Гонимые
ужасами Гражданской войны, с 1919 года до конца 1923 года, в Болгарию прибывают
свыше 35 000 русских беженцев. Их дислокация в стране была под давлением
Комисии о соглашении, установившейся в Болгарии после ее поражения в Первой
мировой войне, а также и Общества народов (ОН). Более особой была ситуация в
отношении приема частей Врангелевской армии после осени 1921 года, так как
согласно кляузам Нейского договора с 1919 года, Болгария разоружена и не имела
право содержать на свой територии вооруженных сил. Солдаты и офицеры формально
были разоружены и допущены в качестве “беженцев” на основе специального
соглашения, подписанного между болгарским и южнорусским правительством[1].
До середины 1923 года эмигранты содержались на средствах французского
правительства и русских государственных финансовых средствах с периода до 1917
года, оставшихся за рубежом.
В своем большинстве на основе
глубокого эмоционального отношения болгарская общественность благоприятно
настроена к прибывающим русским беженцам. Они естественно воспринимались как
потомки освободителей Болгарии от османского владычества 1878 года.
Положительное влияние оказала и доминирующая в общественном сознании теза о
вине Болгарии перед России вследствии включения ее на стороне противникового
лагеря во время Первой мировой войны и необходимость выкупить реальными делами
эту “непризнательность”[2].
Все это является причиной принятия болгарским парламентом (Народным собранием)
ряда преференциальных для русских решений как безплатный проезд на болгарских
железных дорогах до места назначения[3],
неприменения таможенных налогов на пищевых и других видов помощи, привозимых
из-за рубежа и предназначенных для русских[4],
преференциальный режим обмена русской валюты[5],
бесплатное лечение больных и раненых после их приезда и т. д.
Первой
институцией, принявшей на себя заботы о первоначальном обустройстве беженцев питанием,
одеждой и квартирами, улаживание формальностей, связянных с паспортами и
визами, назначением на работу и т. д., являлось Славянское дружество[6].
К этой деятельности подключился и прибывший 2-го января 1920 года официальный
дипломатический представитель генерала Деникина в Болгарии Александр Михайлович
Петряев (бывший русский консул в Македонии)[7].
Политика
послевоенных коалиционных правительств, доминируемые левой партии земледельцев
Болгарского народного земледельческого союза (БЗНС) и самостоятельного
земледельческого кабинета, весьма непоследовательна и противоречива. Председатель
Совета министров Александр Стамболийский подозрителен к русским и рассматривал
их как временными, неприглашенными пришельцами, которым скоро надо уезжать. С
другой стороны, используя все возможности (в том числе и ОН) для вывода
Болгарии из международной изоляции, в которой она находилась как побежденное в
Первой мировой войне государство, кабинет строго выполнял указания Верховного
комисариата по вопросам беженцев.
К концу 1922 года возникают
сериозные недоразумения между Александром Петряевым и земледельческим
правительством, которые вынуждают его покинуть Болгарию в начале января 1923
года[8].
Отсутствие авторитетной институции, защищающий русских в стране, вынуждает
власти создать 16-го декабрья 1922 года Комитет русских беженцев (КРБ) с
председателем инспектора отдела „Вероисповеданий” Министерства внутренних дел и
исповеданий Трифона Кунева, и членами: Серафим, эпископ Лубенский - управляющий
русских православных общин в Болгарии, князь Лобанов-Ростовский и проф. И. А.
Базанов[9].
Задачами Комитета являлись „осуществление выполнения по отношению русских
беженцев, проживающих в Болгарии, тех функций, которые выполнялись русской
легации”: правовая защита беженцев и их организации и обслуживание иж нужд,
выдача удостоверений о самоличности, актов о гражданском состоянии и
гражданских деловых отношений, и т. д. Члены Комитета назначались председателем
Совета министров[10].
Еще
в начале 1920-го года болгарские парламентарии начали трудоустройство части
русских. Согласнf болгарскому
законодательству иностранцев можно нанимать на государственную службу только
если на эту должность нет подготовленных болгарских специалистов. Вот
почему каждое назначение согласовывалось с Народным собранием. 19-го
февраля 1920 года в Софийском университете на работу были назначены 11 русских
професоров. Предложение для этой цели мотивировалось прагматическими
соображениями - необходимостью „поднять науку в университете на нужную высоту”,
обеспечивая хороших специалистов по отдельным дисциплинам, для которых в стране
не хватало достатачно болгарских професоров[11].
В целом до середины 1920-го года на государственную работу в Болгарии поступают
1239 русских беженцев, из которых в сфере интелектуалного труда - 148, а на
физическую работу - 1091 человек[12].
Прием русских специалистов на болгарскую службу продолжался непрерывно и в
следующих годах[13]. Условия,
на которых они занимали соответствующие должности благоприятны - не требовалось
болгарского гражданства, а в отношений оплачивания и налогов русские
третировались так же, как и болгарские государственные служители[14].
Эта преференциальная политика опережает рекомендации Международной конференции
по труду, проведенной в Италии 21-го июля 1921 года, которая рекомендовала
правительствам стран, участниц ОН, „третировать работников-эмигрантов наравне с
национальными гражданами в отношений трудового законодательства”[15].
Надеясь
на временный простой русских, правительство уважало и толерировало их
национальную идентичность. В стране свободно существовали ряд русских
организации и институции. За период с 1920-го по 1944-го года в Болгарии
созданы свыше 100 русских эмигрантских организации (военные, политическсие,
професиональные, религиозные, благотворительные, взаимоспомагательные,
спортивные, культурно-просветительские и смешанные болгаро-русские
организации), которые издавали 85 газет[16].
В 1921-22 годах в стране установливаются 3 средних школ (гимназии) и
7 военных школ[17]. Они
руководились и финансировались Всерусским советом городов и Всерусским Земским
союзом.
Контакты
Болгарии с ОН оказывают сильное влияние на положение русских эмигрантов, но не
являются решающими. Весьма более результатно советское воздействие. Под
влиянием хороших контактов Александра Стамболийского с Советской Россией, после
марта 1922 года кабинет БЗНС предпринял целый ряд репрессии против частей
Врангелевской армии в Болгарии, которые привели к ее расформированию[18].
Солдаты разбивались на маленкие групы и высилались на работу в горном
производстве, на строительства дорог и т. д., а в сентьябре того же года
большинство русских офицеров арестовано и они были экстрадированы из страны[19].
Таким образом целенаправлено обескровлялась военная организация русских
беженцев. Параллельно с изменениями в международных реальностей, приводившие к
стабилизации советской власти, этот факт отодвигал перспективу на ее
вооруженного свержения.
3-го
июля 1922 года в Женеве провелась первая специальная конференция ОН по вопросам
русских и армянских беженцев, которая рекомендовала государствам, принявшими
их, выдать им так называемые Нансеновские удостоверения самоличности[20].
