© о. Ростислав Колупаев, Москва

КАТОЛИЧЕСКИЕ ОБЩИНЫ ВИЗАНТИЙСКОГО ОБРЯДА И РУССКАЯ ДИАСПОРА

ЖИЗНЬ ОБЩИНЫ

«Познали Бога "по-новому": до революции Бог пребывал "во славе" в церквах и соборах, здесь же Бог открылся нам как Изгнанник, преследуемый на нашей Родине и "не имущий, где главу преклонити". В Нем мы с изумлением познали Бога - Изгнанника, Который все понимает, "ниже Которого никто не может быть унижен". В предельной бедноте домов и храмов Он жил среди нас, Он был нашей надеждой и силой, утешением и вдохновением», - митр. Антоний /Блум/[1].

Русская католическая эмигрантская паства, встречавшая своего первого управляющего – апостольского администратора состояла всего лишь из 18 человек[2]. Ему предстояло сделать многое, но в каких условиях? Биограф пишет: «К тому же, работе отца Фабиана в Харбине постоянно сопутствовали большие экономические трудности»[3]. Причем, совершенно справедливо замечал, православный автор: «Каплицы Восточного обряда ни в какой степени не могли идти в сравнение с многочисленными православными храмами»[4], тем не менее, и на малой ниве, сеяние Христово - принесло обильный плод.

Жизнь русской католической общины можно условно разделить на следующие составляющие, это: богослужебно-литургическая сторона, образование и воспитание детей и молодежи, социальная работа и благотворительность, миссия и катехизация, просвещение и книжно-издательские проекты. Жизнь покажет, что архимандрит Фабиан и его помощники - стояли на правильном пути. Жертвенным трудом они добивались успеха на всех этих поприщах.

Один из первых помощников, прибывший из Европы в 1929 г. о. Диодор Колпинский, взял на себя заботу над Лицеем и работу с прессой и печатью. Он сравнивал свое положение с фронтом.

Вскоре миссия вышла за рамки собственно цивилизованной городской черты. Общины русских католиков стали появляться в других местах русского компактного проживания. Показательно, например, что такая социальная среда, как казачество, известное своим консерватизмом и совершенно не увлеченное интеллигентскими религиозными поисками, также оказались не чужды идее церковного единства. Узнаем о том, 400 русских албазинских казаков[5] из Трехречья (Автономный Район Внутренняя Монголия) писали и просили прислать священника[6].

Миссионеры не были замкнуты в этнических границах, им виделась возможность миссии среди местного населения: «Китайская душа с ее богатой подоплекой весьма близка к христианству... И обряды, и церемонии весьма хорошо подходят к китайскому укладу жизни, ее стилю - только бы не имели места ни малейшее неуважение и ненужная торопливость. Думаю, что наш восточный обряд мог бы иметь в Китае большой успех, при условии, что он согласовался бы только с китайскими мелодикой и стилем»[7], - писал один из русских католических священников.

При подготовке данного материала, при помощи наших православных братьев удалось обнаружить в академической периодике Католического университета на Тайване текст униатской (по выражению православного автора) литургии на китайском языке[8].

К сожалению, объективные реалии не позволили осуществиться замыслу активной русской миссии. Также, печально и то, что опыт, накопленный русскими православными в Китае, до сего дня не востребован. Не следует забывать о духовном дальнозрении и пророческих словах старца Серафима Вырицкого о том, что «Народ трудолюбивый дойдет до самого Урала»[9]. Контакты русского христианства с китайцами и накопленный в этом отношении потенциал, актуален как никогда. Бог дает время для подготовки, для раздумий и действий, время в Его руке.

Храмы, богослужение, святыни, традиции.

«Да исполнятся уста моя хваления, яко да воспою славу Твою»,-  псалом 70, ст. 8.

Первоначальные богослужения русские католики стали совершать в помещении польского костела, где их приютил местный священник отец Владислав Островский. Вскоре, трудами отца Фабиана в самом Харбине была построена церковь[10].

В других местах для совершения богослужений использовались временно приспособленные, с учетом особенностей византийского богослужения и восточного культа, помещения. Устанавливались иконостасы, изготавливалась утварь, подчас примитивными подручными средствами. Местные умельцы писали иконы. Все это делалось с любовью и заботой, каждый человек вкладывал душу в свой труд, посвященный родной религии. Старались, чтобы это максимально напоминало далекие храмы на Родине. Помещения украшались, по возможности теми средствами, которыми располагали простые люди. Это – знакомые всякому русскому человеку вышитые полотенца – рушники, ветки зелени и гирлянды из цветов. При храмах создавались приходские советы, активизировалась общественная жизнь.

Большое внимание уделялось церковным хорам. Люди той старой формации, того старого русского уклада, который утрачен нашими современниками, обладали высокой художественной культурой, тонким чувством прекрасного. Бедность и стесненность в средствах, безусловно, ограничивала возможности, проявления эстетического чувства в таких видах, как живопись, архитектура. Поэтому и храмы были бедны, но не безвкусны. Единственно доступным видом творчества оставалось пение. Общины русских эмигрантов во всех странах своего рассеяния всегда славились хоровым пением, исполнением духовных песнопений, русской музыкальной классики и образцов народного творчества.

В Харбине, придавали большое значение качеству церковного пения, это - во-первых, элемент сакрального, часть богослужения, во-вторых, это часть бережно хранимой, уникальной национальной культуры, которая гибла от разрушителей коммунистов в истерзанной, распятой Отчизне и находилась под угрозой растворения в чуждой среде обитания, в-третьих, это показатель уровня культуры и принадлежность к цивилизованному миру.

