстанциями и лицами, досье, предварявшие венчание, масса документов, относящихся к постройке храма, в т.ч. авторские чертежи архитектора М. Т. Преображенского. Особую ценность представляет обнаруженный в архиве дневник священника о. Владимира Левицкого, служившего во Флоренции почти полвека и подробно описавшего религиозную жизнь русской колонии и историю строительства великолепного храма. В этом же архиве содержатся папки двух упраздненных русских церквей — посольской в Неаполе, которая в 1866 г. была переведена, вместе с настоятелем во Флоренцию, и частной церкви Демидовых князей Сан-Донато в их загородном имении.Следующим по значению следует считать архив бывшей посольской церкви в Риме, хотя он, к сожалению, дошел до наших дней со значительными утратами, т.к. после отделения этого храма от посольства в начале 1920-х гг. он переходил из одной юрисдикции в другую, что значительно повредило цельности архива. Здесь, однако, сохранились метрические книги, начиная с 1836 г., переписка священников, описи имущества, годовые отчеты настоятелей, позволившие воссоздать историю общины.
Архив церкви в Сан-Ремо также весьма неполный — начисто отсутствует, например, строительная часть, должно
быть, первоначально весьма богатая. Этот архив пострадал в результате длительного судебного процесса, шедшего в 1963-76 гг., между графом В. И. Таллевичем, претендовавшим на владение церковной постройкой, и членами общины (после того, как Таллевич процесс проиграл, его сторонники изъяли самую ценную часть архива из церкви). Здесь все-таки тоже был обнаружен ряд любопытных документов, касающихся первоначальной истории общины, а также небольшие по объему, но емкие записки писательницы А. М. Суханиной, стоявшей у истоков храмостроительства в Сан-Ремо.Архив церкви в Мерано также стал жертвой различных перипетий — этот храм, вместе с санаторием “Русский Дом” , составной частью которого он является, в 1973 г. стал частной собственностью одного спекулянта, впоследствии объявившего себя банкротом. В результате храм со всем содержимым был продан на аукционе (его приобрел меранский муниципалитет). Переход от одного владельца к другому, конечно, не способствовал сохранности документов, но, тем не менее, кое-какие ценные документы — метрические книги, исповедные росписи, годовые отчеты Русского благотворительного общества в Мерано, разрозненная корреспонденция — были обнаружены и здесь.
Все четыре вышеперечисленных церкви входили вплоть до конца 1990-х гг. в одну юрисдикцию — в Архиепископию православных русских церквей Западной Европы, с центром в Париже и в составе Константинопольского Патриархата. Их юрисдикционное единство облегчило доступ к церковным архивам. В настоящее время общины в Риме и Мерано перешли под омофор Московского Патриархата.
История русских церквей в Италии представлена и в отечественных архивохранилищах — в первую очередь, в Российском Государственном Историческом архиве. Синодальные фонды этого архива, мало изученные российскими историками, дают достаточно полную картину русского православия в зарубежье (до 1917 г.). Автором просмотрены в нем дела на все русские “дореволюционные” церкви в Италии — в Риме, Флоренции, Сан-Ремо, Бари, Мерано. Также обнаружена любопытная переписка князя Друцкого-Соколинского, желавшего открыть в своем итальянском имении церковь, с Синодом (князю было отказано). Жизнь русских храмов в зарубежье была под “двойным подчинением” — Синода и Министерства Иностранных дел. В результате работы в фондах Архива Внешней политики Российской империи, где был просмотрен ряд документов, история русской Церкви в Италии получила многие уточнения.
Примечания
1. Предыдущие поколения итальянских русистов формировались преимущественно в орбите Коммунистической партии Италии, с соответствующим негативным отношением к Церкви; как сообщил флорентиец Дж. Фольята, потомок русских эмигрантов, для итальянцев, интересовавшихся Россией, в 1950-80-х гг. во Флоренции существовала жесткая альтернатива: они могли посещать или общество дружбы “Италия — Россия”, или русскую церковь — посещать оба эти места одновременно было невозможно.
2. Ницца в 1860 г. отошла ко Франции.
3. В настоящее время ситуация изменилась радикальным образом: в 1996 г., например, духовные власти провинции Кунео, например, патронировали строительство там русско-православного храма.
4. С 1970-х гг. существует целое движение итальянцев, переходящих в православие, которое они рассматривают, как “веру отцов”, незамутненную ошибками папства.
5. Интересно, что триестские греки в конце XVIII в. построили колокольню в “русском стиле” — как знак своих чаяний.
6. Нельзя забывать, что выражение “прихожане” в тот период было условным, ибо церкви официально были бесприходными.
7. [Бутурлин М.Д.] Записки графа М.Д. Бутурлина // Русский архив, 1897.
8. См. репортажи о католической действительности: Левицкий В., протоиерей. Современные стремления папства. Письма из Италии (1895-1908). СПб., 1908.
9. Особый импульс эти связи получили после Второго Ватиканского Собора, на котором было утверждено, что православная Церковь отныне должна считаться считаться разделенной “сестрой”, а не раскольничьей сектой.
10. Мальцев А.П., протоиерей. Православные церкви и русские учреждения за границею. Берлин, 1906.
11. Руднев М. Православные русские церкви в Западной Европе // Тульские епархиальные ведомости. 1907, №№ 35-37.
12. Тальберг Н.Д. Православное храмоздание Императорской России в Европе // Православный путь (Джорданвиль), 1958. С. 137 и далее
13. Киприан (Керн), архимандрит. Дореволюционное русское духовенство за границей // ЖМП, № 11, 1990.
14. Забелин С. Русские церкви в Европе // Наше наследие. №41. 1997. С. 98-112.
15. Эти брошюры написаны автором диссертации.
16 Смирнова Н. Русские церкви в Европе. Париж, 1998.
17. Им принадлежит трехтомная энциклопедия “Святыни С.-Петербурга” (СПб., 1994-96).
18. Tamborra A. Chiesa cattolica e Ortodossia russa. Roma, 1992.
19. Lo Gato E. Russi in Italia. Roma, 1971.
20. I russi e l'Italia, a cura di V. Strada. Milano, 1995.
21. Cazzola Р. I Russi a San Remo tra Ottocento e
Novecento. San Remo, 1990.22. Cioffari G. Viaggiatori russi in Puglia dal’600 al primo’900. Bari, 1990.
23. Trotta G. Luoghi di culto non cattolici nella Toscana dell'800. Firenze, 1997.
24. Meloni Trkulja S. I Demidoff e la chiesa russa di Firenze // I Demidoff a Firenze e in Toscana (a cura di L. Tonini). Firenze, 1996. РР. 251-260.
25. Niviere А. Gli ortodossi russi. Roma, 1997.
26. Глава “Chiese russe in Italia”, РР. 246-250.
27. Составители этой главки указали, что ее основным источником послужили публикации автора настоящей диссертации
28. Верготис Г. Православные общины на итальянском полуострове. Иерусалим. 1992 (на греч. яз.).
29. Paszkiewicz P. W sluzbie Imperium Rosyjskiego. Warszawa, 1999.
30. Пользуясь случаем приношу свою благодарность людям, помогшим мне во время исследования: покойному о. Иоанну Янкину (Ницца), о. Михаилу Осоргину (Рим) и о. Георгию Блатинскому (Флоренция), старостам флорентийской церкви А. Г. Воронцовой-Вельяминовой и сан-ремской церкви Р. Нобиле, председательнице южно-тирольского общества “Русь” Б. Марабини Цёггелер (Больцано), директору Св.-Николаевского исследовательского центра о. Джерардо Чоффари (Бари).
Михаил Талалай