Кабинет Александра Стамболийского одобрил эти решения и начал применять их
практически. На основе удостоверения о самоличности каждый беженец получал и
личную карту[21]. По сути
дела и до момента выдачи удостоверений, юридический статут русских в Болгарии
был благоприятным. Полицейские власти учитывали обстоятельства, при которых они
были вынуждены эмигрировать, и не ставили как объезательным условием на оставание
в стране наличие оригинальных русских личных документов. Они принимались в
Болгарию даже и с паспортами, выданными им мисией Александра Петряева только на
основании свидетельских показаний.
Другим путьем разрешения юридического
положения русских беженцев в Болгарии являлась натурализация. Первые 16 просьб
русских эмигрантов о болгарском гражданстве поступили в Министерство правосудия
Болгарии осенью 1921 года. В 1923 году их уже было 123[22].
Однако в целом количество пожелавших приобрести болгарское гражданства
невелико. Большинство беженцев предпочитают жить в качестве лиц без гражданства
(„апатриды”), надеясь на скорое возвращение на Родину.
Болгарские
власти воспринимали с удовлетворением и репатриацию русских беженцев в
Советскую Россию как один из путей разрешения их проблемов. Прямо
сотрудничая ОН и установившейся в
Болгарии мисии Советского Красного креста, с мая 1922 года по июль 1923 года,
на Родину возвратились свыше 11 000 русских беженцев. Это составляло почти 25 % всех прибывших в
страну русских[23]. В
результате этого Болгария превратилась в одним из най-больших европейских
центров по репатриации русских беженцев[24].
Управление правительства Демократического
сговора в 1923-30 годах является „золотым веком” для русских беженцев.
Ухудшившиеся болгаро-советские отношения являются предпосылкой об исключительно
толерантной позиции болгарских властей к этой групе населения страны.
Доминирующее влияние оказали и рекомендации ОН об адаптации беженцев. Болгария
была исключительно лояльна к требованиям международной организации и даже часто
опережала ее решений. Причина об этой
лояльности однако коренилась в другом. Проявляя
добронамеренность к руссским, болгарские правительства ожидали получить поддержку
ОН на обустройстве многочисленных болгарских беженцев, наводнившие страну после
Первой мировой войны. В результате этого приняты целый ряд преференциальных для
русских решений, которые оформляют в целом эмиграционную политику болгарского
государства по отношению к ним. В ее основе легла линия уважения и
стимулирования национальной идентичности эмигрантов государственная финансовая
поддержка русского школьного дела, инвалидов и больных и стремление к созданию
нормальных условий для професиональной реализации трудоспособных. Формально к
русским беженцам применяются законы об иностранцев, но путьем ряда подзаконовых
актов государство третировало их почти как национальное меньшенство и
обеспечивало им право на национальную и культурную автономность. Этот факт
значительным образом приближает Болгарию к Чехословакию, реализовавшую самые
благоприятные условия жизни русских эмигрантов.
Осознавая, что средства русских почти-что
исчерпывались, и рассчитывая выграть дивиденты перед ОН, 14 августа 1923 года
правительство поставило начало постоянного финансирования русских эмигрантов с
болгарского государственного бьюджета. Была создана Комисия издержки русских
детей, которая получала ежемесечно 500 000 лв. с казны[25].
Это решение было принято опережая рекомендации ежегодного собрания ОН с
сентьября 1923 года к государствам, принявших русских беженцев, о взятие на
себя части расходов на их издержку засчет взносов в кассу мировой организации.
В 1924 году Болгария начала предоставлять по 400 000 лв. каждый месяц и
председателю КРБ запасному генералу Асену Попадопову на издержку и русским
инвалидам, бедных и нетрудоспособных пожилых людей[26].
После 1925 года на эти цели Болгария стала уделять около 11-12 000 000 лв.
каждый год, что составляло более чем 2/3 всех сумм, необходимых на издержку
нуждающимся русским эмигрантам. Средства предоставлялись КРБ, который со своей
стороны использовал часть русских эмигрантских организаций (Всерусский союз
городов, Союз русских инвалидов, Русский Красный крест (старая организация) и
т. д.) для более точного распределения средств нуждающимся. Такое сочетание
государственной помощи с инициативностью русских структур способствовало
созданию стройной системы обеспечения издержки русских беженцев в Болгарии,
названная на пример Чехословакии „русская акция” и обеспечивающей русской
общности возможность жить полноценной жизни, иметь свои организации, школы,
культурные институции и т. д.[27].
Прецедентом в истории русской эмиграции
в мире являлось и выделение в 1924 году парламентом пожизненых денежных пособий
около 50 ветеранам Русско-турецкой освободительной войны 1877-78 года, прибывших
в страну с Врангелевской армии и проживающих в стране. Мотивы к предложению об
этом были политические и гуманные - Болгария должна была помочь оказавшимся в
беду своим освободителям, которые были в своем большинстве уже пожилые люди,
больные и нетрудоспособные и вели тяжелую и скудную жизнь[28].
Так как согласно законам Царства иностранцы не имели право пенсиям, депутаты
нашли „соломоновское решение” - ветеранам выдавалась не пенсия, а „временное
месячное пособие”[29]. В 1926
году эти пособия были увеличены до 2 000 лв. в месяце, а в 1927 году Народное
собрание начало выплату пособий и тем ветеранам, которым по здравословным
причинам уехали жить и лечиться за границей[30].
В 1929 году парламент снова увеличил пособия - до 2 500 лв в месяце[31].
Размер суммы сохранился в том виде до 1944 года. Он весьма внушителен, если
иметь ввиду, что зарплата квалифицированного болгарского учителя средней школы
в это время составляла около 2 000 лв.
Болгария
являлясь одним из первых государств с компактными групами руссских и армянских
беженцев, применившим в практику рекомендации ОН с 12 мая 1926 года о выдаче
русским беженцам так называемых Нансеновских паспортах[32].
В 1928 году страна подписала и принятое Лигой нации Соглашение об юридическом
статуте русских и армянских беженцев и создала на своей территории
представительство Верховного комисариата ОН по вопросам беженцев воглаве с Б.
Серафимовым[33]. Не
принимались однако безрезервно рекомендации международной организации о
массовой натурализации русских и армянских беженцев. За период с 1921 по 1928
года В Министерство правосудия поступило 679 просьб русских и 283 просьбы от
армянских граждан, или в целом 962. Из них разрешение получили 739 человек[34].