Начиная с лицейской скамьи, русские дети приучались к пению, со временем детский хор, благодаря высокому профессионализму, приобрел известность. В этом безусловна заслуга руководства и педагогов. Но, также следует помнить и о том, что это был не просто хор мальчиков, исполнявший классический репертуар академических произведений, это был церковный хор, молитва, богослужебные музыкальные произведения составляли его основу. Сами дети понимали, насколько важна молитва, важно сохранение национальных литургических форм. В этом им помогали священники и родители. Со временем все богослужения во всех храмах стали совершаться в сопровождении лицейского хора[11].

Богослужебная жизнь – основа церковной жизни. Не эпизодические, частные, требные визиты составляют главное назначение храма и совершаемых в нем богослужений. Богослужение – это общее дело, общее молитвенное собрание народа Божьего. Храм и литургия – это место и время таинства. Литургическая жизнь русских католиков была организована таким образом, чтобы люди могли ощущать себя частью церкви, участниками действий. Стена недоступности духовенства и пропасть между клиром и мирянами была максимально исключена из повседневной церковной жизни. В этом заслуга, конечно, русского католического клира, сумевшего правильно объяснить, организовать и привлечь внимание и интерес к сакральной стороне. Так же этому способствовал тот факт, что паства была немногочисленна, практиковался индивидуальный подход. Прихожане не превратились в толпу, священники не стали требоисполнителями.

Укажем на некоторые особенности, которые развились в приходской жизни, обогатили литургическую практику. Это - совместные богослужения, где участвовали не только взрослые люди, но наряду с папами и мамами были их дети, а также все воспитанники католических учебных заведений, среди которых немало сирот.

Церковь не только накормила, одела и воспитывала этих детей, церковь дала им семью – семью духовную, молитвенную. Дети при совершении таких совместных богослужений, в доме Божием видели свой дом, в лице всего прихода – свою большую семью, в прихожанах – не чужих, посторонних, безучастных людей, а единую общину, единый и родной организм, живущий интересом и разделяющий нужды ближнего.

Особым образом совершался «Чин прощения», объединявший клир, мирян, преподавателей и детей. Читаем о том, как «дети весьма серьезно и благоговейно отнеслись к выполнению обряда»[12].

Еще примеры: со среды по воскресенье на 3-й неделе Великого Поста проводились совместные говенья. Причем, с учетом того, что в учебных заведениях обучались дети, принадлежавшие к разным религиям, практика великопостного говенья была организована по межконфессиональному признаку. Детей не переводили в католичество, прозелитизм был чужд. В учебном заведении проводились беседы, службы и другие мероприятия. Исповедь и причастие воспитанники получали отдельно - католики в храмах при своих учебных заведениях, а православные – в Свято-Алексеевском храме в Модягу и св. Пантелеимона в Новом Городе (Харбин).

Говенья для взрослых преподавателей, сотрудников и прихожан проводились на Страстной Седмице. Говенье – это не просто время более строгого поста, ограничения в пище. Это время, когда в духовной жизни человеку предлагается более интенсивная подготовка и углубленные аскетические упражнения. Подготовка сопровождалась духовными беседами, которые вел Апостольский администратор Высокопреподобный отец Фабиан. Занятия посещались не только католиками, они также привлекали многочисленных православных слушателей[13].

Уставные богослужения, которые, совершались в домовом храме при Лицее, посещались не только учениками, храм был открыт для всех желающих. Особо этому способствовало то обстоятельство, что церковь была посвящена Воскресению Христову, символически указывающему тему воскресения и возрождения, поруганной и охваченной адским безумием Родины. Храм был оформлен в традиционном русском стиле (это можно видеть на сохранившихся фотографиях[14]).

В 1931 г. храм обогатился величайшей святыней, по благословению Его Святейшества Папы Пия XI в Харбин была прислана частичка святых мощей Святителя и Чудотворца Николая, наиболее любимого русским народом святого Вселенской Церкви[15]. Для мощей изготовили специальный ковчежец. Именем Святителя Николая была названа юношеская дружина, созданная по типу скаутов. Вообще, праздники в честь Святителя Николая отмечались с особым торжеством и благоговением. Помимо церковной молитвы и богослужебного почитания, устраивались вечера с патриотической тематикой, детскими силами проводились сценические выступления. Одна из таких сцен, «…в чисто русском духе, закончилась апофеозом, в котором выражалась надежда на грядущее освобождение Москвы заступлением Святителя Николая покровителя земли Русской», - читаем в сообщении местной печати[16].

Патриотическая тематика присутствовала и на других праздничных мероприятиях. На русских католических торжествах, помимо местного гимна играли «Боже царя храни».

В эмиграции продолжилась общеизвестная русская традиция особого почитания святой великомученицы Татианы. В Харбине в этот день, после богослужения устраивался прием в покоях Владыки, - так по русской традиции называли прихожане своего канонического Управляющего. «В тесной дружеской обстановке педагоги вспоминали прежние дни своей молодости в России и традиции студенческой Татьяны. Соло и хором пелось «gaudeamus», студенческие и народные песни. Празднование это скрасило наши серые будни на чужбине и заставило перенестись в прошлое, оторвавшись от нынешней эмигрантской жизни»[17], - читаем воспоминания тех дней.

Особый оттенок носило общее празднование Нового года. Этот праздник в русской католической среде Харбина, приобретя церковное значение, оставался также частью семейной традиции. Семья, по словам святых отцов, - это домашняя Церковь. Отмечали венец Лета Господня, по русской традиции, по старому стилю, по юлианскому календарю. Обычно возглавлял праздник директор Лицея отец иеромонах Иосифом Германович, участвовали преподаватели с семьями. Вечером 31 декабря проходил совместный ужин, после которого шли импровизированные выступления. В 24-00 в лицейском храме служили Новогодний молебен. Далее, до 2-х часов ночи продолжались русские танцы[18].

