© о. Ростислав Колупаев, Москва

КАТОЛИЧЕСКИЕ ОБЩИНЫ ВИЗАНТИЙСКОГО ОБРЯДА И РУССКАЯ ДИАСПОРА

Азия

КИТАЙ

ЭКЗАРХАТ ДЛЯ КАТОЛИКОВ ВИЗАНТИЙСКОГО ОБРЯДА В ХАРБИНЕ (1928-1949 гг.)

ВВЕДЕНИЕ

«Они были вынуждены отойти за границу, унося с собой из Родины только тяжелую скорбь о потерянном и честное русское имя да великое сокровище — святую православную веру», - епископ Пекинский Виктор (Святин)[1].

Пути русской души, пути русского рассеяния, пути приведшие некоторых наших соотечественников к Вселенскому Риму. В том огромном наследии национальной истории, которое хранит эмиграции, остается недостаточно изученной тема русского католичества на Дальнем Востоке.

Проникновение россиян в пределы Китая, связанно с развитием политических и экономических интересов Российской империи в этом регионе. Строительство КВЖД (Китайской Восточной железной дороги), осуществлявшееся в 1897-1903 гг., привлекло сюда тысячи подданных русского царя. Сам город Харбин заложен русскими строителями в 1898 г. по велению императора Николая II на месте небольшой убогой китайской деревеньки. Город строился по специальному проекту, разработанному столичными архитекторами в Санкт-Петербурге.

Обслуживание, охрана железной дороги, торговля, социальные проекты и т.д. привели к тому, что в Маньчжурии жило и работало большое количество наших соотечественников, во всем регионе было очень сильное русское влияние. Здесь жили специалисты, предприниматели и коммерсанты. Харбин и другие города формировались, как русские города, с европейской архитектурой, с православными соборами и церквями, учебными заведениями, учреждениями культуры, прессой и т.д. Читаем по сообщению тех лет: «Города Харбин, Маньчжурия, Пограничная, Хайлар, Имямпо, Чангун, в особенности первые три, имели совершенно русско-европейскую физиономию»[2].

А вот, как описывает свои впечатления журналист, наш современник и соотечественник, посетивший Харбин: «Когда идешь по центру Харбина, возникает впечатление, что ты находишься на Тверской или на Арбате, просто на улицах какой-то шутник развесил иероглифы. Те же дома с колоннами и атлантами, те же аккуратные дворянские особняки, на фронтонах помпезных зданий - давно затертые, но неизменно выступающие сквозь свежую краску двуглавые орлы с коронами и надписи, сделанные дореволюционным шрифтом: "банкъ", "ресторанъ", "полицiя"»[3].

Печальные события 1917 г., революция и гражданская война, триумфальное шествие советской власти вступившей во Владивосток в 1922 г., отступление воинских формирований Колчака и сибирских контрреволюционеров пополнили русскую колонию в Китае политическими эмигрантами, вынужденными переселенцами, отступающими частями и просто беженцами. Первые партия белоэмигрантов стали прибывать в Китай с осени 1920 г. «Белогвардейские войска до ухода из района российского Приморья насчитывали 9 000 человек… Их сопровождали семьи, масса раненых и больных»[4].

Протоиерей Аристарх Пономарев бывший ректором православной Свято-Алексеевской духовной семинарии[5] в Харбине, участник событий, пишет: «После революции поток беженцев широкой волной ринулся в Северную Маньчжурию. Облик Харбина совершенно изменился. Русское население увеличилось в несколько раз. Вместе с беженцами и войсковыми частями прибыло много духовенства. Большинство этого духовенства отступило с Белой армией из Волжского и Каменского районов, с Урала и из Сибири, состоя в войсковых частях военными священниками, меньшинство покинуло родные пределы вместе с беженцами»[6].

Издание русских католиков в Париже «Благовест», писало в 1930 г.: «Экономическое положение эмиграции в Китае нужно в общем признать удовлетворительным. Если там нет очень богатых русских, то зато значительный процент эмигрантов имеют постоянную и прилично оплачиваемую работу в европейских и китайских правительственных и частных учреждениях»[7].

По данным повременной печати тех лет количество русских в Китае оценивалось в следующих цифрах: 150 000 человек в Маньчжурии, из них в Харбине - 75 000, в Шанхае- 16 000, в Тяньтзине- 5 000, в Мукдене- 2 000 человек.

