Родился в Париже 22 января 1899 года во французской нерелигиозной семье. В возрасте около пяти лет сильно заболел и чуть не умер, после чего был крещен родственниками в англиканской церкви в Англии. С молодости находился в духовном поиске. По возвращении из Англии регулярно посещал англиканскую церковь в Париже, а также богослужения иных конфессий. С православием западного обряда познакомился в 1922 г. в приходе Луи-Шарля Винарта (впоследствии архимандрит Ириней). В качестве заработка давал уроки и работал в редакции "Пти Паризьен". После смерти отца в 1912 году оставил работу в "Пти Паризьен" и стал писать статьи по вопросам искусства в английской газете "Дейли Мейл", продолжая мечтать о священстве. В 1925 году получил место священника в приходе Л.-Ш. Винарта. В январе 1937 г. (вслед за Л.-Ш. Винартом) был присоединен к православию в качестве мирянина, вскоре посвящен в сан диакона, а затем и в сан священника митрополитом Елевферием (Богоявленским). В течение 28 лет был настоятелем первого в истории Русской Православной Церкви Московского Патриархата французского православного прихода Вознесения Господня западного обряда в Париже. Приход входил в состав Западно-Европейского экзархата Московского Патриархата. В годы Второй мировой войны был эвакуирован с редакцией "Дейли Мейл" в Бордо, где он продолжал писать статьи для заработка. Вскоре вернулся в Париж к своей пастве и поступил на работу в пресс-агентство. В июле 1941 года поселился вместе с настоятелем Трехсвятительского храма (на ул. Петель в Париже) архимандритом Афанасием (Нечаевым) в доме 26 на улице д'Аллерэ, специально нанятом для тайного крещения евреев, искавших спасения от лагерей смерти. Крещение совершалось только над теми, кто действительно решался идти за Христом, а прочим просто выдавались документы о крещении, датированные более ранними сроками. В условиях немецкой оккупации эта деятельность угрожала в случае разоблачения огромными неприятностями, особенно в связи с их принадлежностью к Московскому Патриархату. Но с верой в помощь Божию о. Люсьен и его русские друзья-священники мужественно выполняли свой христианский долг, не вызывая со стороны немцев никаких подозрений. Во время войны о. Дионисию пришлось быть некоторое время благочинным патриарших приходов во Франции. О. Люсьен ежедневно совершал литургию в своей церкви, находившейся на Севрской улице в Париже. Однако в 1945 году церковь пришлось перевести на улицу д'Аллерэ, в дом, где жил о. Люсьен. Здесь она была надлежащим образом обустроена и посвящена во имя св. Дионисия и преп. Серафима Саровского. В том же, 1945 году о. Люсьен принял решение положить начало западному православному монашеству. Для первого монашеского братства был избран бенедиктинский устав, как более отвечающий духу православия. Около 1945 г. о. Люсьен дал монашеские обеты и получил в монашестве имя Дионисия (в честь первого епископа Парижского). Вскоре о. Дионисий постриг в монашество по бенедиктинскому чину еще нескольких священнослужителей своего прихода (в частности, о. Иоанна Петерфальви). Монашеское братство православных бенедиктинцев, вместе с уставом, было утверждено Московской Патриархией в 1945 году во время приезда в Париж патриаршей делегации. Член совета Западно-Европейского экзархата Московского Патриархата, в последние годы о. Дионисию приходилось самостоятельно проводить заседания экзаршего совета по благословению архиепископа (впоследствии митрополита) Антония Сурожского, находившегося в Лондоне. Принимал активное участие в экуменическом движении. В течение многих лет редактировал и издавал на французском языке "Православный бюллетень" ("Bulletin Orthodoxe"). Много занимался благотворительной деятельностью, помощью бедным и русским эмигрантам. Скончался 3 мая 1965 года в Париже на 67-м году жизни. Похоронен в г. Люмини (недалеко от Парижа) в семейной могиле.