Министерство иностранных дел (МВнРИ) считало, что натурализация „не сделает
беженцев более обеспечеными, а наоборот - они будут в тяжесть государству,
потому как будут лишены этой международной помощи, которая им оказывалась по
линии ОН”. В этой ситуации для болгарских властей намного более выгодным
являлся режим постепенной эвакуации русских и армянских беженцев в другие
страны или на Родину при соблюдении условий свободного выбора. Пользуясь всеми
возможными поводами и главным образом содействием Международной организации по
труду, за период 1925 года по 1928 года правительство Демократического сговора
успело обеспечить реэмиграцию около 9 000 русских и армянских беженцев[35].
Интересен
тот факт применения рекомендации ОН о привилегированном режиме русских и армян
по отношению их натурализации, что на практике применялся диференцированный подход
государства к двум народностным групам. Правительства Демократического сговора
считали, что желательно чтобы „Верховный комисариат ОН нашел способов ускорения
эвакуации армян, например, в Советскую Армению или же на остров Кипр”[36].
Противополжна позиция к русским беженцам. Определенные среди в правительстве и
в Народном собрании продолжали подходить к ним с эмоцинальных позиции. Они
легли и в основу принятого 22 марта 1929 года Закона о дополнении Закона о
болгарском гражданстве, касающий только русских. Согласно его кляузам, им
уменьшались государственные налоги, оплачиваемые при прошении о натурализации и
отменялись требования о продолжительном стаже на болгарскую государственную
службу[37].
Другим
интересным моментом в эмиграционной политике страны являлся непринятие властей
желания украинских эмигрантов обособиться в отдельную категорию*. Государственная позиция по этому
вопросу категорична и неизменна: „все русские беженцы раньше были русскими
поданными” и „если сейчас допустить обособление украинцев в отдельную групу, то
в будущем разделение по национльному принципу может усилиться еще больше и
затруднить власти в применении особого режима дла каждой отдельной
национальности”[38].
Правительства
Демократического сговора применяли безоговорочно и рекомендации ОН с 13 января
1924 года об оказании содействия русским беженцам при их трудоустройстве[39].
Согласно принятого 5-го апреля 1925 года Закона о приеме на работу и
обеспечении в случае безработицы, прекращалась имевшаяся до того момента
практика, чтобы Народное собрание решало случаев о каждом персональном
назначении иностранцев на государственную службу, предоставляя это право
Министерству торговли, промышленности и труда (МТПТ). В принципе закон
обеспечивал такую возможность для иностранцев талько в случае, что и болгарским
гражданам в соответствующую страну предоставлялись такие же преференции[40].
Так ка однако СССР не гарантировал проживающим там болгарским поданным подобные
привилегии, подзаконовым актом сделано исключение из правила только для русских
беженцев, в котором указывалось, что „русские рабочие и служащие третируются в
Болгарии по силе особых политических обстоятельств”[41].
Эти облекчения были ликвидированы принятием в 1927 году Правильника о
размещении чужых поданных как наемные рабочие и служащие. Соответствуя
стандартам Междунардного бюро по труду ОН[42]
предусматривалось, что иностранная рабочая сила является дополнительной и
устраиваеться на работу только если на соответствующую должность нет болгарского
кандидата. Правильник приравнивал русских к остальным групам иностранцев[43]
и сделал их положение более тяжелым.
Ограничительные
меры по отношению трудовой занятости русских периодически сочетались с
преференциальными решениями. Согласно 242-й статьи Закона о народном здоровии,
принятый в 1929 году, иностранные поданные не имели право упражнять частную
практику в области медицины. Однако в статье 427-й сделано исключение из
правило единственно для русских врачей, и они преравниваются правами со своими
болгарскими коллегами[44].
Преференции обеспечивались и по отношению к медицинскому обслуживанию русских.
Чтобы не ограничились возможности русских на лечение после ликвидации русских
военных больниц и лазаретов (в результате расформирования армии ген. Врангеля),
власти предоставили РЧК (ст. о.) право покровительствовать самую большую бывшую
русскую больницу - „четвертая хирургическая больница” с руководителем д-ром Р.
Ю. Берзиным[45], в которой
русские лечились по более ниским ценам. 3-го декабрья 1929 года депутаты
проголосовали за решение о бесплатном лечении ветеранов в болгарских
государственных больницах[46].
В 1930 году такое право дано русским беременным женщинам, а в 1931 году и всем
бедным русским беженцам[47].
Настоящий
расцвет проживало русское школьное дело. С 1924 года и далее оно постоянно
поддерживалось болгарским государством в размере 6 000 000 лв. в году[48],
что составляло свыше половины всех необходимых на его существование средств. В
1925 году в Болгарии насчитывалось 6 средних русских школ, 3 детских домов,
один детский приют, ряд специализированных ремесленных курсов и несколько
частных русских школ как, например, элитный лицей иностранных языков В. П.
Кузьмина[49].
Формально русские учебные заведения существовали согласно Закону об иностранных
школ[50],
но практически он не применялся со всей строгостью к ним. Они руководствовались
своими учебными програмами и правилами. После введения определенного горариума
по болгарскому языку и болгарской истории и обезательное утверждение учебников
Министерством народного просвещения (МНП), их воспитаники получали равные права
со своими болгарскими сверстниками по отношению признания дипломов. Таким образом болгарское государство не
только финансировало русского школьного дела, но и относилось с пониманием к
его специфике, практически третируя его как „особое” и „исключительное явление” [51],
различное от существующих школ других меньшинств в стране.
Болгарские
власти также толерантны и к русским эмигрантским организациям. Они упражняли
государственный контроль над ними, но не вмешивались в их внутренние дела. В
1924 году организации были обьязаны зарегистрироваться в Дирекцию полиции
согласно 2-й статьи Закона о школах и дружествах. Специальный государственный
орган в болгарской полиции утверждал их руководящий состав и их уставов, делая
проверку о политической благонадеждности лиц, которые их руководили[52].
Экономический
кризис конца 20-х годов и начала 30-х привело к ухудшению положения русских
беженцев в стране. Дирекция труда аккуратно придерживалась к принципной
постановке, что иностранная рабочая сила является дополнительной для Болгарии и
приравнивала русских к остальным групам иностранцев[53].
Несмотря на то, что продалжали считаться с их национальной идентичностью,
власти были вынуждены ограничить расходы на их содержания. В начале 1931 года
суммы на „русскую акцию” уменьшились примерно на 30 % и насчитывали 11 520 000
лв. в году[54]. Кризис
привел к ликвидации целых русских учебных звеньев - с государственной субсидии исключалась
англо-русская гимназия в Варне, закрыт русский детский дом в Тырнове и русская
гимназия в болгарском городе Пещера[55].
Строгий контроль над государственными финансиами привел и к устранению русских
организации с управления учебного дела. С
середины 1932 года, оно руководилось Учебным комитетом, который являлся
структурой КРБ[56]. Со своей
стороны Комитет русских беженцев и подчиненые им русские эмигрантские
организации, превратились в исполнительные органы болгарского государства и уже
не участвовали в распределения субсидии.