Один из первых русских католических священников, приехав из Старого Света, давал следующую характеристику жизни русской колонии, которая: «… в Китае сохранила нетронутым старый уклад, старый быт. В этом смысле Дальний Восток представляет теперь совершенно своеобразное и, нельзя не сказать, отрадное явление и открывает целый ряд возможностей, как церковной, так и национальной работы. К сказанному остается добавить, что партийная разрозненность русской эмиграции на Дальнем Востоке значительно меньше, чем, например в Европе. Общий же характер дальневосточной эмиграции – национальный»[8].

Еще одна цитата из сочинения русского автора, писавшего с Дальнего Востока в Париж в 1932 г.: «Жизнь русской эмиграции в Харбине и в Шанхае сложилась иначе, чем на Западе... многое из духовного наследия Запада им недоступно... культурный их уровень ниже, чем в русском Париже и Берлине. Зато на их стороне преимущества более активной, волевой жизни, обусловленной тем, что они не являются в Китае беженским, случайным элементом, но пионерами русской культуры, завоевавшими ценой многих жертв и усилий определенное и весьма почетное положение. Русское население китайского Дальнего Востока не поглощается местным: благодаря высокому уровню русской цивилизации ему легко отстаивать свою самобытность. «Мы живем на Востоке. Мы держим направление на Россию»[9].

Повсюду, в местах своего рассеяния, русские люди первым делом создавали свои храмы, ставшие центрами национальной, культурной и религиозной жизни диаспоры. Так было и в Китае. К имевшемуся здесь православному духовенству, занятому работой в миссии и обслуживанием соотечественников, присоединились вновь прибывшие, спасавшиеся от гонений и репрессий на родине. Духовное попечение над русским православным населением, проживавшим в зоне отчуждения КВЖД, обеспечивало Владивостокское епархиальное управление. В 1920 г. в Харбине появились духовные лица, включая высшую иерархию, все они были эвакуированы из России. Участник тех событий пишет: «Среди беженцев не мало было и крупных церковно-общественных деятелей… Ход событий в Приморье не мог давать места каким-либо надеждам, что этот последний оплот белого движения долго продержится: политическое положение его было крайне неустойчиво и тревожно. Вся область кишела красными партизанами и превратилась в театр военных действий. Сношения с Владивостоком не редко прерывались. В Харбине же были налицо все условия для нормальной церковной жизни. Вполне естественно, что к началу 1922 г. в руководящих церковных и общественных кругах Харбина зародилась мысль о необходимости в целях нормального течения церковной жизни Маньчжурии создания Харбинской епархии»[10].

Русская колония была и продолжала оставаться преимущественно православной, это и понятно. Православный исследователь пишет: «В 20-х годах минувшего столетия Архиепископ Японский Сергий (Тихомиров), возведенный в сан митрополита в 1931 г., назвал г. Харбин "храмолюбивым", ибо период… отличался большим храмостроительством: 22 храма»[11]. К 1931 г. в Харбинской епархии было уже 46 храмов и две монашеские обители.

Однако, помимо этнических русских, среди дальневосточной диаспоры, появилось немалое число поляков и литовцев, которые создавали свои католические приходы, оформилась украинская община, активную роль в ее жизни играли галичане, жило здесь и некоторое число белорусов и представителей других национальностей. Как-то: грузины, армяне, татары, евреи и другие бывшие подданные, некогда бескрайней империи Романовых.

Эмигрантская жизнь, с одной стороны оторвала людей от привычных условий жизни, с другой стороны предоставляла некоторые преимущества, освобождала от ограничений прежней политической системы. Свобода, в том числе в вопросах совести и организации религиозной жизни, позволила проявиться такому явлению, которое давно вызревало в российском обществе, как российское католичество византийского обряда.

Именно русская диаспора в Китае дала возможность развития полноценной духовной жизни русских католиков, как на приходском, так и на епархиальном уровне, с развитием своих структур в области духовного просвещения и общего образования, в миссионерском служении, в решении задач социального и благотворительного характера, в создании собственной издательской базы и иных вопросов.

Изучение истории Апостольского Экзархата восточного обряда в Китае важно, само по себе: во-первых, как часть Истории Вселенской Церкви, во-вторых, как часть национальной российской церковной истории и духовной жизни, в-третьих, как феномен развития русской диаспоры

Это явление дает импульс, продолжение, которого имеет место в русской и зарубежной среде, в развитии русских католических приходов в Австралии и Новом Свете, в развитии контактов и обновлении диалога на церковном, культурном и научном уровне между католичеством и православием в Европе и других странах. И, наконец, сегодня, тема Кафолического православия, как никогда актуальна в самой России.