Биографические материалы, представленные в "Журнале Московской Патриархии" (1965. № 8. С. 26-31):

Ведерников А. Архимандрит Дионисий (Шамбо) (некролог)

3 мая текущего [1965] года в Париже, на 67-м году жизни, скончался архимандрит Дионисий (Шамбо), в течение двадцати восьми лет бывший настоятелем французского православного прихода западного обряда, входящего в состав Западно-Европейского Экзархата Русской Православной Церкви.

Смерть о. Дионисия не была неожиданной. Еще в начале апреля у нас возникло предчувствие неотвратимой утраты, когда в последнем письме нашего друга … мы прочли: "Состояние моего здоровья продолжает быть непрочным и шатким. Врач не знает, что предпринять для того, чтобы я мог лучше дышать. Сегодня утром боялся, что не смогу закончить литургию, - настолько не хватало воздуха. Но надеюсь, что придут хорошие дни, и мне станет легче. Сейчас во второй половине дня - настоящая весна. Я вышел в садик на солнышко - мне это так помогло! Пели птицы. У нас в саду поселились семья дроздов и одна красношейка..."

Эти слова робкой надежды вызвали у нас чувство невыразимой грусти. Милый наш друг! Он так хотел еще пожить на земле, послужить Богу и людям! Но болезнь все более углублялась, не позволив ему служить ни на Страстной, ни на Пасхе. Сильно страдая, он, как писали нам после, или сидел в кресле, или лежал в своей постели, "притихший и кроткий". И все же его любовь к друзьям, встречавшим Пасху неделей позднее (по Юлианскому календарю), не замедлила выразиться в поздравительной телеграмме, полученной нами в Великую Субботу. А спустя девять дней о. Дионисий скончался.

Теперь в память об о. Дионисии мы пишем этот некролог для "Журнала Московской Патриархии", - пишем не в силу только личных отношений с ним, а по долгу свидетельства о его пастырской деятельности, вошедшей в нашу церковную историю скромной, но содержательной страницей. Приход, которым руководил о. Дионисий Шамбо, является французским православным приходом западного обряда, первым в истории Русской Православной Церкви, и, как бы ни сложилась его судьба в будущем, наша церковная летопись должна не только отметить его существование, но и рассказать о том, кто был душою этого прихода на протяжении почти трех десятилетий. Люсьен Шамбо - так звали в миру о. Дионисия - родился в Париже 22 января 1899 года. Он был единственным сыном безрелигиозных родителей, и это обстоятельство как бы противоречит раннему пробуждению религиозного чувства в маленьком Люсьене.

Люсьену было около пяти лет, когда его мать отправилась вместе с ним в Англию погостить у родственниц. Там мальчик заболел и едва не умер. Когда же он поправился, его тетки окрестили мальчика в англиканской церкви, к которой принадлежали сами.

С христианским учением Л. Шамбо ознакомился в 14-летнем возрасте по англиканскому катехизису, преподанному ему в Англии, куда он был отправлен для изучения английского языка. Там же Люсьен принял конфирмацию и стал усиленно посещать богослужения. Таившееся в нем религиозное чувство получило выход в осмысленной молитве, личной и общественной, и, как он говорил впоследствии, в нем пробудилось предчувствие предстоящего священства.

По возвращении из Англии Л. Шамбо регулярно посещал англиканскую церковь в Париже и однажды пытался выяснить у капеллана, можно ли ему получить в Англии богословское образование, чтобы стать англиканским священником. Трудность осуществления этой миссии, возможно, заставила Люсьена посещать в Париже французские протестантские церкви. Там он слушал известных проповедников и многому учился у них. Вместе с тем, необходимо было зарабатывать на жизнь, и Л. Шамбо давал уроки и работал в редакции "Пти Паризьен". После смерти отца, умершего в 1912 году, он оставил работу в "Пти Паризьен" и стал писать статьи по вопросам искусства в английской газете "Дейли Мейл", продолжая в то же время мечтать о священстве.