Установливание болгаро-советских дипломатических отношений
в июле 1934 года и внутренняя политика так называемых „безпартийных
правительств”, направленнная на создание „нового порядка” и усиление
государственного контроля во всех сферах жизни, отразилась еще более
отрицательно на положение русских в Болгарии. Принимая обьезательство не поддерживать антисоветских организации
на територии страны, эти правительства поставили всех русских институции под
исключительно строгим контролем[57].
Согласно полицейскому докладу с 1935 года, в
Болгарии насчитывалось 18 209 русских эмигрантов, которые уже „прочно
установились в стране, вписались в ее жизни и рассматривали ее как свою вторую
родину”. Несмотря на то, что они
стремились сохранить свою национальную идентичность, они лояльны к стране и
участвуют активнейшим образом в ее политической, хозяйственной и культурной
жизни. Русские „несли здоровую идею национализма и являлись заклятыми врагами
комунизма”. Согласно поличейскому прогнозу они будут жить долго в стране, пока
не ассимилируются по линии смешанных браков. На основе этих выводов впервые в
официальном болгарском документе отмечалось, что перспектива на их возвращение
в СССР исчерпалась и „сконцентрированные в своих колониях они являются началом
и основой будущего русского национального меньшенства в Болгарии”[58].
Этот вывод означал, что эта категория населения уже не присутствовала только
временно в стране и что необходимо ее прочное интегрирование в болгарское
общество. Однако к этому моменту это являлось только лишь частное мнение
служителей Политического отделения Дирекции полиции. Под влиянием СССР
официальные болгарские власти продолжали предпринимать меры об адаптации
русских в стране, но не в качестве национального меньшенства.
В
ноябре 1937 года был принят Правильник о болгарских Нансеновских
паспортах. Он конкретизировал Конвенцию о международном статуте русских беженцев с 1933 года к
болгарским условиям. В статье 3 впервые открыто оповещалось, что Нансеновские
поданные пользуются покровительством болгарского государства, но статья 4 приравнивала
их ко всем иностранцам по отношению прав и обьезательств. Основываясь на
Правильнике, к Дирекции полиции создавалась Служба об учете и контроле
нансенистов - бюро „Нансеновска служба”. Она выдавала Нансеновские паспорта и
гражданские удостоверения беженцам, а также оформляла центральную картотеку
персональными досье на каждого из них[59].
Такие досье создавались и в службаж по местопроживания[60].
Таким образом государство используя полицию получала возможность целиком
контролировать русских эмигрантов.
Централизация
общественно-политической жизни и политическая необходимость ограничения роли
русских эмигрантских структур после установления болгаро-советских
дипломатических отношений, диктовали важные изменения и в „русскую акцию”,
часть которых основывались на отдельные элементы опыта Чехословакии 20-х годов.
В духе новых болгаро-советских реальностей болгарское государство начало
рассматривать эту акцию не как благотворительное дело, а как инициативу
„преимущественным образом политического и культурно-просветительского
характера”, при помощи которой осуществлять в жизнь определенные
государственные цели. Однако направление совсем другое. В то время как в
Чехословакию она направлена на укрепление национальной идентичности беженцев,
здесъ сознательным образом цель была усиление роли государства в управление
акции и постепенное уничтожение самобытности русской эмигрантской общности и ее
институций[61]. Вот
несколько примеров. В это время в руководящих стректурах „русской акции”
участвовали в общем 12 правительственных чиновников и один представитель Нансеновского
офиса, но русских среди них уже было только 7 человек[62].
Русские эмигрантские организации были обьязаны вносить все свои приобретенные
средства в госбьюджет и таким образом им отнимали возможности влиять на систему
помощи нуждающимся русским своими собстеными доходами[63].
В 1938 году был принято Распоряжение к Закону о государственном надзоре над
дружествами и сдружениями. Оно обьязывало все существующие к этому моменту
организации перерегистрироваться и указывало на то, что если они не сделают этого
они автоматически перестанут существовать[64].
В этой напряженной политической обстановке многие организации прекратили свою
деятельность, а болгарские власти ликвидировали некоторые из самых мощных
русских эмигрантских организации как Дружество русских служащих в Болгарии и
Русского общетрудового союза в Болгарии (РОТС)[65].
Министерство народного просвещения
перестало рассматривать русских школ как самобытное явление и начало прямо
контролировать учебного процесса в них, утверждало состав учителей и учебных
програм и т. д.[66].
К концу 30-х годов ХХ-го века в условиях
предстоящего обвязывания Болгарии с гитлеровской Германией, болгарские власти
изменили свою позицию в отношении становища ОН о решении эмигрантского проблема
путьем повсеместной натурализации русских. Была воспринята позиция, что если
они примуть болгарское поданство, они перестанут быть потенциальной угрозой для
болгаро-немецких отношений. Эти соображения легли в основу нового Закона о
болгарском гражданстве с 1940 года, создающий специальные привилегии для
Нансенистов[67]. Преференциальный
режим был развит дальше в январье 1942 года, когда было принято решение, что
дети родителей с Нансеновскими паспортами, рожденные в Болгарии, являются
болгарскими поданными, если только по достижения возраста 21-го года, не
декларировали, что не желают этого[68].
В результате этих преференции на период четырех военных лет болгарское
гражданство приняли 1247 русских[69],
или в среднем свыше 300 человек в году. К этому ходу эмигранты прибегали как
из-за больших проблем в устраивании на работу, также и чтобы спастись от
трудовой мобилизации, применяемой в отношении к евреям, армянам и русских с
Насеновскими паспортами[70].
1-го
марта 1941 года Болгария присоединилась к Трехстороннему пакту. Этот акт не
является препятствием о проведении мероприятий „русской акции”. Комитет русских
беженцев продолжал быть ее основной исполнительной институцией. Опасаясь однако
нежелательных инцидентов, болгарские власти ставили перед ним и перед
остальными эмигрантскими структурами строгие правила аполитичности[71].
Сумма, отпускаемая болгарским государством на „русскую акцию” сохранилась в
своем довоенном размере и до конца 1944 года осталась порядка 9 000 000 лв. в
году[72].
В принципе в условиях войны не создавались препятствия перед существованием русских
школ. Единственным ограничением являлось требование об аполитичности[73].
Репрессивная мера была применена только к частному русскому лицею В. П.
Кузьмина, который был закрыт в июне 1942 года[74].
20-го
марта 1941 года вошло в силу новое изменение Разпоряжения Закона о
государственном надзоре над дружествами и сдружениями. Оно обьязывало их
просить разрешения у Дирекции полиции для всех своих выступлениях, включая и
внутриорганизационные встречи и собрания[75].