Первоначально в клир новообразованного Экзархата были зачислены сестры монахини, которые опекали девочек в интернате. Поручение администрирования архимандриту Фабиану Абрантовичу, принадлежавшему к ордену марианов (MIC), привлекло к служению на приходах и в церковных учреждениях клириков из этого же ордена. По благословению Святого Престола в 1935 г. при Лицее св. Николая в Харбине основывается марианский орден. Первоначально монашеская братия состояла из 8 человек, 4 - иеромонаха и 4 – инока[19].

В 1937 г. Харбин посетил Генерал ордена отец Андрей Цикото и, в след за этим он направил в Китай несколько братьев. «Осенью того же года, он открыл новициат для кандидатов восточного обряда. При поддержке генерала Цикото, харбинская миссия мариан стала развиваться еще более успешно»[20], - читаем в биографии архимандрита Андрея. В харбинском монастыре «находились не только монахи, но и несколько епархиальных священнослужителей»[21], - сообщает тот же источник.

Пополнение кадров русского католического духовенства в Китае осуществлялось следующим образом. С одной стороны, как видим, это был священники воссоединившиеся из российского православия, затем попечение о клириках взял на себя ордена марианов, далее, читаем в печатном источнике тех лет: «…кончившие академию, направляются, положительно, во все концы света, как апостолы первых времен христианства, откуда по дальности расстояния они рискуют никогда уже не возвратиться в Европу, оставляя здесь своих родных и близких, может быть навсегда. Так в минувшем году два ново рукоположенных иерея были отправлены в Харбин, куда также незадолго до того уехал первый ректор Академии отец протоиерей Яворка… Других, кончающих курс в этом и последующих годах ждет может быть далекое путешествие и тяжелая работа…»[22], - читаем в материале о Русской духовной академии в Риме.

С распространением деятельности русской католической миссии в Китае, расширением границ Экзархата вне Харбина и Маньчжурии и открытием новых церковных структур в Шанхае, опека над ними, в основном, легла на плечи ордена иезуитов (SJ) и руководимого ими «Руссикума».

ЦЕРКОВЬ И ДЕТИ

«Наиболее насущной, наиболее жизненной потребностью на Дальнем Востоке является воспитание молодого поколения – смены для будущей, из крови и слез возрожденной России» - священник Диодор Колпинский[23].

Тема воспитания и образования подрастающего поколения в русской эмигрантской среде, была достаточно актуальна. Во всех местах своего исторического рассеяния наши соотечественники придавали серьезно значение этому вопросу. Современные научные исследования процессов, происходивших в диаспоре, свидетельствуют об этом. Забота о детях не была исключением, как в русской среде в Китае в целом, так и в рамках жизни католической общины в частности.

Необходимость создания специальных образовательных структур была вызвана рядом причин. Несмотря на то, что в Маньчжурии сохранялась достаточно развитая инфраструктура, оставшаяся от старой царской действительности, которая включала, в том числе и систему образования и воспитания детей для членов русской колонии. Занимаясь анализом образовательного дела в русской диаспоре на Дальнем Востоке, не следует забывать тот факт, что одновременно коммунистическое правительство преследовало свои пропагандистские цели в регионе.

С 1924 г., согласно договоренности между СССР и Китаем, управление КВЖД находилось в двойном подчинении. Политическое влияние Советской России расширялось и служило вполне конкретным задачам. Узнаем о том, что большевики бросали «громадные средства в районе железной дороги на свои школы, пользуясь при этом всем тем школьным аппаратом, который был здесь действительно блестяще поставлен русскими культурными силами в дореволюционное время»[24], - писал участник событий.

Помимо того, новая волна белоэмигрантов, включая в себя разнородный спектр общественно-политических воззрений, четко определяла задачи русской школы в зарубежье, работа в этом направлении проводилась разными силами. Можно смело говорить о том, что диапазон, как церковных, так и светских инициатив в области специального, общего, и дополнительного образования, направленного на детско-юношескую среду достаточно богат.

Православные церковные структуры располагали в Харбине, следующими учебными заведениями, - это Свято-Алексеевская духовная семинария, созданная в 1938 г. на базе реформированного Свято-Алексеевского Реального училища, а также с октября 1934 г. действовал «Институт святого Владимира с тремя факультетами: богословским, политехническим и восточно-экономическим. Впоследствии по распоряжению властей Маньжоу-Го в 1938 г. был закрыт политехнический факультет, а в 1940 г. - восточно-экономический. Политехнический факультет и 1-й курс восточно-экономического факультета вошли в состав Северо-маньчжурского Университета. Тем не менее, богословский факультет продолжал существовать и учебное заведение в начале 1938 г. было переименовано в Свято-Владимирский Богословский Институт»[25]. Как справедливо пишет историк православия в Китае о. Дионисий Поздняев: «Можно отметить, что русская эмиграция в Маньчжурии смогла создать свою, хоть и небольшую, но достаточно эффективную систему духовных школ. Существование их во многом стало возможным благодаря достаточно лояльному и взвешенному подходу со стороны японских властей - духовные школы существовали при правлении императора Пу И»[26].

Русская католическая община, несмотря на свою относительную малочисленность, отсутствие укорененности в традицию и устои среды обитания и окружения, организационную и материальную проблематичность, тем не менее, одной из первых по времени и приоритетных по активности инициатив, определяет работу с детьми. Один из участников движения, следующим образом, в духе глубокого патриотизма и религиозно-нравственного идеала, определял задачи и цели самоотверженной работы на ниве просвещения: «Идя, по мере сил навстречу насущнейшей потребности дальневосточного русского населения, работая в первую очередь над воспитанием надежды России - русских детей, молодое русское католичество впервые за все время своего существования может дать, да и дает уже, реальное, а не словесное только доказательство совместимости католической идеи с идеей русской и своей собственной верности России»[27].