В одно июньское воскресенье 1922 года Люсьен оказался в церкви, где богослужение совершал Луи Шарль Винарт, бывший католический аббат, ушедший из Римской Церкви под влиянием модернистских идей. Атмосфера простоты и благолепия, созданная им на приходе, пленила юного Люсьена. Познакомившись с Винартом, он сделался его ревностным прихожанином и в 1925 году получил у него место священника.

Здесь не место для оценки личности Винарта и его весьма неровного пути, но следует сказать, что это был одаренный и притом увлекающийся человек, за которым Люсьен Шамбо последовал вполне искренне, не подозревая вначале сомнительности и шаткости его позиции. Только через некоторое время для него стало очевидным заблуждение Винарта, оказавшегося в результате своих самочинных действий вне церковной ограды. К счастью, Винарт сумел подняться над своими ошибками и, осознав их, вернуться в Церковь. В декабре 1936 года он, уже прикованный к постели смертным недугом, был принят в лоно Русской Православной Церкви в сане священника, пострижен в монашество с именем Иринея и возведен в сан архимандрита. Все это произошло по благословению Блаженнейшего Митрополита Сергия, Патриаршего Местоблюстителя, разрешившего архимандриту Иринею (Винарту) сохранить западный обряд.

В январе следующего года к Православию был присоединен в качестве мирянина и Люсьен Шамбо, вскоре посвященный в сан диакона, а затем и в сан священника митрополитом Елевферием (Богоявленским), Экзархом нашей Церкви в Западной Европе. На первую литургию, которую совершал о. Люсьен в Вознесенском храме, прибыл и о. Ириней, присоединивший за этим богослужением к Православию 55 своих прихожая, образовавших теперь французский православный приход западного обряда. Это происходило в день Сретения Господня, а в начале марта в Вознесенский храм прибыл из Вильнюса митрополит Елевферий, чтобы принять из рук архимандрита Иринея его паству, но нашел его уже в гробу. Естественно, что вся тяжесть руководства западно-православным приходом легла на плечи о. Л. Шамбо.

Для молодого настоятеля началась жизнь, полная трудностей. Правда, у него были помощники - второй священник о. Вильгельм Гард и третий священник о. Евграф Ковалевский. Последний имел репутацию человека очень талантливого, но не склонного к церковной дисциплине. В свое время удалось убедить о. Иринея и даже митрополита Елевферия в необходимости сделать его священником Вознесенского прихода с целью развития и укрепления Православия западного обряда. Добившись этого посвящения, о.. Евграф сразу же стал претендовать на руководство приходом. В этой обстановке о. Люсьен Шамбо проявил большую выдержку и не допустил никакого произвола со стороны о. Евграфа.

О. Люсьену приходилось с большим" трудом сдерживать своеволие этого непостоянного и увлекающегося своими идеями человека. От несогласий с ним о. Люсьен очень страдал и однажды решил уйти с прихода. Однако митрополит Елевферий отклонил его отставку и вместо этого перевел о. Евграфа на приход в Ниццу.

Надвигалась война и с нею новые грозные испытания.

Незадолго до войны умерла мать о. Люсьена, и он, оставшись один, всецело отдался своему приходскому служению. С началом войны о. Люсьену пришлось, скрепя сердце, эвакуироваться, вместе с редакцией "Дейли Мейл", в Бордо, где он писал свои статьи для заработка, ибо в этом отношении приход никогда его не обеспечивал. В Вознесенском храме стал временно служить о. Димитрий Соболев, но о. Люсьен не мог быть спокойным за судьбу своего прихода и потому очень скоро вернулся в оккупированный немцами Париж.