Эти требования парализовывали полностью выступления русских организаций,
вследствии чего большинство из них перестали существовать.
2-го
сентябрья 1944 года к власти в Болгарии пришло правительство воглаве с
Константином Муравиевым. За все шест дней, которое оно правило, сделалась
попытка восстановления демократического управления в стране и поворот во
внешней политике в сторону государств антигитлеровской коалиции. 6-го сентябрья
кабинет принял постановление о росспуске всех организации „фашистской и
националистической идеологии”[76].
Из-за чисто идеологических соображений наравне с фашистскими,
болгаро-италианскими и болгаро-горватскими дружествами, к ним причислялись и
оставшися к этому времени 26 русских организаций[77],
большинство из которых не имело ничего общего с фашизмом. Быстрое развитие
политических событий сентябрья 1944 года временно остановило выполнения этого
постановления.
Нападение
гитлеровской Германии над СССР 22 июня 1941 года вызвало сложных процессов
внутренней дезинтеграции среди русских эмигрантов. Часть из них встали на
антисоветские позиции и включились в немецкие акции о призыве борцов против
СССР из среды русских. Самая успешная из них это создание Русского
охранителного корпуса (РОК) - специальное формирование русских эмигрантов всех
европейских стран, дислоцированное на территории Югославии. Корпус был на
прямом подчинении командованию Третьего рейха и считалось частью немецкой армии[78].
Во время войны он охранял второстепенные коммуникационные и хозяйственные
объекты в Югославии, участвовал в военных действиях против Югославской народоосвободительной
армии в Юговосточной Сербии, а потом и в битву за Белград[79].
В корпусе записались около 2 000 русских из Болгарии. На фоне их общего
количество в Болгарии во время войны, это составляло свыше 30 % всех физически
здоровых мужчин, способных нести тяжести военной службы[80].
Другие русские восприняли
нападение над СССР как удар по собственной Родине и сознательно поставили себя
в услугу СССР. Они были члены болгарских партизанских отрядов и нелегальных
боевых груп, партийных и революционных молодежных организации и т. д. [81].
Большинство русских не
связывались политически, но следили с тревогой за событиями и сопереживали
трагедию своих близких в оккупированных территориях Советской России. Под
влиянием деятельности советской легации в Болгарии, советской пропаганде и
больше всего в результате побед Красной армии, их настроения постепенно стали
эволюировать от восторга войной Германии против комунистического режима в их Родине к симпатиям к СССР. После Сталинграской битвы в 1943
году в рапортах Дирекции полиции появляется мнение, что русские „отождествляют
большевистскую армию как русскую такую”[82].
Судьба русских эмигрантов в
оточественофронтовской Болгарии после 9-го сентябрья 1944 года, определялась
доминированием СССР целиком во внутренней и внешней политике страны и ее
постепенного превращения в сателит СССР. Советское присутствие в Болгарии
фиксировалось кляузами Соглашения о примирии, которое она подписала с
государствами антигитлеровской коалиции 28 октябрья 1944 года. Этот документ
давал исключительные права созданной Союзной контрольной комисии (СКК) о
контроле в целом над деятельностью болгарского правительства. В ней включались
представители Великобритании, США и СССР, но комиссия доминировалась Советским
союзом[83].
Представители СССР в СКК изяли у болгарских властей и все проблемы, связанные с
жизнью русских эмигрантов[84].
Они их разрешали с классовых позиции и ввели по отношению всей русской
эмиграции в Болгарии термин „белогвардейцы”. Он был неточен и политизирован,
потому как не делал разницу между гражданским населением, покинувшим России,
спасаясь от ужасов Гражданской войны, и солдатами белых армии.
По
советским внушениям началась ликвидация „русской акции”. Несмотря на то, что
официально приняла на себя решения проблем русских беженцев, СКК обязала
болгарского правительства продолжить выдачу средств на издержку больных,
престарелых и инвалидов[85].
Требование это незаконно, так как согласно условиям 15-й статьи Соглашения о
примирии Болгария объязана выплачивать денежные суммы и предоставлять товары и
услуги „которые могут понадобиться Союзному (Советскому) главному командованию
для использования в общих интересах союзников”[86].
Однако и речи не может быть в этом случае о каких-то „общих интересов”. В
1946-48 годах русским эмигрантам выдавались 20 000 000 лв. в году. В 1947 году
помощи начали получать и русские дети, учащиеся в болгарских школах и бедным
студентам. За вес период 1947-48 годов объем государственного финансирования
русских насчитывал 72 000 000 лв.[87].
На фоне тяжелого положения болгарской энономики после 1944 года это весьма
внушительная сумма.
В
соответствии кляузам примирия прекратилась деятельность русских эмигрантских
организации как структуры, ведущие „враждебную Обединенным народам пропаганду”[88].
Приказами номеров с 184 по 190 министра внутренних дел с 17 ноябрья 1944 года
они расспускались, а их имущества конфисковались на пользу государства[89].
Исключительно строгим был и подход к русским школам. Под советским диктатом, с
1 октябрья 1944 года, без никакого приказа болгарское правительство прекратило
государственную помощь на их издержку[90].
Принятое незаконным образом, это решение противоречило претензиям новой власти
обеспечить равные права меньшинств в Болгарии. Указ об иностранных школ с 3
августа 1948 года прекратил и юридические возможности существования русских
школ.[91].
Остальные частные русские институции - больницы, малые предприятия, ремесленные
мастерские и т. д., поделили судьбу болгарских частных предприятий, которые
были ликвидированы на основе закона о национализации.
События
в Болгарии после 9-го сентябрья 1944 года затрагивали най-более тяжело русских
эмигрантов, сотрудничавших под разными формами немецкой армии во время Второй
мировой войны. Согласно указаниям СКК самые активные из них ссылались в
созданных в 1945 году трудово-воспитательных общежитии (ТВО) как наказание для
политических противников новой власти, а их семьи были выдворены[92].
Просмотр списков арестованных лиц указывает на то, что как СКК, также и
дирекции народной милиции применяли весьма расширенные понятия о „фашистах” и
„гестаповцах”, причисляя к ним даже деятелей русских эмигрантских организации как „Русский сокол”, „Русский
скаут” и т. д.[93], а также и
распространители вражеских слухов против СССР, Красной армии и Отечественного
фронта”[94].
Кульминация этого процесса была в конце апреля 1946 года, когда число
выдвореных в ТВО русских достигло 424 чловека[95].
Репрессии являлись частью общеевропейского процесса наказания военно-фашистских
преступников. Дирижированные советскими службами , они однако достигли более
широких размеров, в результате чего были наказаны несправедливо и лица, не
имеющие ничего общего с фашизмом. Таким
образом одновременно обезвреживались как политические оппоненты СССР, так и
оппоненты нового направления в развитии послевоенной Болгарии.