Учебные заведения Харбинской православной епархии прекратили свое существование после 1945 г. Русские католические учебные заведения просуществовали чуть дольше, однако, их также постигла участь физического уничтожения со стороны коммунистических властей.

Рассмотрим на конкретных примерах, какую помощь и заботу оказывала Католическая Церковь русским детям в Китае.

Лицей Святого Николая в Харбине (1929-1949 гг.)

«Недоверие совершенно забыто и он (лицей) пользуется большими симпатиями широких общественных кругов»[28].

Потомки тех русских эмигрантов, кто переехал из Харбина в Австралию, где сохраняется очаг русской католической общины до наших дней, сохранили память о интересующем нас предмете: «В 1929 г. Лицей Святого Николая открыл свои двери, чтобы обеспечить христианское образование для мальчиков большого российского эмигрантского сообщества, живущего в Харбине». [29]

Предыстория этого такова: «В 1929 г. в Трехречьи (часть Маньчжурии, примыкающая к советской границе) произошло ужасное злодеяние – большевистские шайки вторглись в беззащитные эмигрантские поселки и предали огню и мечу несчастное население. Сотни детей остались круглыми сиротами, без всяких средств к жизни»[30]. Небольшая русская католическая община живо откликнулась на это событие и пришла на помощь сиротам. «Отец Фабиан спешно открывает при Католической Миссии приют на 40 мальчиков, а девочек распределяет по возможности между монастырями сестер урсулинок и францисканок»[31], - пишет источник тех лет.

Читаем далее, о реальной жизни этого гуманитарного учреждения, о трудностях в работе и его целях: «Осенью 1930 г. просьбы принять мальчиков буквально засыпали Епархиальное управление в Харбине. Сердце не позволяло отказывать наиболее обездоленным. Слезы навертывались на глаза, когда приводились беженские дети, из которых кое-кто побывал с родителями и в тюрьмах советских, из которых многие видели ужасы троереченского налета большевиков во время советско-китайского конфликта в 1929 г., когда по хуторам расстреливались даже дети. Были случаи, когда мальчики без билета, зайцем приезжали к нам с линии дороги просить о приеме»[32].

Эмигрантское бытие русских беженцев в Китае не было безопасным и безоблачным в полном понимании. С 1931 г. Маньчжурия подпала под японскую оккупацию, что принесло свои сложности. В 1935 г. в Токио было подписано соглашение о продаже советской части владения КВЖД маньчжурскому государству. Как последствие, проводимой японцами экономической политики, стал наблюдаться массовый отъезд русских. Политическая и экономическая нестабильность приводили к тому, что не только увеличивалось количество детей сирот, но появилось много необеспеченных, нуждающихся детей и в семьях с недостаточным прожиточным уровнем. О положении русской католической общины, стоящей перед лицом всех этих трудностей, пишет в своей книге о. Иосиф Германович: «Миссия не располагала к этому времени достаточными средствами, тем не менее, была вынуждена основать интернат и школу для бездомных и лишенных средств к существованию детей»[33].

Учебно-воспитательные заведения, созданные русскими католиками были открыты, как для российской католической, так и православной молодежи. «Помимо русских, в школах обучалось также небольшое число детей других национальностей - поляков, литовцев, немцев, армян, китайцев, грузин и прочих»[34], - писал один из директоров этого учебного заведения.

Первым директором и руководителем школьного дела стал приехавший из Европы русский священник отец Диодор Колпинский. Отец Колпинский, активно включился в общественную жизнь русской колонии, он много и плодотворно работал в области церковной журналистики. Благодаря его перу до нас дошли, зафиксированные в печати, уникальные сведения по теме зарождения и начальном периоде становления русского католичества на Дальнем Востоке.

Колпинского, в 1931 г. на посту директора сменил отец Иосиф Германович[35].

Статистика тех лет, говорит о том, что «за период с конца 1929 г. по июнь 1930 г. через училище прошло около 60 человек»[36].

В 1932 г. при 85 учениках трудилось 15 человек персонала[37]. В 1933 г. на 94 воспитанника приходилось 19 служащих. В 1934 г. шестой учебный год начался в составе 110 учащихся. Ведомости следующего 1935 г. показывают 62 воспитанника и 12 человек преподавательского и воспитательного состава[38]. В 1936 г. в лицее обучалось 109 воспитанников и 23-взрослых сотрудника[39].

В 1937 г. правительство Маньчжоу-Го готовило реформу народного образования с стране, согласно которой «предполагалось разделить школы на три ступени: народную, повышенную и высшую народную; такая реформа в корне подрывала традиции русской школы и вызвала критику в харбинских русскоязычных периодических изданиях»[40]. Предполагалось, с начала 1938 г. провести во всех в средних учебных заведениях Маньчжурии реорганизацию, окончить учебный год к марту. Новый учебный год устанавливался с 1 января по 31 декабря. «Таким образом, - пишет исследователь, православный священник Дионисий Поздняев, - прежние средние учебные заведения постепенно закрывались, и русские школы в Маньчжурии вступали в новый период своего существования»[41].

Учебная часть

В 1930 г. приют преобразовывается в Епархиальное училище, учебный процесс организовывается таким образом, чтобы максимально приблизиться к образовательным стандартам в соответствии с системой преподавания в старой досоветской России. «Программа окончательно была составлена применительно к программе русской классической гимназии Министерства Народного Просвещения, но усиленная преподаванием китайского и английского языков, а также с более обширным курсом отечественной истории»[42], - читаем в документах тех лет.

