Здесь, в этом монументальном великолепии, нашли свое последнее пристанище люди из самых разных стран, объединенные своими судьбами, ибо последние этапы их жизни прошли под итальянским небом. Это — англичане, шотландцы, немцы, шведы, швейцарцы, американцы и представители других “некатолических” наций (в общей сложности более четырех тысяч имен).

Русский некрополь на кладбище Тестаччо по праву считается одним из самых интересных некрополей российского зарубежья. В течении уже двух столетий он непосредственным образом связан и с историей русского присутствия на берегах Тибра, и с историей русской Церкви в Италии, т.к. именно здесь, на официальном некатолическом кладбище, погребались выходцы из Российской империи. В их числе — художники К. Брюллов, П. Орлов, М. Марков, П. и А. Сведомские, И. Давыдов и другие, поэт Вяч. Иванов, литератор Д. Благово (в монашестве архимандрит Пимен), певец Ф. Коммисаржевский, декабрист З. Чернышев, генералы И. Паскевич, Н. Врангель, основатель русского протестантизма В. Пашков, дочь Льва Толстого Татьяна, представители родов Романовых, Шереметевых, Волконских, Барятинских, Шаховских, Мусиных-Пушкиных, Трубецких и иных. Здесь же лежат многие менее известные, забытые или не обладающие яркой биографией россияне (2).

Тестаччо является ценнейшим историко-культурным мемориалом. Знакомство с ним позволяет не только уточнить отдельные биографии, но и воссоздать картину взаимоотношений с Римом той или иной нации, в т.ч. и русской, а также оценить роль православного вероисповедания и культа в судьбах выходцев из России.

Кладбище расположено на южной окраине района, у Аврелиевой стены (кон. III в.), являвшейся границей античного города. В древности здесь была устроена одна из городских застав, Остийская, в Средневековье получившая имя Апостола Павла, Порта Сан Паоло.

Как и почему именно “у пирамиды”, как часто называют эту местность, стали хоронить христиан-некатоликов — достоверно неизвестно. Скорей всего, место на Тестаччо было выбрано по уже существовавшей римской традиции: внутри круга Аврелиевой стены, на периферии города, уже существовали скромные “погосты” — из них до нашего времени парадоксальным образом сохранился только иностранный. Быть может, иностранцев в этом месте привлекала таинственная пирамида, древнейший символ загробного культа.

В средневековом Риме правила, касавшиеся погребений “схизматиков” и “еретиков”, каковыми считала других христиан католическая Церковь до Второго Ватиканского Собора, были очень жесткими: им отводили место на позорном кладбище Муро Торто (близ холма Пинчо, за старой северной границей города), где хоронили преступников, проституток и нераскаявшихся грешников. У католиков тогда существовало представление о городской территории, как об освященной земле, которую нельзя было осквернять некатолическими захоронениями. Еще в большой степени это относилось к итальянским городским кладбищам, которые и поныне называют “кампосанто”, т.е. “святое поле”.

Даже после появления “протестантского” кладбища в районе Тестаччо (внутри городской черты) существовал, с середины XVIII до начала XIX века, унизительный регламент похорон некатоликов: они проходили ночью, при свете факелов, и под экскортом конных жандармов (опасались манифестаций фанатиков, не желавших “осквернения” римской земли). Об обстановке таких ночных похорон можно судить по анонимному рисунку “Похороны шведского художника Йонаса Окерстрёма” (1795; Государственный архив в Стокгольме) и гравюре Б.Пинелли (1811), хранящейся в римском муниципальном фотоархиве. Впрочем, для видных иностранцев иногда делали исключения, и их разрешали погребать днем.

На могилах православных и других некатоликов запрещалось изображение крестов и религиозные по содержанию эпитафии. Цензуру осуществляла специальная папская комиссия, руководствовавшаяся принципом extra ecclesiam nulla salus, т.е. “вне Церкви <католической — М.Т.> нет спасения”. Цензура была отменена только в 1870 г., когда Рим, вместе с Папской областью, вошел в состав объединенного Итальянского королевства (3).

Первое известное историкам погребение на Тестаччо произошло 4 августа 1732 г., когда здесь был похоронен сэр Уилльям Эллис, казначей Якова III (4). Сначала “у пирамиды” погребали, в основном, англичан и шотландцев; кладбище поэтому иногда называли “английским” и “англиканским”.