Фундамент Церкви – святые мученики и подвижники благочестия

Что касается проникновения первых христианских миссионеров и знакомства Поднебесной империи с учением Христовым, то первые посланцы апостольского Рима появились здесь еще в 1245 г. Прибыли они из Франции и Италии. Папская столица последовательно посылала в Китай своих представителей, так было в 1582 г., 1601 г. и последующие годы. К началу правления династии Цин в стране было около 300 000 верующих католиков. Пережили китайские христиане и период гонений и мученического свидетельства. В 1840 г. после первой "опиумной" войны правительство легализовало присутствие католической иерархии, миссионерам разрешили строить церкви. Однако период относительно спокойного развития Католической Церкви в Китае наступил лишь в 1911 г.[13] Этому предшествовали также гонения и на православных верующих. Необходимо сказать о т.н. «боксерском» (ихэтуань) восстании 1900 г., когда в Пекине совершили подвиг исповедничества 222 китайских христианина во главе со священником Митрофаном Цзы Чун[14]. Все они были крещены благодаря трудам русской православной Миссии, действовавшей в Поднебесной империи с 1713 г[15].

С 60-х гг. XX в. в Китайской Народной Республике принесли свое свидетельство веры новые мученики – жертвы «культурной революции», развязанной Мао. Этот период отличался, по словам историка: «варварским бесчинством хунвейбинов, разрушением храмов и кладбищ, осквернением мощей и сожжением икон. На несколько десятилетий Церковь в Китае как бы прекратила свое существование – храмы были разрушены, богослужения не совершались более 20 лет»[16].

Русская эмиграция в Китае дала свои примеры святости, это канонизированные Русской Православной Церковью Заграницей новые святые - святитель Иона Ханькоуский[17] и архиепископ Иоанн Шанхайский. К этому следует добавить, что убиенные большевицким террором в г. Алапаевске в 1918 г. члены императорской российской семьи Романовых были перевезены в Китай и поныне покоятся в его земле. В русском храме Пекина до отправки в Иерусалим находились святые мощи преподобномученицы Елизаветы Феодоровны и инокини Варвары.

Русские католики византийского обряда, были малой солью в окружающем мире. Плод их трудов отмечен также мученической печатью. Относительно архимандритов Фабиана Абрантовича и Андрея Цикото, погибших в советских застенках, ныне начаты процессы для беатификации[18]. Инициаторами процесса выступают монахи мариане (Chierici Regolari Mariani) из Белорусской Греко-католической Церкви, к ордену которых принадлежали мученики.

Что касается мучеников за веру из числа католиков латинского обряда, труд которых проходил в Китае во время, которое относится к интересующему нас периоду, можно указать лишь несколько имен. Это, например, миссионер францисканец Арсений Антонов, болгарин по национальности, он служил священником в Китае в 1934 – 1938 гг. Его собратья по ордену: Джовани-Батиста Соджиу, в Китае был с 1925 г., убит в 1930 г. и Верардо Варачиу, приехал в страну в 1925 г., убит в 1940 г. Служение в Поднебесной оставалось тяжелым и жертвенным подвигом[19].

К истории христианской миссии в Поднебесной Империи

Глава православной Миссии в Пекине Иннокентий (Фигуровский)[21] после революционных событий на родине, продолжил свой труд в Китае, в 1918 г он стал архиепископом, позднее удостоился возведения в сан митрополита. С 1918 по 1945 гг. Российская Духовная Миссия функционировала, как подразделение Русской Православной Церкви Заграницей. Первым самостоятельным Харбинским иерархом стал в 1922 г. архиепископ Мефодий (Герасимов)[22], который последовательно управлял Забайкальской, Томской и Оренбургской епархиями[23].

В 1946 г. русские православные владыки в Китае - митрополит Харбинский Мелетий (Заборовский)[24] (управлял в Харбине с 1931 г.) и архиепископ Пекинский Виктор (Святин)[25] вошли в юрисдикцию Московского Патриархата. Многие из российских православных архиереев вернулись в последствии в СССР. Некоторые из них были репрессированы. Другая часть епископата, клира и верных эмигрировала в страны свободного мира. В результате политических изменений, в Москве решили создать Восточно-Азиатский Экзархат в составе РПЦ МП, который объединил все дальневосточные русские православные приходы. Просуществовал он до 1957 г., когда была образована собственно Китайская Православная Церковь на правах автономии в составе МП.