Здесь о. Люсьена ожидали новые трудности, и, прежде всего, отсутствие заработка. Чтобы продолжать служение на приходе, ему пришлось найти работу в одном пресс-агентстве. Жил он на своей старой квартире, но в июле 1941 года поселился вместе с настоятелем Трехсвятительского храма (на ул. Петэль) архимандритом Афанасием (Нечаевым) в доме 26 на улице д'Аллерэ, специально нанятом для тайного крещения евреев, искавших спасения от лагерей смерти. Крещение, конечно, совершалось только над теми, кто действительно решался идти за Христом, а прочим просто выдавались документы о крещении, датированные более ранними сроками. В условиях немецкой оккупации эта деятельность о. Люсьена и его русских друзей-священников угрожала им в случае разоблачения огромными неприятностями, особенно в связи с их принадлежностью к Московской Патриархии. Но с верой в помощь Божию они мужественно выполняли свой христианский долг, не вызывая со стороны немцев никаких подозрений.

В то же время о. Люсьен ежедневно совершал литургию в своей церкви, находившейся на Севрской улице. Однако в 1945 году эту церковь пришлось перевести на улицу д'Аллерэ, в дом, где жил его настоятель. Здесь она была надлежащим образом устроена и поручена покровительству св. Дионисия и преп. Серафима Саровского. "Таким образом,- писал впоследствии о. Дионисий,- Восток, в лице великого русского святого, и Запад, в лице первого епископа Парижского, встретились, сблизив восточных и западных православных людей для общего дела".

В том же, 1945 году у о. Люсьена появился помощник в лице о. Иоанна Петерфальви, и они вместе решили положить начало западному православному монашеству. Для первого монашеского братства был избран бенедиктинский устав, как более отвечающий духу Православия, и первым, после соответствующей подготовки, дал монашеские обеты о. Люсьен, получивший в монашестве имя Дионисия (в честь первого епископа Парижского). Вскоре о. Дионисий постриг в монашество по бенедиктинскому чину о. Иоанна Петерфальви, а несколько месяцев спустя - о. Георгия Ламотта. Так образовалось монашеское братство православных бенедиктинцев. Оно, вместе с уставом, было утверждено Московской Патриархией в 1945 году во время приезда в Париж патриаршей делегации. В то время во Франции было всего лишь пять православных приходов, сохранявших каноническую связь с Московской Патриархией, и, в их числе, - французский Вознесенский приход о. Дионисия Шамбо.

Еще во время войны о. Дионисию пришлось быть некоторое время благочинным патриарших приходов во Франции. Затем он стал одним из самых деятельных членов Экзаршего Совета. В 1948 году о. Дионисий представлял французское Православие на праздновании 500-летия автокефалии Русской Православной Церкви и принимал участие в Совещании глав и представителей Автокефальных Православных Церквей в Москве. Мы помним мысль, высказанную им в речи за патриаршей трапезой, о необходимости восстановления "древней традиции богопочитания среди духовно обнищавших народов Запада", и не забудем отметить в нашей церковной летописи, что он очень деятельно участвовал в работе Комиссии по вопросу "Экуменическое движение и Православная Церковь". Кстати сказать, Московская Патриархия многим обязана о. Дионисию за исчерпывающую и объективную информацию об экуменическом движении.

Нельзя забыть, с каким интересом и вниманием знакомился о. Дионисий с жизнью нашей Церкви во время своего второго посещения Москвы в 1956 году и с каким благоговением участвовал в совершении богослужений в Троице-Сергиевой Лавре и в московских храмах. А летом 1960 года мы видим о. Дионисия снова в Москве в качестве паломника и гостя Святейшего Патриарха Алексия. Здесь он обращается к высшему церковному руководству с рядом меморандумов, в которых высказывает свои заботы о французском Православии и его будущности, а также о напечатании литургии св. Иоанна Златоустого на французском языке, предлагает меры к укреплению Западно-Европейского Патриаршего Экзархата и вносит ряд ценных предложений по другим вопросам церковной жизни. Нужно сказать, что в качестве члена Экзаршего Совета о. Дионисий всегда активно защищал интересы патриаршей юрисдикции на Западе и боролся с попытками нарушения прав Московской Патриархии на русскую диаспору, особенно со стороны карловчан. И в других делах Экзархата о. Дионисию принадлежала видная роль, а в последние годы ему приходилось самостоятельно проводить заседания Экзаршего Совета по благословению Владыки архиепископа Антония [Сурожского], находящегося в Лондоне.