В дополнение к обычным предметам, типа математики, физики, географии, и истории, были добавлены, помимо русского языка следующие: «японский, китайский, английский языки, латынь, греческий и церковнославянский. Обучение религии, музыке и спортивные состязания дополняли программу»[43], - вспоминают бывшие ученики.

В 1933 г., в связи с прибавлением еще одного класса, училище было преобразовано в Лицей[44]. В это же время появился свой специальный знак – герб лицея. Он представлял собой композицию, в центе «монограмма Св. Отца ПияXI – Р – XI в серебряном венке из лавровых и дубовых листьев с папской тиарой и ключами наверху»[45]. Так же в Лицее было свое знамя, которое в торжественных случаях вносили на мероприятия.

О том, каким образом была организована педагогическая часть лицея, можем судить по дошедшим до нас документальным свидетельствам. Успех в решении вопросов педагогического плана определялся тем, что этому «…в первую очередь способствовал удачный подбор педагогов, работающих жертвенно, несмотря на ничтожность получаемого ими содержания, которое и то, приходится часто, за недостатком средств задерживать…»[46].

«Лицей стоит в учебном отношении достаточно высоко, а постоянный приток учащихся со стороны объясняется также постановкой воспитания в христианском и патриотическом духе, имеющем целью выработки из воспитанников сознательных и твердых христиан и истинных патриотов своей Родины, лишенных однако чувства расовой или национальной ненависти и шовинизма»[47], – писал секретарь лицея в ежегодном отчете.

В дополнение к урокам, предусмотренным сеткой часов, более глубокие знания в гуманитарных областях, дети могли получить на дополнительных занятиях. Так, с 1935 г. функционировал исторический кружек - «…посвятивший себе целью изучение и популяризацию вопросов истории народов, философии, культуры, искусства и права»[48]. Примером его работы могут служить доклады на темы: «Внешняя политика Москвы в XV веке» или «История Английского парламента»[49]. В сотрудничестве с историческим кружком был подготовлен доклад местного харбинского старообрядческого протоиерея, что может выглядеть, как весьма позитивный фактор, глубокого интереса к вопросам праотеческой церковной жизни и шаг к межконфессиональному диалогу[50].

К 1936 г. относится создание богословско-философского кружка[51]. В этом же году в программу преподавания была включена такая дисциплина, как социология. По мнению руководства, это было сделано с тем, «…дабы дать в руки молодежи оружие против социалистической и коммунистической пропаганды»[52]. Также, были «введены курсы обществоведения и политической экономии, дающие возможность воспитанникам… критически относиться ко всякой разрушительной пропаганде…»[53], - читаем в «Католическом вестнике» за 1936 г.

Творческий подход в работе и научные исследования со стороны преподавательской корпорации, всячески поощрялись и приветствовались руководством. Педагогический персонал отличался профессионализмом и новаторством. Узнаем о том, например, как преподаватель рисования и черчения художник А.Н. Клементьев[54] сделал для педагогического состава доклад на тему «Рисование и педагогика», в котором провел психолого-педагогический анализ рисунков в соответствии с определенной степенью развития детей. Подобные доклады делались по инициативе директора о. Иосифа[55].

Помимо научно-методической и педагогической части, следует указать на материальную базу, которая всячески, по мере сил улучшалась. К основному зданию был пристроен новый учебный корпус и домовый храм в честь Воскресения Христова[56].

Для учебных целей были созданы физико-химический, географический и естественнонаучный кабинеты, приобретены кинематографический аппарат и радиоприемник. Любознательная молодежь занималась на специально организованных курсах радиотехники и электротехники.

В 1934 г. при Лицее была открыта обсерватория. Ее открытие сопровождалось специальным молебном, отслуженным священниками русского католического клира. Занятия в обсерватории проводили не только для учащихся Лицея, но также ее двери были открыты для детей из других школ города[57]. Позже помимо учебных целей она была открыта и для широкой публики, а так же при обсерватории начал функционировать кружек под руководством проф. Э.Э. Анерта.

Кружек любителей астрономии устраивал свои регулярные собрания, помимо этого организовывались специальные доклады, причем, широкая общественность г. Харбина проявляла к ним большой интерес. Повременная печать сообщает о интересных докладах, которые делал преподаватель В.А. Садиков, это выступление на тему:  «Жюль Верн и его астрономические романы». Далее, читаем: «19 января с.г. вечером кружек организовал наблюдение полного лунного затмения. Инженером В.Ф. Свенцицким любезно были предоставлены приборы для наблюдений»[58].

Особым предметов гордости и заслуженного уважения была библиотека, ее книжное собрание насчитывало более 5 000 томов на различных языках. В организации каталога и размещении библиотечного фонда была применена десятичная классификация – последнее достижение библиотечной науки того времени.

Помимо лицея библиотека обслуживала колледж сестер урсулинок и францисканок, а также преподавательский состав этих учебных заведений. Несмотря на закрытый характер библиотеки, представителям русскоязычной и иностранной общественности города так же не отказывали в пользовании книгами.

Воспитание

Возможности дополнительного образования и воспитания решались методами кружковой работы. В 1933 г. при лицее был создан струнный оркестр и хор, которые вскоре начали давать самостоятельные концерты. Помимо того был еще «Кружек любителей музыки», возглавлявшийся иеромонахом отцом Космой Подзява, инспектором лицея. Интересы этого кружка развивались, по преимуществу, в области классической музыкальной культуры.