Римо-католики из числа подданных Российской империи

Следует несколько подробнее остановиться на истории римско-католической церковной жизни в Маньчжурии, которая была связана с гражданами Российской империи, традиционно исповедовавшими католицизм.

В 1906-1907 гг. в Харбине, в Новом Городе на Большом проспекте, № 27, был построен римско-католический храм, т.к. большинство его прихожан были поляками, то и в историю он вошел под названием «костел святого Станислава». Это был кирпичный храм, освящал его в 1906 г. архиепископ Ян Цепляк, который специально приехал для этого из Санкт-Петербурга. Среди прихожан были представители разных национальностей. Это поляки, литовцы, латыши, французы, венгры, русские, эстонцы, португальцы. Кроме того, известно, что среди них были местные жители маньчжуры - 40 человек и 30-40 японцев. Всего количество прихожан исчислялось в 1 500 человек[26]. Община содержала гимназию им. Генриха Сенкевича, имелось Благотворительное общество Святого Викентия и издавался журнал «Tygodnik Polski»[27]. Настоятелем храма св. Станислава был священник Владислав ОСТРОВСКИЙ[28]. Он работал также среди русских эмигрантов католиков византийского обряда, предоставлял им для богослужений свой храм, поддерживал русских священников отца и сына Иоанна и Константина Корониных.

После 1917 г., когда к постоянному персоналу КВЖД прибавились политические эмигранты, возникла необходимость строительства еще одной католической церкви. Таким образом, был выстроен костел в честь Сердца Спасителя, так же в Новом Городе, на Большом проспекте. В 1925 г. появился еще один костел, в честь Святого Иосафата, на Аптекарской улице, район Пристани. Этот храм был деревянный, число прихожан оценивалось около 800 человек[29]. Здесь служил отец ЛЯШЕВИЧ (Лещевич) Антоний, иеромонах mic[30]. Он родился в польской семье в Белоруссии в 1890 г., большую часть своего священнического служения провел на Дальнем Востоке, помогал русским эмигрантам, общался с отцом и сыном протоиереями Иоанном и Константином Корониными. Вернулся в Польшу, поступил в конгрегацию отцов мариан, новициат проходил в польском городе Скужец, за неделю до начала Второй мировой войны приехал в монастырь в Друе. Далее, служил на одном из приходов в Западной Белоруссии, в 1943 г. погиб в Витебске от фашистов, за связь с белорусскими партизанами. Фашисты сожгли о. Антония и другого марианина о. Юрия Кашыру (1904-1943) заживо, вместе с их прихожанами, которых священники отказались покинуть в деревне Росица на север от Друи 17-18.02.1943 г. В 1999 г. обоих священников Папа Иоанн Павел II объявил блаженными.

Также римско-католические службы в Харбине проходили во Французской миссии, в квартале Тен-Гу-Та[31].

В 1925-1926 гг. была образована особая латинская католическая епархия для окормления верующих их числа многонациональных российских верующих на Дальнем Востоке с центром во Владивостоке, территория этой епархии распространялась, в том числе и на государство Маньчжурию. Возглавил епархию епископ Кароль Сливовский[32], однако он физически не мог простирать свою духовную власть на китайские территории, поэтому в Харбине его заменял монсеньер Герард Петровский. Официально он являлся апостольским викарием для верующих католиков Сибири, однако, не имея возможности въехать на территорию Советского Союза, вынужден был проживать в Харбине[33].

Католики византийского обряда

«Не бойся малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк., 12:32).

Прибывшие в Маньчжурию наши несчастные соотечественники, с одной стороны оказывались в среде, которая являлась продолжением привычной российской религиозной действительности в виде хорошо налаженной православной церковной системы, с другой стороны, русские эмигранты могли свободно наблюдать жизнь христианских миссионеров и функционирование туземных и европейских католических общин и монашеских конгрегаций.