Наше слово о покойном о. Дионисии будет неполным, если не упомянуть о том, что он в течение многих лет редактировал и издавал на французском языке "Православный бюллетень". Прекрасные проповеди, выдержки из святоотеческих творений, - статьи о Православии и на общехристианские темы, литургические комментарии и текущая религиозная хроника - вот основное содержание этого ежемесячного журнала, привлекавшего верующего читателя своей духовной насыщенностью и современностью. Комплекты "Bulletin Orthodoxe" надолго останутся для нас источником драгоценных мыслей и разнообразных сведений из жизни Церкви и всего христианского мира.

Всё, что мы сказали до сих пор об о. Дионисии, восполняет наше представление о нем существенными чертами замечательного церковного администратора, издателя и редактора с широким кругозором и благожелательным отношением к нуждам современного мира. Но этими чертами нельзя ограничиться в нашей попытке дать образ покойного. Все, кто хотя бы мимолетно соприкасался с о. Дионисием Шамбо, чувствовали в нем огромный запас любви и доброжелательности по отношению к людям. И это чувство не обманывало: в сердце о. Дионисия, преданном Богу от юности, никому не было тесно. Даже в случаях больших неприятностей и огорчений он относился к их виновникам с удивительным терпением и деликатностью. Таких случаев было немало, и он называл их впоследствии "грустными эпизодами", иногда "очень грустными". "Пути Господни неисповедимы, - писал он по их поводу, - и нам не нужно судить людей, но - смириться и быть гибкими в Его руках, служа Ему и стараясь служить другим..."

В таком огромном городе, как Париж, о. Дионисию приходилось на каждом шагу встречаться с нуждой и горем, с муками совести и сомнений, с тоской одиночества и с душевным расстройством многих людей. Стремясь облегчить их страдания, он взял себе за правило подражать преп. Серафиму, который "повеление Богоматери исполняя... был недоумевающим советник благий, унывающим утешитель, заблуждающихся кроткое вразумление, болящих врач и целитель" (из акафиста преп. Серафиму). Духовное врачевание стало как бы вторым призванием о. Дионисия. Почти каждый день принимал он у себя после литургии посетителей, приходивших к нему с различными нуждами, и неутомимо отвечал на многочисленные письма, содержавшие то исповедь души, то вопль о помощи. В этой деятельности, которую о. Дионисий называл "министерством утешения", находила реальное выражение его любовь к ближним. Она распространялась и на бедных, каких в Париже достаточно, и на больных, на стариков и сирот. Для них ему со всех сторон приносили и присылали различные вещи из обуви и одежды, а также продукты питания. Все это заполняло особую комнату в доме, где жил о. Дионисий, и постепенно раздавалось нуждающимся. Многие десятки посылок с подарками шли от него ежегодно к Рождеству и к Пасхе в адреса бедных людей, не требуя благодарности.

Перед самой кончиной, когда вся жизнь о. Дионисия как бы уплотнилась в зрелый плод, готовый упасть в корзину Садовника, его последней заботой было завещание остающимся на земле: "В Евангелии - всё, всё... особенно глава 25-я Матфея!" - сказал он за несколько минут перед смертью. Нам писали, что, когда он перестал дышать, его лицо стало молодым и таким спокойным, будто он спал.

После отпевания группа ближайших друзей проводила его в Люмини (недалеко от Парижа), где он покоится теперь рядом с матерью, на маленьком кладбище, среди лесов и полей.

Наш друг как-то особенно любил природу. "Сегодня я срезал в нашем саду одну из последних чайных роз. Только что начавшая раскрываться, эта роза стоит предо мной на столе, в маленькой вазе, совсем узкой, как раз для одного цветка. Прекрасная по форме, окраске и аромату, она навевает мне мысли о том, каким будет "Царство Божие" в "Невечернем Дне"...

Так писал нам прошлой осенью о. Дионисий, уже видевший перед собой Зарю этого Вечного и Блаженного Дня.