Первые могилы составили то, что впоследствии было названо Parte Antica, т.е. Древняя часть. Это — восточный участок кладбища, примыкающий к пирамиде и обладающий характерным обликом: памятники в классическом стиле, отсутствие кладбищенской кипарисовой рощи (5). Известно, что в 1821 г. римские церковные власти, в лице кардинала Консальви, секретаря Папского государства, запретили “некатоликам“ высаживать кипарисы в Древней части, якобы для сохранения исторического вида пирамиды, а шесть уже посаженных кипарисов были срублены (6). Во время раскопок 1928-1930 гг. здесь был раскрыт участок античной Остийской дороги.

Сейчас в Древней части насчитывают 85 могил (их, вне сомнения, было больше), среди которых — могила выходца из России, Вильгельма Грота (ум. 1791) (7). Здесь была похоронена и графиня А.А. Чернышева (ум. 1794; тело в 1795 г. перевезено в Россию, но сохранилась плита). Это — два самых первых российских погребения на Тестаччо.

В августе 1822 г. Древняя часть была закрыта по распоряжению того же кардинала Консальви, опять-таки якобы для сбережения ландшафта (современный устав кладбища, однако, не исключает погребения здесь особо выдающихся людей). С ноября того же года стал использоваться новый, прилегающий с запада, участок, впоследствии названный Zona Vecchia, т.е. Старая зона. Участок был выделен Папским государством безвозмездно.

С начала XVIII в. эта местность входила в состав территорий Prati del Popolo Romano (Поля римского народа) — общественных земель на переферии города, культивация которых воспрещалась. Здесь пасли скот, устраивали гуляния, празднества, пикники и т.п. Особой популярностью пользовались ottobrate, октябрьские гуляния, приуроченные к окончанию сбора винограда, когда к холму Тестаччо стекались толпы горожан, предававшихся буйному веселью, песням и пляскам. В пещерах “черепичной горы”, обладавших особым температурным режимом, размещались винные погреба.

Постоянные погребения на Тестаччо православных российских поданных начались в 1830-х гг., после того, как в Риме в 1836 г. открылась посольская церковь с настоятелем. Ее священники вносили сведения об умерших православных россиян и об их похоронах в метрические книги, присылаемые из С.-Петербургской консистории и отсылаемые обратно. Копии этих метрик сохранились в архиве церкви в Риме, и их анализ дает богатый исторический материал — настоятели аккуратно записывали не только имена усопших и места их погребений (преимущественно на Тестаччо; лишь изредка прах перевозился в Россию), но и их социальный статус, причину смерти, место проживания и т.д.

Упоминания о русских погребениях на Тестаччо встречаются в разных источниках. Князь П.А. Вяземский, потерявший свою дочь в Риме, в 1835 г., писал своему сыну: “Тело ее <Полины, в крещении Прасковьи — М.Т.> предали земле на иностранном кладбище 14 (26) м<арта>. Если тебе придется быть когда-нибудь в Риме, ты в нем не будешь совершенно чужой, а найдешь родную могилу и слезы наши, которые и нас сроднили навсегда с Римом” (9). Присмотр за этой могилой после отъезда Вяземских из Италии взяла на себя княгиня З. Волконская. Посещал ее, вместе с княгиней и Гоголь, писавший Вяземскому 25 июня 1838 г.: “ Еще не так давно был я вместе с княгиней Зин. Волхонской на знакомой и близкой вашему сердцу могиле. Кусты роз и кипарисы растут; между ними прокрались какие-то незнакомые два-три цветка...Потом я был еще один раз с одним москвичом, знающим вас — и вновь уверился, что эта могила не сирота...” (10).

А.Н. Бенуа дает ремарку о смерти в 1845 г. друга отца, В.И. Штернберга, который пришел к “ранней могиле у пирамиды Цестия, где вообще хоронили еретиков и схизматиков” (11). Мемуаристка М.С. Сабинина сообщает о своем брате Василии: “Его похоронили <в 1858 г. — М.Т.> на Сimitero dei Protestanti, близ пирамиды Цестиуса. Недалеко от его могилы покоится прах Брюллова и сына Гете... Русские художники в Риме его провожали и пели на его похоронах: Иванов, Плешанов, Ксенофонтов, Вениг и еще другие, имен которых я не знаю” (12).