Мотивы, приведшие многих русских православных к принятию юрисдикции Римского Апостольского Престола, были различны. Главным же является то, что в условиях царского охранительного православия, духовные богатства Русской Церкви, были в плену и только, освободившись от полицейского и идеологического пресса, многие люди могли действительным образом реализовать свободный выбор своей совести. Ярким свидетельством этого утверждения является вся история русского апостолата. Нормальная жизнь Экзархата в Харбине была искусственным образом прервана насилием и произволом коммунистических властей в 1949 г. Подобно тому, как советская тирания загасила всплеск свободного проявления церковного сознания, выразившегося в Деяниях Собора 1917 – 1918 гг. Собора, обозначившего дыхание Полноты и Разума Святого Духа во всех проявлениях церковной жизни России.

Еще одним свидетельством жизненности и правильности избранного пути, является тот факт, что с течением времени и в связи с вынужденным переселением, повторным бегством и неустроенностью бытия в новых станах рассеяния, куда перебрались русские католики, они не изменили выбранному пути, сохранили свою преданность Римскому престолу и национально патриотическим идеалам. Только вопрос времени, проблема естественного старения и смены поколений, которые свойственны любой эмигрантской среде и характерны жизни в диаспоре, позволяют говорить о затихании приходской активности таких центров, как русские католические храмы Святителя Николая в Мельбурне (Австралия), Петра и Павла и русской миссии в Буэнос-Айресе (Аргентина) и в Сан-Паулу (Бразилия).

Но Господь открывает новые горизонты, на смену приходят изменения общественно-политической системы на родине, интеллектуальное, культурное и религиозное возрождение и осмысление, Богом заповеданной, свободы, «Стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5:1).

Изменения, коснувшиеся нашей России, выстраданы миллионами российских узников совести, мучеников духа, борцов за свободу веры. Это результат молитвы и исполинского духовного труда чистых душ, соработников в винограднике Христовом, среди которых сильна малая соль русских католиков.

Орден Мариан и его связь с российской миссией

Прежде, чем приступить к рассмотрению собственно церковной и общественной жизни католической общины русских католиков, необходимо дать небольшую справку о монашеском ордене братьев мариан. Ведь именно благодаря этому братству создано то, чему посвящена настоящая работа.

Монашеское братство отцов Мариан существует с 1673 г., инициатива его создания принадлежит священнику Станиславу Папчинскому[37], что получило утверждение Папы Иннокентия XII в 1699 г. В основе нового призвания было: распространение культа почитания Божией Матери, молитвы за умерших и пастырская работа. К началу XX в. в ордене состояло всего два человека, т.к. царская власть в России, куда в то время входили земли Литвы и Польши, ограничили прием новых членов в католические ордена. Возрождение мариан произошло благодаря стараниям одного литовского священника, который в последствии стал архиепископом Вильнюса, его имя Георгий Матулайтис. Он получил одобрение Святого Престола на реформирование, сам вступил в орден в 1909 г. Новый устав Конгрегации Клириков-Мариан во имя Непорочного Зачатия Блаженной Девы Марии (Congregatio Clericorum Marianorum sub titulo Immaculatae Conceptionis Beatae Virginis Mariae) был утвержден Папой Пием X в 1910 г. Матулайтис писал: «Особенная цель конгрегации… заключается в делах любви по отношению к богу и ближнему. Главным образом это забота о самовоспитании, развитие знаний, обучение других и оказание помощи епархиальному духовенству в пастырской деятельности»[38]. Деятельность ордена на территории Российской империи проходила в тайне.

С 1911 г. Матулайтис принял пост Генерального настоятеля конгрегации и оставался на нем до самой своей смерти в 1927 г. В 1987 г. Папа Иоанн Павел II причислил Георгия Матулайтиса к лику блаженных.

В 1915 г. марианам удалось основать приют на 200 сирот, с полным гимназическим курсом, под Варшавой. Матулайтис был куратором приюта для русских инвалидов, оказавшихся на оккупированной немцами, в результате Первой мировой войны, территории. В 1918 г. отец Георгий Матулайтис - рукоположен в сан епископа Виленского. Его хиротония состоялась в Ковно (Каунасе). Период 1918-1922 гг. был очень напряженным для национально-политической жизни края. В многонациональном городе Вильнюсе, столице Литвы, в сердце епископа было место для русских эмигрантов. Он общался с представителями Русского Общества, передавал деньги- пожертвования Апостольского Престола на открытие и содержание приюта для русских детей в Вильно. Так же жертвовали и от себя лично.