С
размещением советских частей наступили значительные изменения в юридическом
статусе русских эмигрантов, направленные на их постепенное обезличивание как
меньшинственная группа в стране. С одной стороны по советским рекомендация
отменялись стимулы о приеме болгарского гражданства. С другой - СССР разрешил
русским принять советское гражданство[96].
Сами эмигранты быстро установили преимущества своего нового юридического
положения и воспользовались „большим жестом СССР”. С июня 1946 года по июнь
1948 года 1 350 русских из Болгарии приняли советское гражданство[97].
Так как это только 13 % их общего числа[98],
по предложению советских представителей в СКК в 1947 году было разрешено детям
русских, рожденных в Болгарии, (которые автоматически после 1942 года становились
болгарскими поданными), получить советское гражданства без всяких формальностей[99].
В противоречии с болгарским закотодательством и под
советским нажимом целым рядом подзаконовых актов новым советским гражданам
обеспечивались значительные преференции, приравнивающие их целиком по отношению
прав (а в ряде случаев и более высокими), с соответствующими местных граждан.
9-го октябрья 1946 года секретным постановлением № 18 Совета министров,
разрешалось новым советским гражданам „сохранить права, которыми они
пользовались в Болгарии, до улаживания их положения специальным законом”[100].
Это означало, что несмотря на приобретения нового статуса лица переходили в
категорию иностранных поданных, власти объязывались не применять по отношению к
ним режим ограничений, предусмотренный для иностранцев. В последующих годах
этот документ расстолковывался весьма свободно государственными институциями и
даже начал называтся „постановлением относительно признания прав советских
граждан как болгарских таковых”[101].
Само наличие советского паспорта, за которым стояло советское посольство,
превращалось в достаточное основание о незаконном пользований преференциями.
Граждане СССР пользовались преимуществом перед болгарами при приеме на
государственную и муниципальную службу , при выдаче жилищ, при приеме их детей
в высших учебных заведении, при обмене вальюты и т. д.[102].
Таким образом, не будучи официально оккупированной, Болгария обеспечивала им
возможность пользованься преференциями капитуляционного режима.
13
декабрья 1946 года по инициативе советских представителей в СКК, в Софии создан
Комитет советских граждан в Болгарии. В 1949 году организация переименовалась
на Союз советских граждан в Болгарии, а в 1956 году - на Дружество советских
граждан в Народной Республике Болгарии[103].
Новая организация работала на социалистическое перевоспитание своих членов и их
подготовку к новой будущей жизни на Родину[104].
По настаиванию СССР Комитет советских граждан „принял на себя представительство
и заботы о всех интересов и нужд бывших русских эмигрантов в стране”[105].
Чтобы оздравить его материально и финансово, в 1947 году советская часть в СКК
предоставила ему 190 305 лв. из конфискованных средств 12 бывших русских
эмигрантских формирований[106],
еще 311 418 лв. со счетов умерших без наследников русских, а также и их
драгоценностей, хранившиеся в Болгарском народном банке[107].
Организации были переданы на управление и часть приобретенных после 1944 года
советских имуществ в Болгарии[108],
медицинские заведения РКК (ст. о.) [109],
и „даренные” малые мастерские бывших русских эмигрантов, надеющиеся таким
образом избежать национализацию[110].
Эта собственность превратила Союза советских граждан в Болгарии в мощный
проводник и опору советских интересов в Болгарии.
Малая
часть русских эмигрантов после 9-го сентябрья 1944 года осталась на свои
позиции непризнавания СССР, но не желали принять и болгарское гражданство. Они
остались жить в качестве „нансенистов”. Их поведение было объектом постоянного
контроля СКК и Государственной безопасности, к которому в 1946 году был сформирован
отдельный сектор „Белогвардейцы”. Его основной задачей была вербовка агентов на
выслеживание политических выступлений „нансенистов”[111].
После сентябрья 1947 года в Дирекции государственной безопасности было сделано
переустройство по советскому образцу, размещая в ней группу советских
советников и три подразделения НКВД[112].
Под их диктовкой в обстановке „холодной войны” осуществлялось наступление
против нансенистов по нескольким направлениям: против лиц, поддержавшие или
поддерживающие контакты с англо-американским империализмом; по отношению
„распространителей зловредных слухов против СССР, Болгарию и
народнодемократические страны” и к новопоявившемуся врагу СССР и социализма -
Югославскую компартию[113].
В начале 50-х годов ХХ-го века как „вражески” настроеные квалифицировались 1196
человек[114].
Начавшееся
после смерти Сталина смягчение тоталитарной системы во всем советском блоке
отразилось благоприятно на положение нансенистов. В отчетном докладе о работе
отдела „Белоэмигранты” признавалась неправомерность репрессии против большого
числа русских. Учитывалось, что у них было мало возмжностей о вражеской
деятельности, а полученые на них сигналы были „сильно преувеличены”[115].
В
сентябрье 1954 года СССР разрешил новым советским гражданам вернуться в СССР и
работать на освоение целины[116].
До конца 1958 года уехало около 5 000 человек[117].
Это составляло свыше 90 % всех советских граждан в Болгарии. По данным Народной
милиции в 1959 году в Болгарии проживали около 7 500 „белоэмигрантов”,
большинство из которых нансенисты, или принявшие болгарское поданство.[118].
В этих условиях СССР ориентировался к ликвидации русского эмигрантского
проблема в Болгарии. По его же рекомендации деятельность Дружества советских
граждан неофициально прекращена. Его членам было заявлено, что могут собираться
в рамках основанного в 1957 году Комитета болгаро-советской дружбы,
возглавляемый известной комунистки Цолы Драгойчевой[119].
В 1963 году к этому комитету обособилась специальная секция, которая заботилась
о нуждах и интересах советских граждан в Болгарии. Оставшиеся „белогвардейцы”
продолжали жить в стране, но уже без возможности о какой-либо организованной
деятельности. Этим практически русский эмигрантский проблем был исчерпан.
[1] Центральный Государственный архив (ЦДА). Ф. 284 К, оп. 1, а. е. 4554, л. 1-2; Архив Болгарской академии наук (АБАН). Ф. 44 К, оп. 1, ед. хр.
20, л. 12-17.
[2] ЦДА. КМФ 19. Doc. 9, p. 17; “L’echo de Bulgarie”, 22 януари 1919 г. Единственная група, которая
противопоставилась приему русских беженцев в Болгарию была Болгарская
комунистическая партия и ее сторонники.
[3] ЦДА. Ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 1098,
л. 41-42.
[4] Там же, л. 145, 176.
[5] Там же. КМФ 19. Doc. 10.