Тематика самодеятельного творчества говорит о высоком стремлении. Произведения, которые привлекали внимание постановщиков, это не только русская классика, героическое прошлое, но и оригинальные произведения самобытных авторов. Один, из которых, - Виктор Власов[59], трудившийся в лицее секретарем. Его перу также принадлежит ряд произведений, опубликованных в повременной католической русскоязычной прессе. К Пасхе 1935 г. он написал пьесу, под названием «Христос Воскресе!», поставленную на сцене силами учеников[60].

Узнаем также о том, что в лицее проводились благотворительные спектакли с целью сбора средств в пользу сирот и бедных воспитанников. Например, один из концертов, бывший 18 февраля 1935 г. начинался с весьма патриотического произведения «Коль славен», из оперы «Жизнь за царя». Далее публике предложили комедию Фонвизина «Недоросль». Присутствовали генералы и другие представители русской общественности. В печати появилось следующее замечание: «Вечер в посетившей его публике оставил приятное удовлетворение, воочию доказав, насколько высоко поставлены в лицее патриотическое и христианское воспитание подрастающего русского молодого поколения. В материальном отношении он дал также достаточный сбор, предназначенный для пополнения фонда на содержание сирот и недостаточных учащихся лицея»[61].

Старые русские праздники, имевшие церковное и общественное значение отмечались русскими католиками, к этим дням добавились самобытные, своим происхождением обязанные собственно уже жизнью в диаспоре. Все зарубежное празднование т.н. «Дня русской культуры» имело место и в русской католической среде в Китае. Узнаем о том, что в этот день были специальные богослужения, затем публичное празднование. Средствами эстрады, посредством инсценировок вспоминались лучшие достижения русской культуры, звучали классические произведения русской драмы. Это не «только вернейшее средство для охраны молодежи от дурного влияния улицы. С этим родом педагогической деятельности в широком смысле слова у него связывается светлая надежда: пробудить у наших детей дарованный им от природы, но до поры до времени дремлющий вкус к вечно прекрасному; развить и укрепить их национальное чувство, превратить занятия в школе родным языком в любимый, радостный и, значит, наиболее продуктивный труд и, вместе с тем, оберечь чистоту родной речи молодого поколения, вынужденного воспитываться за рубежом Родины, среди опасностей национального обезличения»[62], - читаем слова выступления одного из педагогов.

При лицее действовала дружина, организованная по типу скаутской. Дружина носила имя Святителя Николая Чудотворца, наиболее почитаемого русскими людьми святого. Целью своей работы воспитатели юношества ставили высокую, благородную идею возрождения страждущей Родины[63].

Вопросы здоровья и физического воспитания находились в постоянном внимании администрации и педагогического персонала[64]. «Для улучшения санитарного состояния Лицея и наблюдения за здоровьем воспитанников с начала настоящего года лицейским врачом приглашен популярный в Харбине врач по внутренним и детским болезням Н.Н. Успенский»[65], - писал «Католический вестник» в 1936 г.

Начиная с лета 1931 г., воспитанников из города отправляли на отдых. Часть из них разместили на даче, устроенной близ станции Ашихэ, недалеко от Харбина, другую часть принял у себя в усадьбе управляющий КВЖД генерал Дмитрий Леонидович Хорват[66] в Старом Харбине.

В 1933 г. была приобретена специальная усадьба для детского летнего отдыха в поселке Чинхэ. Правды ради, следует сказать о том, что не обходилось без проблем и здесь. В одном из сообщений за 1933 г. узнаем, как хунгузы похитили 18 летнего юношу с летней дачи с целью получения выкупа[67].

В 1935 г. лицей отпраздновал свое пятилетие. Помимо уставных богослужений, благодарений и прошений, звучали доклады, подводились итоги деятельности направленной на благо русских детей, на благо Родины[68]. Спустя еще пять лет новый юбилей собрал людей под сводами храма, под крышей лицея. Печать тех дней отмечала, что все это время жили надеждой, о том, что русский католический лицей «… следующий, десятилетний юбилей он сможет встретить, с Божией помощью, уже не на чужой, а в освобожденной от коммунистического ига Родине – России»[69].

В 1938 г. в Харбине отметили дату, связанную с 20-летием убиения императорской семьи, по этому поводу преподаватель В. Власов фон Вальденберг делал доклад в Лицее, были публикации на тему, в периодике напечатаны фотографии и т.д[70].

Обучение русских девочек

Предыдущие страницы повествовали о Лицее, в котором получали образование мальчики, далее продолжим изложение о том, как католическая русская среда заботилась о девочках. Традиция старого классического образования имела разные школы для детей, с учетом пола, таким образом, дети русских эмигрантов обучались каждые в своих учебных заведениях. Девочки проживали при монастырях сестер урсулинок[71] и францисканок в Харбине. Биограф архимандрита Фабиана Абрантовича пишет о создании приюта и интерната, в соответствии с возрастом «для девушек - конвент урсулинок, и приют сестер францисканок для девочек»[72].

Обучение в колледже было рассчитано на 11 летний срок. Во главе учебного заведения стояла директор М.Л. Сливовская. Первый учебный год начался с 29 сентября 1928 г., первый выпуск состоялся в 1933 г., последний 15-й по счету, - в 1948 г., после чего колледж закрыли, и здание было национализировано китайскими властями.

Из православного источника узнаем: «Урсулинки, по преимуществу польки, ведут интернат при средней школе на 100 воспитанниц, из них 25 католичек восточного обряда, несколько западного (польки), остальные православные. Три сестры принадлежат к восточному обряду… имеются восточные каплицы. Урсулинки участвуют в службах по обоим обрядам.