Воспоминания о посещении кладбища оставил И.Е. Репин, особенно впечатленный надгробием княжны М.А. Оболенской: “Не могу не упомянуть о памятнике Оболенской на лютеранском кладбище в Риме, работы М. Антокольского. После долгого перерыва я увидел эту статую оригинал на месте и был поражен ее красотой, поэзией и задушевностью” (13).

Проникновенные строки о Тестаччо принадлежат Михаилу Осоргину: “Заглядывая иногда на кладбище у черепичной горы Тестаччо, где под сенью пирамиды Кая Цестия врастает в землю подмогильная плита Шелли, где у дверей склепа сидит девушка, изваянная Антокольским, где плакучее деревцо склонилось над именем Пашкова и где спит много маленьких, никому неведомых людей, — я бродил глазами меж черных кипарисов, отыскивая незанятый клочек земли, который можно откупить заранее. Мне казалось — и посейчас кажется — покойным и гордым лежать здесь, далеко от родины кровной, в центре родины великой культуры. Здесь заезжий сородич прочтет на мраморной плите имя, — прочтет вслух и, может вспомнит или запомнит; после вместе с именем кладбища, пирамиды и странной, голой горы из античных черепков, — мелькнет в его памяти и надпись по русски, навеки оставшаяся в Вечном Городе, поскольку, конечно, сама вечность — не условна. Быть связанным с Римом — хотя бы узами смерти — мне всегда казалось честью. Низко склоняю голову и прошу мою судьбу оказать мне эту честь хотя бы за те мучительные годы, которые выли и выпадут на долю наших поколений!” (14)

В конце XIX в. местная ситуация кардинально изменилась: с 1883 г. на бывших “Полях римского народа” началось массовое строительство недорогого жилья, а в 1888 г. муниципалитет устроил здесь городские бойни (действовавшие до 1975 г.). Гуляния и пикники навсегда ушли в прошлое.

К тому времени Старая зона кладбища заполнилась, и в 1894 г. германское посольство — а с середины прошлого века управление кладбищем, от лица иностранных некатолических общин, взяли в свои руки немецкие посланники при Святейшем Престоле — купило большой участок земли в 4,3 тысяч кв. м. Участок был разделен на три пронумерованных зоны: Zona prima, Zona seconda и Zona terza. Таким образом, окончательно сложилась современная топография кладбища и деление кладбища на пять зон.

В те же годы кладбище было оформлено архитектурно: вся его территория была обнесена стеной, за исключением, естественно, южной границы, где уже стояла античная стена. С северной стороны появились ворота с лаконичной надписью RESURRECTURIS, т.е. “тем, кто воскреснет” — возможно, не без полемического подтекста, как возражение против прежней католической концепции о погибших душах “схизматиков”.

В западном углу некрополя в 1898 г. соорудили скромную, но изящную интерконфессиональную часовню, используемую для отпеваний покойников разных вероисповеданий, в т.ч. православного. Архитектурным стилем новых построек, и ворот, и капеллы, был выбран неоготический, который часто используют в Италии англикане и протестанты как символ своих североевропейских корней. У древней Аврелиевой стены были устроены общие могилы (ossario, “костница”), куда переносили прах после эксгумации и освобождения участков. На самой стене водружены мраморные доски с высеченными именами усопших.

Некрополь на Тестаччо, складывавшийся почти два столетия — это уникальное свидетельство русского присутствия на берегах Тибра. Автором очерка, совместно с исследователями В. Гасперович, М. Катиным-Ярцевым и А. Шумковым, составлена полная картотека русских могил.

Михаил Талалай

1. Существует общий исторический очерк о кладбище, где, однако, почти не говориться о русских захоронениях: Beck-Friis J. Il cimitero acatollico di Roma, Malmo, 1956.

9. Цит. по: Kauchtschwili N. L'Italia nella vita e nell'opera di P.A. Vjazemskij. Мilano, 1964. Р. 293;

19. Stendhal H. Viaggio italiano. Roma, 1987.