[6] Славянски глас. 1919. № 1-2, с. 28.; 1920. № 1-2, с. 47 и сл.
[7] Любимов,
Л. На чужбине. М., 1963, с. 116.
[8] ЦДА. Ф.176 К, оп. 4, ед. хр. 2479, л. 18; ф. 264 К, оп. 1, ед. хр. 4739, л. 1.
[9] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 67, л. 9.
[10] Там же. Л. 1.
[11] ЦДА. Ф. 173 К, оп. 3, ед. хр. 1871,
л. 1.
[12] Русские сборники. 1921. № 2, с. 108.
[13] ЦДА. Ф. 173 К, оп. 3, ед. хр. 2139;
Държавен вестник, № 116, 24 авг. 1920.
[14] Стенографски дневници на XIX ОНС. I РС, 5
заседание, 2 ноем. 1920, с. 115, 28 заседание, 21 дек. 1920, с. 917
[15] ЦДА. Ф. 231 К, оп. 6, ед. хр. 10, л. 17.
[16] Там же. Ф. 264 К, оп. 2, 3, 4, 5, 6.; Български периодичен печат 1844-1944. Т. III, С., 1968, № 8361-8443, с. 30 и сл.
[17] Даскалов, Д. Професионален и
културен профил на бялата емиграция в България. - В: Бялата емиграция в
България. С., 2001, с. 72.
[18] ЦДА. Ф. 369 К, оп. 1, ед. хр. 480, л. 1; Ф. 284 К, оп. 1, ед. хр.
4658, л. 1; ф. 695 К, оп. 1, ед. хр. 22.; Победа. № 44, 27 март 1922; Свободная
речь. № 49, 28 март 1922.
[19] Вж. Спасов, Л. Врангеловата армия в България 1919-1923. С., 1999, с. 157.
[20] League of
Nations. Treaty Series. Vol. XIII. №
355.
[21] Там же. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 25, л. 2; ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 2479, л. 58-60; На Родину. № 9, 16 юли 1922
[22] Там же. Ф. 242 К, оп. 2, ед. хр. 974,
975, 1379, л. 21-22.
[23] Спасов,
Л. Врангеловата армия..., с.
202-204.
[24] Там же., с. 204.
[25] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 3, л.
8, ед. хр. 7, л. 3, 24.
[26] Там же. Ф. 258 К, оп. 1, ед. хр. 2609,
л. 1-10.
[27] Вж.: Кьосева, Цв. Руската емиграция в
България 20-те - 50-те години на ХХ в. С., 2002.
[28] Стенографски дневници на XXI ОНС. I Р С. 69-то заседание, 18 апр. 1924, с. 1567.
[29] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 199, л. 12.
[30] Там же, ед. хр. 194, л. 25; ф. 258 К, оп. 2, ед. хр. 435, л. 9; ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 8332, л. 52.
[31] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, оп. 2, ед. хр. 430, л. 36, 41.
[32] ЦДА. Ф. 284 К, оп. 1, ед. хр. 5191, л. 5; АМВР. Об 22609. Т. V, л. 24.
[33] League Nations. Treaty Series. Vol. XXXIX, № 2005, 2006; ЦДА. Ф. 1743, оп. 1, ед. хр.
176.
[34] ЦДА. Ф. 317 К,
оп. 1, ед. хр. 132, л. 22.
[35] Там же, Ф. 371 К, оп. 1, ед. хр. 132, л. 26.
[36] Там же. Ф. 317 К,
оп. 1, ед. хр. 132, л. 26.
[37] Стенографски дневници на XXII ОНС. II Р С, 97 заседание, 17 май 1929, с.
2209; Държавен вестник, № 54, 7 юни 1929; ЦДА. Ф. 242 К, оп. 2, ед. хр. 1425, л. 7-11.
* *Не смотря на то, что ОН не рекомендовало подобное
разделение, оно существовало в Чехословакии, где, например, для украинских
студентов специально приглашались украинские професора. См.: Сладек, З. Русская эмиграция в
Чехословакии: развитие “русской акции”. - В: Славяноведение. 1993. № 4. С.
28-38.
[38] ЦДА. Ф. 371 К,
оп. 1, ед. хр. 132, л. 26.
[39] Там же. Ф. 317 К,
оп. 1, ед. хр. 103, л. 18.
[40] Държавен вестник. № 26, 5 май 1925. Согласно сравнительного права существуют 4
системы по отношению к правам и правовых об’язательств иностранных граждан: 1. Приравнивание во всех отношениях
инностранных граждан к местным. 2. Система взаимности, при которой определенные
иностранные граждане приравнены в прававом отношении с местными, только если и
поданные принимающего государства пользуются такими правами в стране, откуда
прибыли иностранцы. 3. Ограничения в правах иностранных граждан и 4. Система
капитуляции, признающая иностранным гражданам больше прав, чем местным. Обычно
правовой режим иностранцев в Болгарии до 9-го сентьября 1944 года сочетал
элементы первых трех систем. - См. Симеонов,
И. Правното положение на чуждите граждани в системата на българското
положително право. С., 1948, с. 8.
[41] ЦДА. Ф. 231 К,
оп. 6, ед. хр. 600, л. 9, ф. 176 К, оп. 4, ед. хр. 3068, л. 149,
150-153; Безработицата в България към 31 декември
1926 г. С., 1927, с. 30.
[42] ЦДА. Ф. 176 К,
оп. 4, ед. хр. 2482, л. 66-68.
[43] Там же. Ф. 231 К, оп. 6, ед. хр.21, л. 1-13.
[44] Стенографски дневници на XXII
ОНС. II Р С. Книга II, с. 674-677; Държавен вестник. №
277, 9 март 1929.
[45] ЦДА. Ф. 372 К, оп. 1, ед. хр. 2155, л. 501.
[46] Държавен вестник.
15 дек. 1930 г.; ЦДА. Ф. 173 К, оп. 5, ед. хр. 8.
[47] Приложение към Стенографските дневници на ХХ ОНС. IV РС, 1930-1931. Т. I,
приложение 149, с. 537.
[48] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 219, л. 49.
[49] Там же, ед. хр. 82, л. 203-204, ед. хр. 202, л. 7.
[50] Там же. Ф. 177 К, оп. 2, а.е. 415, л. 24.
[51] ЦДА. Ф. 177 К, оп. 2, ед. хр. 415, л. 2-24.
[52] В досье русских эмигрантских организации, сохранившихся в Дирекции полиции, предоставлены протоколы учреждения и состав учредителей, перенаписанные к середине 20-х годов, когда они зарегистрированы в обьезательном порядке. См.: ЦДА. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 8319, 8324, 8333, 8338, оп. 3, ед. хр. 4371 и др.
[53] ЦДА. Ф. 370 К,
оп. 6, ед. хр. 250, л. 2.