Францисканки ведут также школу для девочек практического характера. В 1934 г. было 200 детей, в том числе 50 католичек. Имеется восточная часовня»[73]. Как пишет историк российской дальневосточной эмиграции: «Духовной целью миссии был экуменизм – сближение православия с католичеством»[74].

Учились воспитанницы в учебных заведениях, которые были специально устроены на средства, выделенные Католической Церковью. Это Колледж, с преподаванием на английском языке, а также Начальное училище и Прогимназия. К 1935 г. общее число русских детей, с учетом мальчиков и юношей, было около 4 000 человек, как сообщает «Католический вестник»[75].

Из тех, немногих источников, которые удалось привлечь, для написания настоящего материала, узнаем: «В гимназии, с английским языком преподавания, вводятся для русских детей русские предметы. В обеих школах все больше и больше внимания обращается на национальную сторону воспитания. Начинается совершение регулярных богослужений по русскому обряду… Разрушается легенда о том, что якобы католики силой и обманом переманивают детей к себе, стремясь их денационализировать»[76].

Официальный печатный орган русских католиков в Китае писал: «В колледже обращается внимание на то, чтобы дать девушкам воспитание, основывающееся на твердых христианских принципах, среднее образование и трудовые навыки: шитье, вязание, вышивка, кулинария и прочее»[77].

Заботами игуменьи матери Марии обращается более серьезное внимание на духовно-нравственную сторону обучения.

«Наряду с основательным изучением языков обратить внимание на большее знакомство воспитанниц с прошлым России и ее культурными богатствами, дабы избежать денационализации девушек, что является в настоящее время самым больным местом в воспитании русской эмигрантской молодежи»[78], - такое заключение игумения сделала после поездки в Европу, очевидно, ознакомившись с жизнью русских общин и их проблемами.

В национальном отношении помимо собственно русских детей, в приют принимали также китайских девочек. Отец Иосиф Германович писал о том, что в семьях местной бедноты практиковались жестокие средневековые предрассудки, усугубленные тяжкой долей, когда родители выбрасывали дочерей на улицу. Сестры-монахини из Миссии подбирали этих сирот.

Благодаря активности Апостольского Администратора Высокопреподобного отца Фабиана удавалось изыскивать некоторые материальные средства, так французы помогали колледжу францисканок. В 1935 г. удалось начать строительство нового здания для колледжа. На богослужении, по случаю закладки первого камня присутствовал французский консул в Харбине. Проектировку и строительные работы также осуществляла французская строительная компания[79].

Благодаря имеющимся воспоминаниям, можно восстановить некоторые страницы той жизни. Л.В. Пешкова, воспитанница конвента св. Урсулы, ныне живущая в Москве, вспоминает о том, что в Харбине было: «Два пансиона для девочек – Конвент Святой Урсулы и менее привилегированный Конвент Сестер Францисканок. Именно в Конвента Святой Урсулы судьба свела автора этих строк и Павла Константиновича Портнягина. Я училась там с 1940 по 1948 гг., а Павел Константинович был священником и преподавателем у нас и в Лицее»[80]. Далее она пишет: «Воспитание в Конвенте было глубоко религиозным, а образование велось по программе русской дореволюционной классической гимназии. Что-то неуловимо светское выделяло отца Павла из числа других священников. В то время ему было примерно сорок лет. Выше среднего роста, статен, с хорошей фигурой и осанкой, быстрой, летящей походкой. Он носил черную рясу, которая превосходно на нем сидела и начищенные до блеска полусапожки на довольно высоких каблуках. Волосы были темно-русые с рыжиной, небольшая круглая бородка. Глаза светло-карие. Живые, веселые и насмешливые. Ежедневную литургию, а по субботам и в праздничные дни вечерню, вел быстро, проповедь обычно была краткой и простой. Уроки проходили интересно, разнообразно, часто отвлекался от сути предмета и что-то рассказывал. Обладал чувством юмора, артистизмом, любил шутки, смех, подтрунивал над особо застенчивыми и нерадивыми. Он писал стихи в наши девичьи альбомы, иногда декламировал на занятиях. Вот, одно стихотворение, написанное в 1942 г. в альбом Юлии Рыбаковой. В нем оживают образы странствий по пустыням Монголии:

«Я не знаю тебя, кто ты, Юля,

И откуда, куда ты идешь.

Все же сказку тебе расскажу я,

Если только меня ты поймешь…

 

Жил в пустыне песчаной верблюд.

И любил он кусты саксаула,

Всем собраньям изысканных блюд

Предпочтя их шипы и мучура.

 

И хотя они ранили рот

И язык «парохода пустыни»,

Все ж отстать не хотел идиот

От привычки, в упрямой гордыне…

 

Так в Монголии сказывал люд

Мне об этом упрямстве верблюжьем…

На кого же похож тот верблюд

В этой сказке моей неуклюжей?..»[81].

 

Бывшая воспитанница Лера Мандрыка живет в Челябинске, ее воспоминания: «Запомнился еще один эпизод из конвентского детства. Начитавшись на каникулах книг Луи Жаколио, я решила ехать в Индию и освободить ее от «английского ига»… Но… провал! Как-то все обнаружилось. Допрос. Молчу, как партизан. Утром, после службы ведет меня сестра Мария в трапезную к отцу Павлу на допрос. Уж не знаю, почему было принято такое решение. Разговор наедине, глаза у него смеются. – «Молчать будешь?» – Молчу! – «Книг начиталась?» – Молчу! Намазал кусок хлеба, каким-то очень вкусным повидлом: «Ешь быстрее, иди и больше не греши», - и рассмеялся. Правда, пришлось назвать прочитанную книгу – «За свободу Индии»[82]. – с. 112-113.