В 1923 г. епископ основывает Сестер Служительниц Иисуса в Евхаристии в г. Друя. В его декрете, сестрам говорилось о долге «посвящать себя делам милосердия, а особенно обучению девушек, как католического, так и, прежде всего, не католического вероисповедания»[39].

Там же в Друе в 1924 г. владыка приступил к основанию Восточной ветви ордена мариан. Им был создан монастырь для белорусских священнослужителей. Богослужения в восточном обряде, просветительская работа и изучение византийской духовности должны были способствовать сближению католичества и православия. Монастырь в Друе  дал таких известных священнослужителей, как архимандриты Фабиан Абрантович и Андрей Цикото. Много других самоотверженных личностей связано с марианским служением в российской католической среде византийского обряда.

Кроме того, владыка Матулайтис разрешил иезуитам восточного обряда основать свой монастырь в Альбертине, вернул Ордену Василиан церковь и монастырь в Торокане, в 1925 он был свидетелем присоединения к вселенскому единству православного архимандрита Свято духова монастыря и ректора Виленской семинарии Филиппа (Морозова)[40].

События политической истории края непосредственным образом отразились на истории марианского ордена.

В 1915 г. Вильнюс был оккупирован немецкими войсками, 16.02.1918 г. Литва декларировала свою национальную независимость, 11.7.1918 королем Литвы с именем Миндовг II избран Вюртембергский князь Вильгельм фон Урах, 02.11.1918 решение о избрании короля аннулировано и власть перешла к Временному правительству, 08.12.1918 – коммунистическое правительство заявляет о своих требованиях и 16 декабря провозглашает советскую власть. Немецкие войска покинули страну 31.12.1918, на следующий день польские легионеры захватывают власть в столице. Независимой частью Литвы остается Каунас и регион, куда переехало национальное правительство. 05.01.1919 Красная армия заняла Вильнюс и 27 февраля коммунисты объявили Литовско-Белорусскую Социалистическую республику. По инициативе Ю. Пилсудского 21.4.1919 Вильнюс был взят польскими войсками. Локальные вооруженные конфликты и политические демарши привели к тому, что с 1922 по 1939 гг. т.н. Срединная Литва находилась в составе Польского государства. Проявления польского шовинизма вынудили в 1925 г. архиепископа Матулайтиса уйти в отставку с Виленской церковной кафедры. Теперь он желал полностью сосредоточиться на делах ордена, будучи в Риме епископ приступил к созданию Курии и учебного центра, однако по решению Св. Престола Матулайтис был послан Апостольским визитатором в ту часть Литвы, со столицей в Каунасе, которая сохраняла независимость. В 1926-1927 гг. владыка вел переговоры с литовским правительством о заключении конкордата.

Следующим настоятелем мариан стал отец Петр Бучис /Bučys Petras/ (1972 – 1951), литовец по национальности, в крещении получил имя Франциск, выпускник Духовной академии в Санкт-Петербурге, доктор богословия Фрайбургского университета, Швейцария. Приняв рукоположение в сан священника в 1899 г., он с 1902 до 1915 гг. был профессором академии в столице Российской империи, в 1909 г. тайно вступил в конгрегацию мариан, он стал одним из первых членов нового реформированного ордена. Отец Бучис был ближайшим другом, соратником и последователем епископа Матулайтиса.

После событий революции 1917 и в результате итогов первой мировой войны западные губернии империи оказались за ее границей. В 1921-1928 гг. Бучис трудился профессором и с 1934 г. стал ректором Каунасского университета в Литве, в 1927-1933 гг. и в 1939-1951 гг. он был Генеральным настоятелем мариан. В 1930 г. отец Петр был призван к новому служению, рукоположен в сан католического епископа византийского обряда с титулом Олимпский, он много потрудился для русского апостолата, в 1930-1933 гг., он был Апостольским визитатором для русских католиков в Центральной и Западной Европе.

Помимо того владыка состоял членом Папской комиссии по делам России, а также с 1929 г. до самой смерти он был советником Конгрегации для Восточных Церквей. Умер Преосвященный Петр Бучис в Риме.

Служение белорусских монахов в Друе было прервано из-за национально окрашенных конфликтов. Небольшой период литовской независимости закончился, возможность белорусов трудиться для просвещения своего народа прекратилась, польские власти начали препятствовать служению друйских мариан. Византийская ветка нашла своё продолжение в среде русской эмигрантской колонии в Харбине.