[54] Там же. Ф. 166, оп. 3, ед. хр. 91, л. 218-260, ед. хр. 219,
л. 32-33.
[55] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 91, л. 50-53.
[56] Там же, ед. хр. 171, л. 2-11.
[57] Българо-съветски отношения и връзки 1917-1944 г. Т. I. С., 1977, с. 406-407.
[58] Архив Министерство внутренных дел (АМВР). Об. 22945, л. 9-37.
[59] Държавен вестник. № 245, 5 ноем. 1937; ЦДА. Ф. 370 К, оп. 1, ед.
хр. 456.
[60] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1259, л. 2-6.
[61] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 5, л. 4-7, ед. хр. 14, л. 12-130.
[62] Там же. Оп. 3, ед. хр. 5, л. 4-7, ед. хр. 14, л. 12-13.
[63] Там же. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 9409, л. 60
[64] Държавен вестник. № 77, 8 апр. 1938.
[65] ЦДА. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 159, л. 58, ед. хр. 8318, л. 1-4, ед. хр. 8327, л. 3.
[66] Там же Ф. 177 К, оп. 2, ед. хр. 836, л. 2-10, ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 35.
[67] Държавен вестник. № 288, 20 дек. 1940.
[68] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1770, л. 11.
[69] Там же, ед. хр. 1396; Ф. 296, оп. 1, ед. хр. 14, л. 2-8.
[70] Държавен вестник. № 100, 4 май 1940; ЦДА. Ф. 1517 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 268.
[71] ЦДА. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 107, л. 1.
[72] Там же, ед. хр. 3, л. 8-9.
[73] Там же. Ф. 166 К, оп. 3, ед. хр. 107, л. 1.
[74] Там же. Ф. 177 К, оп. 5, ед. хр. 45, л. 7.
[75] Там же. Ф. 371 К, оп. 5, ед. хр. 1037, л. 5.
[76] АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 2.
[77] ЦДА. Ф. 264 К, оп. 2, ед. хр. 8301, 8322, ед. хр. 8327, оп. 6, ед. хр. 1385, ед. хр. 1422, 1432, ед. хр. 8424, л. 1-6.
[78] ЦДА. Ф. 370 К, оп. 6, ед. хр. 1616, л. 6-7; ф. 264 К, оп. 1, ед. хр. 188, л. 83; АМВР. Об. 11 039, л. 158.
[79] Вишнич, П. Битка за Србиjу. Т. 2. Београд, 1984, с. 14, 15, 19, 38, 61, 228, 238, 264, 321, 373.
[80] См.: Кьосеваь Цв. ски емигранти от България в Руския охранителен корпус в Югославия (по документи на Дирекцията на полицията). - В: Втората световна война и Балканите. Сборник доклади и научни съобщения, изнесени на международна научна конференция в София, 20-21 юни 2001 г. С., 2002, с. 372-383.
[81] Вж. Аблова, Р. Т. Сътрудничеството на съветския и българския народ в борбата против фашизма 1941-май 1945. С., 1973. С. 265-291.
[82] АМВР. Об. 1602, л. 15.
[83] Външна
политика на Народна република България. Т. I.
С., 1975, с. 17.
[84] Архив министерства внешных дел (АМВнР). Ф.
Комисарство по изпълнение на Съглашението за примирие (КИСП), оп. 1, дело 109,
л. 19.
[85] АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 25.
[86] Външна политика…, цит. съч., с. 18.
[87] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, а. е. 253, л. 1-40, а. е. 4011, л. 50, 172, а.
е. 4012, л. 3, 94, а. е. 4013, л. 171-174; АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12,
преп. 70, л. 37.
[88] Външна политика..., цит. съч., с. 17; Советско-болгарские отношения 1944-1948. М., 1969, с. 34.
[89] АМВР. Ф. 13, оп. 4, ед. хр. 1, л. 13; Ф. 1, оп. 1, ед. хр. 142, л. 1.
[90] ЦДА. Ф. 49, оп. 1, а. е. 4011, л. 58. После этой даты русские школы не числились ни в одном списке иностранных школ в Болгарии. (См. ЦДА. Ф. 142, оп. 3, ед. хр. 545).
[91] Държавен вестник. № 180, 3 август 1948.
[92] АМВР. Ф. 23, оп. 1, ед. хр. 23, л. 17, ед хр.
117, л. 12, ед. хр. 147, л. 34.
[93] Там же. Ед. хр. 147, л. 36, 40, 42.
[94] Там же. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1389, л. 1-47.
[95] Там же. Ф. 3, оп. 1, а. е. 23, л. 72.
[96] Ведомости Верховного совета СССР. 1946, № 21, № 39; Законодательство СССР и международные соглашения по вопросам гражданства. М., 1964, с. 38.
[97] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1390, л. 33, 1392,
л. 4-5.
[98] Там же, ед. хр. 1392, л. 4-5.
[99] Там же, ед. хр. 1384, л. 5.
[100] ЦДА. Ф. 136. Оп. 1, ед. хр. 388, л. 27.
[101] Там же, л. 28.
[102] Там же, л. 28, 29, 33, 34, 37 и др.
[103] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1388, л. 1.
[104] Там же, л. 1-4.
[105] АМВнР. Ф. КИСП. Оп. 1, дело 12, преп. 70, л. 113.
[106] Там же, л. 114, 121, 123.
[107] Там же, л. 121 .
[108] ЦДА. Ф. 1577 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 350-351.
[109] Там же, л. 126; ф. 1864 К, оп. 1, ед. хр. 13, л. 26-28.
[110] Князь Ратиев, Ал. То что сохранила мне память. Мемуары. С., 1999, с. 646. Союз советских граждан не является собствеником этого имущества, а только пользуется его приходов. Посольство СССР сохранло за собой полный контроль над этими материальными и финансовыми средствами.
[111] АМВР. Ф. 2, оп.
1, ед. хр. 101, л. 1-2; ЦДА. Спомен 3012 Б, с. 139.
[112] ЦДА. Ф. 1 Б, оп. 5, а. Е. 221, л. 19, ед. хр. 222, л. 49, ед. хр. 223, л. 50.
[113] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр.10, ед. хр. 1137, 1388, 1392, 1394, 1395 и др.
[114] Там же., ед. хр. 1392, л. 95-96.
[115] Там же, ед. хр. 1396, л. 16-22.
[116] Там же, ед. хр. 1402, л. 3-4.
[117] ЦДА. Ф. 1577 К, оп. 1, ед. хр. 9, л. 387.
[118] АМВР. Ф. 2, оп. 1, ед. хр. 1405, л. 1-3.
[119] ЦДА. Ф. 1 Б, оп. 6, ед. хр. 3166, л. 2-3.