С именем другой девушки Мары Каргиной, ныне жительницы Омска, сохранился в памяти эпизод, когда, как-то читая тайком книгу А.П. Чехова «Дуэль» - это заметил о. Портнягин, священник отобрал книгу и потом вернул с записью: «Ах, Марина, жизни цвет, ну зачем тебе дуэль, ведь в твои 16 лет жизнь – сплошная акварель»[83].

Вернемся к истории. Сестры монахини расширяли образовательную миссию среди русских детей, источник тех лет сообщает: «Кроме того, в Чан-Чуне (9 часов езды от Харбина) францисканки ведут школу для русских девочек. Есть их там около 50»[84].

О частных моментах из жизни узнаем в одной из публикаций, где написано, что в «колледж при конвенте сестер урсулинок щедрый жертвователь и меценат К.И. Новаковский сделал новый дар, соорудив прекрасную сцену, представляющую собой в миниатюре копию сцены Художественного Театра в Москве»[85]. Сцена была оборудована устройством для световых эффектов. Все это дополняли декорации и внешнее оформление. Концертная программа, которую предлагали зрителям была подготовлена силами воспитанниц на темы Великой войны[86], помимо того исполняли пьесы А.П. Чехова и несколько вещей из собственного репертуара.

Для летнего отдыха была куплена дача, так что лето девочки проводили на берегу реки Сунгари, где были воздух, солнце, купание, утренняя молитва и литургия. Каждый день в дачном лагере начинался с утреннего построения и подъема 2-х флагов – русского и французского, при этом исполнялся «Славься». День проходил в занятиях и отдыхе, была рыбалка, подготовка к переэкзаменовке, исполнение летних работ. Сестры-францисканки помимо приюта в Старом Харбине, еще устроили пансион на берегу моря в местечке Чифу.

В декабре 1948 г. китайские коммунисты, разогнали, как лицей, так и интернат для девочек. В общей сумме тогда на иждивении Экзархата было 310 девочек. О том, как это происходило остались свидетельства очевидца: коммунисты «...всех монахинь выгнали из жилища. Эти женщины долгое время скитались по Харбину и в Китае без средств к существованию и жилья, - до тех пор пока не получили возможность выехать в Европу или Америку»[87].

Забота о детях в Шанхае

«Не строй семи церквей, - пристрой семь детей», - русская пословица

О тяжелом положении, связанном с проблемой детей, читаем в воспоминаниях, опубликованных на страницах католической периодической печати: «Родители работали целый день, чтобы заработать пропитание для семьи, а дети оставались под надзором китайских дам или же представлялись самим себе. Об их религиозном воспитании долго почти никто не заботился. Дети вырастали, почти не зная родного языка, не имея никакого представления о богатстве русской литературы, не зная родной страны»[88].

Как и повсюду в мире, христианские миссионеры, в том числе и русские католики, в первую очередь были озабочены проблемой детей сирот, христианским воспитанием молодежи и вообще педагогическими проблемами стоящими в деле воспитания подрастающего поколения. Помимо детей из русских католических семей, в школах и интернатах было не мало православных. Во всем мире русская послереволюционная эмиграция благодарна Католической Церкви за особую заботу, проявленную к русским детям. Подобные примеры мы наблюдаем и в Шанхае. Для обучения девочек была открыта школа святой Софии, мальчики обучались к школе святого архистратига Михаила[89].

В начале работы школы и приюта было 11 девочек, затем через несколько месяцев, их было уже 22. Потом количество воспитанниц дошло до 200 человек. Характеристика монахинь такова: «Сестры, все с высшим образованием, сами вели преподавание по всем предметам, кроме русского языка, литературы и истории, - для преподавания которых были приглашены русские учительницы. Через год была устроена маленькая домовая церковь в русско-византийском стиле. В феврале 1939 г. о. Феодор Вилькок отслужил в ней первую обедню…»[90].

Церковь всегда была полна народа. «Да и каждое утро там раздавались родные церковные напевы: перед началом уроков дети собирались в ней молиться Отцу Небесному. Малыши детского сада, сложив свои ручонки, славили Пресвятую Богородицу…»[91], - пишет в своих воспоминаниях свидетельница тех дней.

Русские эмигранты отдавали своих детей в католические школы в полной уверенности, без страха прозелитизма. Например, один из близких к владыке Иоанну (Максимовичу)[92] людей писал: «Брат и я с 1939 г. и вплоть до нашего отъезда навсегда из Шанхая на остров Тубабао в январе 1949 г. посещали католическую школу «Colleqe de Sainte Jeanne d’Arc», находящуюся рядом с собором»[93]. Тут следует сделать замечание, по поводу «коварства» католиков, о чем так любит рассуждать православная иерархия. Автору приведенной выше цитаты, образование и воспитание, полученное в католической школе, не помешало стать православным протоиереем.

Архиепископ Иоанн (Максимович), кафедральный собор, которого находился неподалеку от католической школы, сам был глубоко озабочен проблемой русских детей в эмиграции[94].

В печатном источнике тех лет читаем: «В далеком Шанхае ведется подобная работа... без всякой задней мысли «соблазнять» или «совращать» мальчиков в католичество, причем с такой любовью к русскому православию, который подчас не встретишь и в русских национальных интернатах подобного типа»[95].

Русские католики «искренно стремились дать детям христианское воспитание, желая помочь отшедшим от Бога русским вернуться к Нему, вновь обрести утраченное ими сокровище веры»[96].

В последствии, при вынужденном бегстве русских из Китая, детей из католического интерната перевели в Медон во Франции, об этом читаем в издании тех лет: «прибавились еще несколько русских их Шанхая»[97].

С 1948 г. русская эмигрантская колония вынуждена была спасаться бегством перед угрозой коммунизма с китайским лицом.